Рик Форд - Странствие за Фарадоунами [ЛП, ред.sonate10, Linnea, с картинками]

На заснеженной поляне наступила мертвая тишина; яркие серебристые лучи луны высвечивали внимательные, тревожные и боязливые морды животных, внимавших инструкциям Уизена. Крохотные облачка от дыхания замерзали в холодном воздухе, и Брок слышал тяжелое испуганное сопение сидевшего рядом кролика. «Чей настанет черед?» — гадали звери, и в их памяти вставали образы тех, кого в прошлом на их глазах подстрелили насмерть или, того хуже, ранили и оставили умирать с разнесенными в клочья лапами. И над всеми их страхами — вечный вопрос, на который не ответил бы никто, даже Уизен: «За что?»

— А теперь, — прервал молчание филин, поняв, что следует вернуть мысли собравшихся обратно к повестке дня, ко второму пункту, — есть другой предмет, к которому я желал бы привлечь ваше внимание. Я кое-что уже знаю о нем, поскольку со мной поговорил мой сын Уорригал, но мне бы хотелось услышать все с самого начала, из первых уст.

Сердце у Брока засбоило; он поискал глазами Уорригала — тот сидел невысоко справа на старой ветви. Филин взглянул в ответ и пожал плечами.

— Брок, — продолжал Уизен, — пожалуйста, не поведаешь ли ты всем нам не спеша и ясно, что именно произошло прошлой ночью.

Сильно нервничая, нетвердым шагом Брок слегка выдвинулся вперед на свободное пространство перед Советом и начал рассказывать о событиях предыдущей ночи. Он строго придерживался фактов, опустив все свои соображения о «предназначении» и «судьбе», потому что не смог бы найти верных слов, чтобы выразить их, и, во всяком случае, это были его личные чувства, которыми он, в общем-то, не хотел делиться со всеми прочими животными. К тому времени, когда он дошел в рассказе до того, как подобрался к ребенку и коснулся его, Брок смутно различал сотни тихих шепотков и бормотаний и видел, что все в Совете сосредоточенно подались вперед, ловя каждое сказанное слово. Когда он закончил рассказ тем, как затащил уркку в логово и как Тара дала сосцы ребенку, звери расшумелись, подняли сердитую перепалку — эта необычайная история, включая все ее последствия, начинала овладевать умами животных.

Уизен, зная, что бесполезно даже пытаться прекратить гам, позволил ему продлиться какое-то время — пускай все выговорятся, прежде чем продолжить обсуждение. Когда шум начал успокаиваться, он призвал к тишине. Наконец последнее бормотание стихло. Брок вовсе не так страшился, как, наверное, следовало бы; на деле он чувствовал странную уверенность в себе, хотя это отчасти могло быть из-за того, что он почти не сомневался в поддержке Уизена.

— Сейчас я попрошу Уорригала поделиться своим мнением и взглядом на дело, — сказал старый филин, — а потом вы сможете задать свои вопросы. Прежде чем начать, однако, я хочу спросить Сэма, были ли какие разговоры на эту тему в деревне.

Сэм снова встал и сказал, что нет, никто ни о чем таком не упоминал, и он сам только сейчас впервые об этом услышал.

Потом Уорригал слетел вниз и встал в центре открытого пространства. По мере своего выступления он медленно поворачивался кругом, чтобы по очереди обратиться к каждой части аудитории, и раскрывал крылья, когда хотел что-либо подчеркнуть или сделать ударение на отдельном пункте. Говорил он мастерски; речь его полнилась ссылками на легенды и на До-Людские времена и была пересыпана множеством завуалированных намеков на Волшебный Народ и Повелителя эльфов. Он припомнил легенду об Уркку-Спасителе и о ее окончании, которое было утрачено с течением времени и которого никто, за исключением, может быть, самого Лорда-эльфа, не помнил. Уорригал знал — животные обожают легенды и истории; самой мысли, что они и вправду могут вот-вот собственными глазами лицезреть легенду, должно быть достаточно, чтобы хотя бы отчасти склонить их к разрешению уркку жить в лесу. Страх и почтение, с которым все животные относились к имени Повелителя эльфов, и тот подтекст, что Лорд-эльф знает о детеныше уркку и желает, чтобы ребенок оставался здесь, должны были убедить Совет и других животных, что приютить уркку у себя будет правильно.

Окончив выступление, Уорригал остался стоять на месте, а Уизен поблагодарил его (втайне страшно гордясь чрезвычайно искусной речью сына) и спросил, есть ли какие-нибудь вопросы. Поначалу наступила лишь смущенная тишина, пока животные набирались храбрости, чтобы выступить вперед и высказать, что у них на уме. Наконец Руфус, нервно покашляв, нарушил молчание. Судя по виду лиса, он охотнее встретился бы с шестью гончими псами, чем вот так выступать на публике.

— Я… — начал он и еще раз кашлянул, прочищая глотку, — я думаю, что буду говорить за большинство из нас, если скажу, что никому из нас не нравится идея держать в лесу уркку. — Это заявление встретили негромким одобрительным ворчанием, придавшим лису смелости. Его голос стал тверже и громче. — Уркку никогда не приносили нам ничего, кроме зла; они уничтожают наши дома, они отравляют нашу пищу, они пытаются убить нас сотней способов, и всякий из них доставляет нам ужаснейшие муки и страдания. Отчего мы должны помогать какому бы то ни было уркку, даже если он только ребенок? — Он остановился, потому что больше ничего не приходило в голову: мысль об уркку разозлила его, а когда Руфус злился, ясное мышление давалось ему с трудом; лис должен всегда оставаться хладнокровен и невозмутим.

Следом Пиктор высказал вслух еще одно беспокоившее всех соображение:

— Разве можно ему доверять? — начал он. — Я согласен, пока он дитя, он не сможет причинить нам вреда, но когда он вырастет, то узнает все наши секреты и наши способы защиты и, что еще хуже, он вызнает, где наши дома. Что, если он присоединится к своим? Со всеми его знаниями он сможет уничтожить нас всех за один день. Мне это не нравится!

После выступил Стерндейл:

— Я согласен со всем сказанным Руфусом и Пиктором, но чувствую, что нам следует довериться мнению наших старейшин Уизена и Бруина. В любом случае, уркку не сможет причинить нам вреда еще несколько сезонов, и если дело обернется к худу, нам придется убить его прежде, чем он доберется до своих. Но лично я хотел бы какое-то время подождать и посмотреть; если легенда правдива, то, отделавшись от него прямо сейчас, мы поступим глупо.

Остальные члены Совета согласились, что решение следует оставить за Уизеном и Бруином. Бруин говорил первым и сказал, что он, как и его благородный друг Стерндейл, считает «подождать и посмотреть» наилучшей тактикой; втайне, однако, он верил, что маленькое дитя, лежащее в логове, неким образом докажет (хоть Бруин и не знал каким), что он тот друг и союзник, о котором говорилось в древней легенде.

Уизен, разумеется, согласился. Когда Уорригал рассказал ему новость, он сразу понял, что пришло время, о котором он так долго грезил. Ребенок должен жить у Брока, сказал собранию филин, потому что он там в безопасности и счастлив, и все они могут довериться внуку Бруина, ибо он храбрый и не лишенный воображения барсук, а Тара — практичная супруга, которая будет ухаживать за ребенком и охранять его наилучшим образом. Опекуны ребенка будут докладывать Совету о его развитии на сезонных собраниях, и Совет будет принимать соответствующие решения насчет его будущего.