Татьяна Филатова - Бабки

– Ольга, – горделиво ответила девочка.

– Ну, Ольга, нос-то ты не задирай. Я ждала тебя. Чуяла, как ты мечешься от одного города к другому, знала, что сердце твое ищет места. Как ни крути, все ведьмины дорожки ведут на Брянщину…

– Ведьмины?

– А то, – улыбнулась женщина, – от самой бабы Яги, от кикиморы, от лешего, – она рассмеялась. Девочка тоже улыбнулась: сказки, пускай и страшные, любили все дети.

– А как вас зовут? – более доверительным голосом спросила Оля.

– Зови меня бабой Феней, – улыбнулась женщина. – Пойдем со мной и ничего не бойся.

– Вы такая же, как и я?

– Немножко. Все мы чем-то отличаемся, все мы чем-то схожи. Но таких, как мы с тобой, Оленька, не много осталось… Поэтому нам надо держаться вместе. Сейчас я тебе булку какую в дорогу прикуплю, да поедем. Холодно, немудрено замерзнуть. Надо поесть. То, что ты сиротка, я знаю наперед. Почти все наши – сироты.

– А куда мы поедем? Что я там должна буду делать? – спросила Оля.

– Должна? – снова рассмеялась баба Феня. – Ничего ты и никому не должна, запомни это, деточка! Ты должна жить! И хватит с тебя. Должна она, ишь ты…

***

Два года уже, как Настя жила в Ведьминой усадьбе. Больше года, как шла война. Страна пыталась выжить, все от этого устали. Голубое небо не радовало, теплое солнце не вселяло надежду, ветер не приносил желаемой свежести. Над землей нависала смерть.

Ягарья Павловна долго, очень долго о чем-то говорила с Марусей, обнимала ее, по голове гладила. После беседовала с Верой Никитичной и Галиной Степановной с более серьезным выражением лица.

Грех на душу брали бабы: котят топили многочисленных. Одного Татьяна не дала жизни лишить – точно Васькин сын, точная копия. Кузьмой назвала. Подрастал котенок. Но и Кузьку своего царапучего мелкого детишкам в руки отдала, когда Павловна и к ней с беседой пожаловала.

А потом пришли они.

Когда первый осенний ветер холод за собой принес, в усадьбу приехало три машины фрицев. В каждой было по четыре человека, при каждом было оружие. Мало-по-малу, все они уже понимали русскую речь, как-никак второй год в русских деревнях околачивались.

Спрятаться никто не успел. Все на виду были.

Одна машина стояла на месте, никто из нее не вышел. Из двух других вышли все, кроме тех, кто сидел у руля.

– Что за деревня? – на ломаном русском спросил один военный у женщин, застывших перед ними на улице. – Я говорю: что за деревня?

– Усадьба, – раздался властный голос Ягарьи. Она вышла на крыльцо. На плечах у нее висел красивый, расшитый цветами платок, на пышной груди лежали бусы из крупных красных бусин. Подбородок был высоко поднят. Она была хозяйкой.

– Мы забираем еду и девушек, – сказал фриц.

– Ich glaube nicht (Я так не думаю), – сказала Ягарья и спустилась с крыльца. Трое из шести автоматов были направлены на нее. Она посмотрела по сторонам, оценила ситуацию и поняла, что на этот раз легко они не смогут отделаться. Переведя взгляд на того фрица, что говорил с ней, она буквально вонзила в его глаза всю свою волю.

Немец быстрым движением повернулся, перенаправил оружие и мгновенно расстрелял двоих своих солдат. Все, кто оставался в автомобилях, тут же выпрыгнули из них и сняли автоматы с предохранителей.

– Die Hexe (Ведьма)! – сказал один из тех, кто стоял во дворе. Стрелявший направил оружие на него, но не успел выстрелить: его убили те, кто уже подбегал сзади.

– Трое, – шепнула под нос Павловна.

