Татьяна Филатова - Бабки

– Она тебе не девка, – строго сказала Филипповна, – барыня перед тобой, из столицы пожаловала. Вот только, ты меня знаешь, Семенович, я ж сегодня добрая, а завтра могу и навредить. Повторяю тебе: не суй нос не в свое дело!

Махнул мужик рукой на бабку, сплюнул себе в ноги да поехал. Долго они ехали, останавливались редко. Филипповна девушку укрыла одеялом теплым, сама в шаль укуталась.

– Не захвораете? – спросила Ягарья.

– Как захвораю, так и излечусь, – ответила бабка. – Меня матушка моя в свое время крепким здоровьем наградила. Чего ж тебе, барышне знатных кровей, не прижилось в столице то? Не спеши мне отвечать. Я ответ знаю. Отвечай сама себе. Знаю, что бабка у тебя злая, знаю, что матушка твоя душу Богу отдала. Вот только подумай, всякая ли девица твоих годов бросилась бы в тьму такую ехать из града столичного, из роскоши да из удобств? Сватать тебя не с кем тут будет, книжек мы не имеем, потому что и читать не все-то могут. В глухом лесу грамота не сильно службу сослужит, а со зверями лесными мы и без языков нерусских говорить можем. Подумай, барыня, подумай хорошенько…

– Какая я уж теперь барыня… – ответила Ягарья. – Я и фамилией отца называться стыжусь теперь.

– А как у мамки фамилия была? – спросила Фекла.

– Шумская она была, Елизавета Шумская.

– Ох, красивая фамилия… Но и фон Майер не хуже. Пущай не наша, не русская, но отрекаться от нее не смей. Матушки в живых уж давно нет, а вот отец жив, и уважать ты его должна.

– Много там таких же, как мы?

Баба Феня рассмеялась.

– Немного. Дом большой, старинный. Перестроить давно пора… Семеро нас в нем живет. Сиротка есть взрослая, лет ей, как тебе. Не так давно тоже к нам пожаловала. Красивая девка, умная, подружитесь вы с ней. Двое из семи – мамка с дочкой малолетней. Тебе девчушка понравится. Она всего на пару годков меньше тебя, да только нарядов городских не примеряла никогда, оттого и похожа на дитя малое. А надень на нее платье, как на тебе, перстень на палец, – Филипповна посмотрела на золотой перстень с выгравированной буквой, что был надет на палец девушки, – шляпу широкую да бус навесь – будет и она под стать дворянам Петербургским.

– Как звать ее? – спросила Ягарья.

– Верочкой, – улыбнулась женщина.

– А отец у нее есть?

– Мужчины с нами не уживаются, – улыбка сошла с лица бабы Фени. – Не написано на роду у нас быть женами счастливыми. Иль дочерями. Коль ведунья замуж выходит, то либо она вдовой сразу становится, либо сама душу Богу рано отдает, как твоя матушка. Сыновей нам Бог не дает, одни только девки. И на том спасибо… Да только девки от отцов своих бегут, как ты, или мрут папеньки. Не судьба нам жить бок о бок с мужчинами, пускай даже с родными. Так что нет, у Верочки отца нет. Нашла ее мамка в свое время Никитку одного, сильный парень, крепкий, красивый. Да, как только Верочку стала под сердцем носить, тут же сбежала от него. Иначе быть беде. Проклятие это наше. За дар наш…

Ягарья слушала внимательно женщину и думала о том, слышит ли ее слова мужичок, что кобылу погонял.

– Не слышит, – улыбнулась баба Феня. Ягарья глаза свои карие округлила. – Я ему монету даю, чтобы моя совесть перед Богом чиста была, но нашептать ему, чтобы он по дороге не помнил, что я в телеге еду – это святое дело! Иначе заболтает… Ох и болтливый мужик!

– Вы знаете, что я думаю? – спросила девушка.

