Виктория Авеярд - Стеклянный меч [litres]

– Откуда ты столько знаешь про медведей? – спрашиваю я, хотя бы для того, чтобы заполнить тишину легкой беседой.

Ада прекрасно это понимает, но тем не менее подыгрывает.

– Губернатор Рамбос любит охоту, – отвечает она, пожав плечами. – За городом у него поместье, и его сыновья согнали туда всяких странных зверей, чтобы он мог поохотиться вволю. В основном медведей. Очень красивые животные. У них черный мех и внимательные глаза. Они довольно мирные, если к ним не лезть. Нашего егеря, который за ними ухаживал, они тоже не трогали. Маленькая Рор, губернаторская дочка, хотела себе медвежонка, но всех медведей убили, прежде чем они успели дать потомство.

Я помню Рор Рамбос. Девочку-сильнорука, которая походила на мышку, но могла голыми руками превратить камень в пыль. Она участвовала в Выборе Королевы давным-давно, когда я была простой служанкой, такой, как Ада.

– Впрочем, вряд ли можно назвать охотой то, что делал губернатор, – продолжает Ада, и в ее голосе звучит грусть. – Он сажал медведей в яму, где можно было с ними драться и ломать им шеи. Его сыновья тоже это делали, ради тренировки.

Медведи – жестокие, опасные звери, но интонация Ады говорит о другом. Ее застывшие глаза могут означать лишь то, что она лично видела эту яму и запомнила каждое мгновение.

– Какой ужас.

– Кстати, ты убила одного из сыновей губернатора. Его звали Райкер. Он должен был стать твоим палачом.

Я никогда не хотела знать его имя. Я никогда не спрашивала, как звали тех, кого я убила в Чаше Костей, и никто мне не говорил. Райкер Рамбос, погибший от удара током на песке арены и превратившийся в груду почерневшей плоти.

– Простите, мисс, я не хотела вас расстраивать. – На лице Ады вновь возникает маска спокойствия, и вместе с ней – безупречные манеры девушки, которую воспитывали служанкой.

Могу лишь представить, как ужасно Аде, при ее способностях, было все видеть, но не говорить, не иметь возможности проявить себя, открыть свою истинную натуру. Но еще ужаснее думать, что в отличие от меня Аду не спасут провалы в памяти или недостаток анализа. Она знает и понимает так много, что это грозит ее сломить. Как и я, она должна непрерывно бежать.

– Я расстраиваюсь только тогда, когда ты называешь меня «мисс».

– Боюсь, это привычка.

Ада ерзает и лезет рукой под одеяло. Я слышу отчетливый шелест бумаги и ожидаю увидеть очередную газету, в которой описываются подробности коронационной поездки Мэйвена. Но вместо этого Ада извлекает какой-то документ, вполне официального вида, хотя и помятый, с обожженными краями. На нем изображен алый меч – символ армии Норты.

– Шейд забрал его у того охранника в Корвиуме.

– Ага, которого я поджарила.

Я касаюсь обгоревшей бумаги. Грубый почерневший листок грозит рассыпаться. Странно, что он уцелел, буквально вопреки всему.

– Они готовятся, – бормочу я, разбирая приказ. – К переброске солдат.

Ада кивает.

– Десять легионов сменят те девять, что удерживают фронт в Чоке.

Легион «Буря», легион «Молот», легион «Меч», легион «Щит» – их названия и номера перечислены в списке. В каждом пять тысяч Красных солдат и примерно пять сотен Серебряных офицеров. Они собираются в Корвиуме, а потом отправятся в Чок, чтобы сменить солдат на передовой. Ужасно, но меня это не интересует.

– Хорошо, что мы уже побывали в Корвиуме. – Вот и все, что я могу сказать. – По крайней мере, мы разминулись с несколькими сотнями Серебряных.

Но Ада ласково касается моего плеча, и ее длинные ловкие пальцы кажутся холодными даже сквозь рукав.

– Десять, чтобы сменить девять. Почему?

– Они планируют прорыв?

Опять-таки я не понимаю, почему должна об этом думать.

– Мэйвен, возможно, хочет устроить шоу, показать, какой он прекрасный воин, сделать так, чтобы все забыли Кэла…

– Вряд ли. Атака на передовой требует по крайней мере пятнадцати легионов, пять для несения охраны, десять для боя. – Взгляд Ады перебегает туда-сюда, как будто она представляет себе битву.

Я невольно поднимаю бровь. Насколько мне известно, у нас тут не валяются справочники по военной тактике.

– Принц прекрасно разбирается в военном деле, – поясняет Ада. – Он хороший учитель.

– Ты показала Кэлу это извещение?

Ее колебание – весьма красноречивый ответ.

– Кажется, это смертный приговор, – негромко произносит она, опустив голову. – Девять легионов, чтобы сменить уставших солдат, десятый – чтобы умереть.

Безумие. Даже для Мэйвена.

– Не вижу смысла. Зачем тратить даром пять тысяч хороших бойцов?

– Их официальное название – легион «Кинжал». – Ада указывает на листок.

В этом легионе, как и в остальных, пять тысяч Красных, и он направляется прямо на передовую.

– Но губернатор Рамбос называл его иначе. «Детский легион».

– Детский…

И до меня доходит. Я мысленно переношусь в Так, в лазарет, и чувствую, как полковник дышит мне в спину. Он собирался выдать Кэла, использовать его, чтобы спасти пять тысяч детей, ныне марширующих к безвременной могиле.

– Новобранцы. Подростки.

– От пятнадцати до семнадцати лет. «Кинжал» – первый детский легион, который король счел «готовым к бою». – Ада даже не старается скрыть злую усмешку. – В лучшем случае, они тренировались два месяца.

Я помню, какой была в пятнадцать лет. Я уже умела воровать, но в целом оставалась маленькой и глупой и больше думала о том, как бы позлить сестру, чем о собственном будущем. Я считала, что у меня еще есть шанс избежать призыва. Мне еще не начали сниться винтовки и засыпанные пеплом траншеи.

– Их перебьют.

Ада выпрямляется. Лицо у нее мрачное.

– Видимо, в том-то и смысл.

Я знаю, чего она хочет и чего захотели бы многие, если бы узнали про этот приказ. Дети-солдаты, которых вот-вот пошлют в Чок, – следствие Мер. Король наказывает своих подданных за восстание Алой гвардии. Такое ощущение, что я лично обрекла их на смерть – не сомневаюсь, многие так и считают. Вскоре из-за меня прольется море крови, а я ничего не могу поделать. Будет столько невинных жертв, вроде того младенца в Темплине.

– Мы не можем им помочь. – Я опускаю взгляд, не желая видеть разочарование в глазах Ады. – Мы не в состоянии сражаться с целыми легионами.

– Мэра…

– А ты знаешь, как им помочь? – перебиваю я, и мой голос резок от гнева. Девушка испуганно съеживается и замолкает. – Значит, и я не знаю.

– Конечно. Вы правы, мисс.

Это слово жжет. Не исключаю, что Ада того и хотела.

– Карауль дальше, – бормочу я и поднимаюсь с бревна, по-прежнему держа листок в руке.

Я медленно складываю его и прячу поглубже в карман.

«Каждый труп – это намек».

«Сдайся, и все закончится».

– Через несколько часов летим в Питарус.