Лаура Кнайдль - Шёпот магии [litres]

Рид стащил кофе, который я приготовила себе сегодня в качестве исключения, и сделал глоток.

– Думаешь, владельцы магазинов вот так запросто предоставляют сведения о своих покупателях?

– Я думаю, что большинство людей довольно болтливы, когда им нечего бояться. Появиться там под каким-то предлогом будет гораздо приметнее.

– Фэллон права, – сказал Джесс, уже снова сидевший за своим ноутбуком. – А если вам не захотят помочь, мы всегда сможем пустить в ход оружие покрупнее.

Брови Рида поползли вверх.

– И какое же?

– О нем мы поговорим, если до этого дойдет, – парировал Джесс с милой улыбкой, которая не оставляла сомнений, что у него уже готов план Б, а может быть, и планы В, Г, Д и Е. Иногда я удивлялась, как у него голова не взрывалась.

Я как раз собиралась отобрать свой кофе, когда завибрировал мой лежащий на шкафу для посуды мобильный. Я нахмурила лоб, поскольку единственным человеком, который мне в принципе звонил, был Джесс. Рид, оказавшийся ближе к телефону, взял сотовый и протянул мне. Одного взгляда на дисплей хватило, чтобы настроение упало ниже плинтуса.

– Кто там? – спросил Джесс.

– Моя мама. – Появился соблазн не брать трубку, но что это даст? Этот разговор неизбежен, а то, что она так долго продержалась, не контролируя меня, и так казалось чудом. Я вздохнула и приняла вызов. – Привет, мам.

– Фэллон! – Мое имя сорвалось с ее губ как вздох облегчения, и в тот же миг я поняла, что что-то не так. Она еще никогда так не произносила мое имя. Ни единого раза. Поднявшись с табуретки, я машинально пошла к кровати.

– Мам, все нормально?

– Нет. – Голос у нее надломился и… она всхлипнула? До сих пор я лишь дважды в жизни видела, как мама плакала. Первый раз был, когда тетя Луиза узнала о своем диагнозе, а второй – на ее похоронах.

В горле у меня образовался комок, а сердце упало в пятки.

– Мама, ты меня пугаешь. Что стряслось?

– Твой… твой папа.

«О, пожалуйста, нет!»

– Он попал в аварию.

Эти четыре коротких слова выбили почву у меня из-под ног, колени подогнулись. Я осела на кровать и надеялась, молилась, заклинала, чтобы в следующую секунду мама сказала мне, что это шутка. Злая шутка, чтобы наказать меня за непослушание. Но с другого конца линии доносились только рыдания. Рыдания, которые потрясли меня до глубины души, вызывая привкус желчи на языке.

Глаза наполнились слезами.

Нужно ее спросить. Даже если я не желала это слышать.

– Что случилось? Он мертв?

Мама, заикаясь, хватала ртом воздух:

– Нет. Он в реанимации, его будут оперировать, но прогнозы плохие. В его машину врезалась другая, и его отбросило на автомобиль на встречной полосе. Видимо, водитель не заметил красный свет на светофоре.

Как это понимать? «Прогнозы плохие?» Раз они собрались его оперировать, то прогноз должен быть хорошим, разве нет? У него должен быть шанс, иначе они не стали бы тратить на него время и силы. Разве нет?!

– Где вы? – спросила я и инстинктивно направилась к платяному шкафу.

– В Лондоне.

– Через пару часов буду у вас. – Не дожидаясь ответа, я положила трубку и вытащила из шкафа рюкзак. Потом вслепую начала кидать туда кофты, как вдруг на плечо мне легла рука, останавливая на середине движения. Я подняла глаза и увидела встревоженные лица Рида и Джесса, которые оба приблизились ко мне.

Я сглотнула, из-за чего горло сжалось почти до невозможного.

– Мой папа. – Слова, дрожа, срывались с губ. – Он попал в аварию. Мне надо в Лондон. Я…

– Я забронирую тебе билет, – перебил меня Джесс еще до того, как я успела закончить мысль. Я благодарно кивнула, а Рид, который продолжал держать меня за руку, что-то ему шепнул, прежде чем Джесс развернулся и пошел к компьютеру.

Рид притянул меня в свои объятия, и лишь когда мое тело соприкоснулось с его, я осознала, как меня трясло.

– Все будет хорошо, – мягко прошептал он.

– Ты не знаешь.

– Нет, знаю.

– Мама сказала, что прогнозы плохие. – Голос у меня дрожал так же сильно, как и все тело.

– Это еще ничего не значит, – ответил Рид, и я понимала, что это ложь, но хотела ее слышать и верить в нее. А если кому я и могла верить, то это Риду, который практически восстал из мертвых. – У тебя сильный папа. Он выкарабкается. Ради тебя, твоей мамы и магии.

«Магия».

На долю секунды от шока она начисто вылетела у меня из головы, но теперь память вернулась.

Я отстранилась от Рида.

– Джесс! Есть какой-нибудь артефакт, который…

– Уже занимаюсь, – крикнул он мне через плечо. Надеюсь, он найдет магический предмет, способный спасти папе жизнь. Он не заслуживал смерти. Он еще слишком молод, и хоть мы и не образцовая семья, я пока не готова терять отца. Он мне нужен!

Слезы, подступившие еще во время маминого звонка, потекли по щекам, заслоняя мой мир пеленой. Мир, который казался нереальным. Может, я все-таки уснула и проснулась от кошмарного сна.

Зажмурившись, я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, от чего у меня чуть не лопнули легкие. Сердцебиение понемногу успокаивалось, пока я снова и снова напоминала себе, что папа еще не умер. Он жив, и у него был шанс.

Я цеплялась за эту надежду, от которой высохли слезы, и распахнула глаза, готовая собирать вещи в Лондон. Однако Рид уже стоял в шаге от меня. Без тени стеснения он подошел к комоду и начал запихивать в рюкзак мое нижнее белье.

Я не стала ему мешать, а вместо этого села за стойку рядом с Джессом, чтобы написать сообщение маме и подбодрить ее. Потому что какими бы хрупкими ни были наши с ней отношения, моего отца она любила больше всего на свете. Он, наверное, единственный человек на земле, который значил для нее больше, чем магия.

– Вам стоит поторопиться, самолет вылетает через два часа, – объявил Джесс, а потом встал и шагнул к принтеру.

– Нам? – рассеянно переспросила я.

Он кивнул:

– Рид поедет с тобой.

Оглянувшись на Рида, я обнаружила, что он в этот момент складывал в мой рюкзак и кое-какие свои вещи.

– Я только довезу вас до аэропорта, – продолжал Джесс. – А затем вернусь обратно в Глазго. Надо договориться с Мэттом и организовать все заново, на случай если вы с родителями на какое-то время выпадете из строя.

«А твой папа, возможно, навсегда».

Мне не хотелось так думать, но эти слова неизбежно прокрадывались в подсознание, и отчаяние вновь всплывало на поверхность, но я сопротивлялась. Нужно оставаться сильной – ради папы, ради мамы, ради себя самой и всего, что еще предстояло.

Все – каждый человек и каждый предмет – имело свое собственное звучание, свой собственный запах и свое собственное ощущение. Голос Рида напоминал инструмент с одной расстроенной струной. Не идеальный, но все еще приятно звучавший, если сыграть на нем мелодию. Он пах сладким шампунем и с первого момента пробуждал во мне чувство тесной связи.