– Нет. Вернее, не все. Что-то знаю, что-то догадываюсь. И ты так научишься, ежели прилежно учиться будешь.

– Буду, Фекла Филипповна, буду.

– Зови меня бабой Феней. И я не императрица, чтобы ко мне на «Вы» обращаться. Мы, колдуньи лесные и кикиморы болотные, – она рассмеялась, – одному роду ведьмовскому принадлежим. Стало быть, сестрами друг другу приходимся. А станешь ли ты сестру свою звать так, словно царица перед тобой? То-то же. А теперь, барыня, поспи. Устала, поди. Перины нет, но спать надо. К утру приедем, потом добрый час пешком по тропинке идти. Сил набраться надо…

Девушка послушалась и, вдохнув морозную вечернюю прохладу, закрыла глаза.

***

Выдохнув, Ягарья открыла свои карие очи, вокруг которых время щедро насадило морщины. Осмотрелась она. В усадьбе было тихо. В деревню уже поспевало ближайшее немецкое командование, чтобы разобраться в ночном инциденте. Она выиграла им время. Или же навлекла беду.

Приближался Новый год. Не любила Ягарья этот праздник, потому что вспоминалось ей детство, когда мама еще была жива. Родители всегда баловали дочку, подарки дорогие дарили, но главное, что все вместе были.

Но, несмотря на внутреннюю хандру, Новый год всегда Павловна организовывала лично, чтобы девочек порадовать. Дети должны верить в чудо, пускай даже и сами от рождения чудесными детьми были. Тем паче теперь, когда в усадьбе ребятишек стало куда больше. Мальчишки… Что они любят? Ягарья с улыбкой наблюдала за тем, как они играли. Были у нее братья двоюродные, сыновья маминого брата сводного. Да только когда это было…

Не могла Павловна не заметить, как Настя привязалась к маленькому Саше, а ребенок, повзрослевший раньше срока, не хотел бросать руку девушки, все время подле нее держался.

Девчушки, что в усадьбе родились, сперва стеснялись мальчишек, а потом и глазки им строить начали, кто как умел. Особенно заглядывались они на Ванюшу – самого старшего из гостей. Да только Ваня даже не глядел на них. Он стал слишком взрослым, он чувствовал на себе ответственность за брата и сестру, а еще стыдился есть чужой хлеб да спать в чужом доме. Знал только, что иначе нельзя пока, потому и за любую работу брался, чтобы помочь женщинам, которых мамка его всегда ведьмами звала. А теперь мамы нет, а брат меньший с сестренкой есть, и им есть надо и спать в тепле, а ведьмы эти пускай и ведьмами были, да только заботились о них.

– Я в партизаны уйду, – сказал как-то Ваня Насте.

– Ишь ты, удумал он, – строго сказала девушка, – уйдет! А своих на кого бросишь?

– Вы добрая, вы о Сашке заботитесь. Милка уже большая девка, помогать вам будет. А я не могу тут сидеть среди…

– Среди баб? – спросила Настя. Ваня промолчал. – А когда отец твой вернется, что я ему скажу? Где сын его делся?

– Не вернется батя, и вы это знаете, – ответил парень.

– Не знаю, Ваня, не знаю. Да только верить все равно надо.

– Мама тоже верила…

– Не гневи Бога, Ванюш, ой не надо. Погоди чуток, авось и война закончится.

Не ответил Ваня ничего. Да и Настасья его прекрасно понимала, но, пускай и сама молодой еще была, чувство материнское заставляло отговаривать мальчишку.

Солнечным зимнем утром выбрали они сосну небольшую, Ваня, как настоящий деревенский мужик, срубил ее сам и приволок в усадьбу. Кухарки пирогов напекли. Детвора радовалась, не подозревая, что в нескольких десятках километров от них умирают люди. Одаренные девчушки, конечно, знали и понимали все, невзирая на возраст. Ягарья приказала всем, в случае обстрела или очередного визита немцев, прятаться в погреба.