Виктория Авеярд - Стеклянный меч [litres]

– Ох-х, – выговаривает она, искоса улыбаясь Кэмерон.

Но та не улыбается в ответ. Она резко разворачивается на каблуках, взметнув волосами, и становится лицом ко мне. Или, точнее сказать, лицом к моей макушке. Я вижу знакомый гнев. Сегодня он ей пригодится.

– Что?

– На сегодня хватит, – резко заявляет она, сверкнув белыми зубами.

Я невольно скрещиваю руки на груди и стараюсь держаться как можно прямее. Глядя на Кэмерон, я чувствую себя леди Блонос.

– Мы закончим через два часа, Кэмерон, и этого еще мало. Нам нужно использовать каждую секунду…

– Я сказала, хватит, – повторяет она.

Для пятнадцатилетней девочки она бывает пугающе упрямой. Ее длинная мускулистая шея блестит от пота, дыхание затруднено. Но Кэмерон подавляет желание отдышаться, она изо всех сил старается не сдавать позиций. Старается казаться равной.

– Я устала, я хочу есть, и мне предстоит бой, в котором я не хочу участвовать. ОПЯТЬ. Будь я проклята, если сдохну с пустым желудком.

Лори, у нее за спиной, смотрит на нас широко раскрытыми, немигающими глазами. Я знаю, что сделал бы Кэл. Он сказал бы, что это неповиновение, которое нельзя терпеть. Нужно настоять на своем, заставить ее пробежать круг по поляне, проверить, сумеет ли она убить птицу с помощью своей способности. Кэл ясно дал бы понять, что она не тут главная. Он умеет обращаться с солдатами, но эта девочка – не его подчиненная. Кэмерон не склонится ни перед чьей волей. Она провела слишком много времени, подчиняясь свисткам, обозначающим конец смены. Правилам, которые передавались поколениями порабощенных фабричных рабочих. Она ощутила вкус свободы – и не станет повиноваться приказам, которые не желает исполнять. Однако, хотя Кэмерон возражает буквально против всего здесь, она не уходит. Даже обладая такой способностью, она остается.

Я не стану благодарить ее за это – но позволю ей поесть. Я тихо делаю шаг в сторону.

– Полчаса перерыв, потом возвращайся.

Глаза Кэмерон вспыхивают гневом, и знакомое зрелище чуть не заставляет меня улыбнуться. Я невольно восхищаюсь этой девочкой. Однажды мы, возможно, даже подружимся.

Она не соглашается, но и не спорит – и уходит с нашего конца поляны. Остальные глядят ей вслед, наблюдая, как она бросает вызов девочке-молнии, но меня совершенно не волнует, что они могут подумать. Я им не капитан. И не королева. Я не лучше и не хуже любого из них, и пора всем увидеть меня такой, какая я есть. Еще одна новокровка, еще один боец – и не более.

– Килорн добыл кролика, – говорит Лори, хотя бы для того, чтобы нарушить тишину.

Она принюхивается и облизывает губы. Леди Блонос бы это с ума свело.

– Сочного!

– Тогда пошли, – негромко говорю я, указывая на костер на другом конце поляны.

Лори не нужно просить дважды.

– У Кэла дурное настроение, предупреждаю, – добавляет она, быстро шагая мимо. – Короче, он ругается и пинает все, что подвернется.

Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что Кэла на поляне нет. Сначала я удивляюсь, а потом вспоминаю: Лори слышит буквально все, если немножко напряжется.

– Я о нем позабочусь, – уверяю я и быстро шагаю к дому.

Лори сначала следует за мной, но потом раздумывает и позволяет мне бежать впереди. Я даже не стараюсь скрыть тревогу: Кэла нелегко раскачать, и планирование его в норме успокаивает, даже радует. Что бы ни испортило ему настроение, это затрагивает и меня, гораздо сильнее, чем следует в канун атаки на тюрьму.

В убежище пусто – все тренируются во дворе. Даже дети пошли посмотреть, как взрослые учатся драться, стрелять и управлять своими способностями. Я рада, что они не путаются под ногами, не цепляются за руки и не лезут с глупыми вопросами о своем кумире – принце-изгнаннике. У меня, в отличие от Кэла, не хватает на детей терпения.

Завернув за угол, я чуть не врезаюсь в брата, который идет откуда-то со стороны спален. За ним следует Фарли, чему-то улыбаясь, но ее улыбка исчезает, как только она замечает меня.

Так.

– А, Мэра, – произносит она и, не останавливаясь, шагает дальше.

Шейд пытается сделать то же самое, но я вытягиваю руку и останавливаю его.

– Чем могу помочь? – спрашивает он.

Губы у него подергиваются, отчаянно борясь с лукавой кривой усмешкой.

Я пытаюсь смотреть на брата сердито, хотя бы только внешне.

– По идее, ты должен сейчас тренироваться.

– Волнуешься, что я мало упражняюсь? Уверяю тебя, Мэра, – говорит Шейд, подмигнув, – нам хватает.

Это ожидаемо. Фарли и Шейд уже давно неразлучны. Тем не менее я громко ахаю и шлепаю его по руке.

– Шейд Бэрроу!

– Да брось, все уже в курсе. Я не виноват, что ты не заметила.

– Мог бы мне и сказать! – выпаливаю я, цепляясь за первый предлог, чтобы выбранить его.

Шейд жмет плечами, продолжая ухмыляться.

– Типа, как ты сказала мне про Кэла?

– У нас…

«…все по-другому». Мы не прячемся посреди дня, да и ночью ничего особого не делаем. Но Шейд вскидывает руку, останавливая меня.

– Если ты не против, я не особо хочу знать, – говорит он. – А теперь извини, мне надо потренироваться, как ты и заметила.

Он удаляется, держа руки поднятыми, словно побежденный боец. Тщетно пытаясь подавить улыбку, я позволяю брату уйти. В моей груди распускается крохотный бутон счастья – такое незнакомое ощущение после долгих дней отчаяния. Я оберегаю его, как огонек свечи, пытаясь сделать так, чтобы он горел и жил. Но при взгляде на Кэла мой огонек тут же гаснет.

Он сидит на перевернутом ящике в нашей комнате, расстелив на коленях знакомую карту. Это оборотная сторона одной из карт полковника, теперь покрытая педантично выведенными линиями. План тюрьмы Коррос – во всяком случае, то, что сумела припомнить Кэмерон. Я не удивилась бы, увидев, что края бумаги дымятся, но Кэл удерживает свой огонь в пределах обугленной ямы в полу. Пламя отбрасывает танцующие алые отсветы, при которых нелегко читать, но Кэл сосредоточенно щурится. В углу лежит нетронутым мой мешок, полный навязчивых записок Мэйвена.

Я медленно подтаскиваю вторую коробку и сажусь рядом с Кэлом. Он как будто ничего не замечает, но я знаю, что это не так. Ничто не ускользает от его солдатского чутья. Когда я толкаю Кэла плечом, он, не отрывая глаз от карты, тихонько касается моей ноги. Меня окутывает тепло. Он не убирает руку, а я не отталкиваю ее. Никогда не смогу.

– Ну, что случилось? – спрашиваю я, положив голову ему на плечо.

«Так мне будет лучше видно карту».

– Не считая Мэйвена, его матери, плана этой чертовой дыры и того, что я ненавижу крольчатину? Да ничего, спасибо, что спросила.

Я хочу рассмеяться, но едва могу изобразить улыбку. Шутить не в обычае Кэла, особенно в такое время. Это дурновкусие в духе Килорна.