Тем временем все, кто был в домах, стали спешно прятаться в погреба. На улице оставалось пятеро девушек и Ягарья. Была среди них и Маруся.

– Was ist mit ihm passiert? Ist er verrückt? (Что с ним произошло? Он сошел с ума?) – переговаривались немцы. Ягарья стояла недвижимо, только глаза ее бегали, выискивая свободный враждебный взгляд. На нее никто не смотрел.

– Кто здесь живет? – спросил, наконец, обративший на Ягарью внимание офицер, что последним вышел из машины. Однако в глаза он ей не смотрел. Это был высокий, широкоплечий мужчина не моложе самой Ягарьи.

– Здесь живут только женщины и дети, – ответила ему Павловна.

– Почему мы о вас не знаем?

– Sie haben uns nicht gefunden. Und wir haben Sie nicht gesucht (Вы нас не нашли. А сами мы вас не искали), – ответила Ягарья.

– Интересно, – сказал немец. – Учитель? Переводчик?

– Немка.

– Deutsch … Interessant (Немка… Интересно).

– Что вам нужно?

Немец рассмеялся. Девушки, Ягарья Павловна и фрицы стояли каждый на своем месте, напряжение достигало своей самой высокой точки. У Павловны проступил пот на лбу. Но волнения она не выдавала.

– Что нам нужно? – переспросил, ухмыляясь, фриц на достаточно хорошем русском. – Сейчас мы осмотрим эти дома, возьмем, что нам надо и после того решим, что с вами делать.

– А мы решим, что с вами, – снова беззвучно пробурчала под нос Павловна.

Настя хотела выйти. Очень хотела. В другое время она бы вышла во двор также, как и тогда, когда забрала Марусю из немецкого автомобиля. Но сейчас она была в погребе вместе с остальными: с Таней и ее Кузьмой, с Никитичной и Шурой, другими девчатами… Настя, все же, сидела выше всех, на ступенях, сжимая автомат, готовая, в случае, если немцы войдут в дом, коли не глазами их повалить, то выстрелить в них.

Но на улицу нос не совала. Не рисковала.

Девятеро против одной. Оружие против… глаз?

Слишком далеко они стояли. Не видела Ягарья их зрачков.

Двое занимались тем, что погружали в один из автомобилей своих троих убитых, обсуждая между собой, что же между ними произошло. Один из них утверждал, поглядывая на Ягарью, что баба та русская, хоть и говорит, что немка – ведьма. Второй ругался на него, говорил, чтобы тот не болтал подобную чушь, а молча делал свое дело.

Девушки, что от страха жались друг ко дружке, плакали. Беззвучно по щекам стекали слезы, а пара немецких солдат, которые держали направленные на них автоматы, уже представляли, как затащат их в дом. Ягарья это видела и все понимала.

– Lass sie gehen (Отпусти их), – смирившимся тоном сказала она фрицу, что говорил с ней.

Тот ничего не ответил, только махнул автоматом, показывая, что женщина должна присоединиться к остальным.

Двое вошли в один из домов и через пару минут выгнали из него нескольких женщин и детей. Среди них были и деревенские дети. Затем немцы вошли в дом, где жила Ягарья.

Рука не дрогнула, хотя сердце колотилось, как бешеное. Настя не стала ждать, когда подействуют ее чары: слишком далеко лицо фрица было от ее глаз. Она нажала на курок и не отпускала его, пока не уложила обоих, один из которых рухнул в погреб к напуганным женщинам. Для Насти то мгновение, пока она стреляла, показалось вечностью, хотя ушло у нее на это не больше двух секунд.

Услышав стрельбу в доме, фриц приказал еще двоим, тем, которые укладывали погибших, проверить, что происходит в доме, а сам взвел курок, направив его на толпу, стоявшую перед ним. Ближе всех стояла властная женщина, которая именовала себя хозяйкой усадьбы. Справа от нее, сжимая ее руку, словно ребенок, прижималась к ней Маруся. Немец решил, что это были мать с дочкой.