Виктория Авеярд - Шторм войны [litres]

И немедленно сожалею о своем желании, чтобы Мэйвен проявил хоть какое-то чувство. Глаза у него чернеют, зрачки расширяются от бешенства. Рот приоткрывается, обнажив зубы (я ожидала увидеть клыки). Стражи вокруг заметно напрягаются. Интересно, вмешаются ли они, если он захочет ударить меня. Сомневаюсь. Я их подопечная, но в первую очередь они берегут Мэйвена. «В этом браке он всегда будет на первом месте».

– У моей жены богатое воображение, – насмешливо говорит Мэйвен.

Но я сказала правду. Неприятную правду. Я знала, что он одержим ею, влюблен каким-то очень извращенным и гнусным образом, но его реакция свидетельствует о чем-то более глубоком. Душевный изъян, дело чужих рук. Это сотворила с Мэйвеном мать по какой-то непостижимой причине. Вонзила в его сердце и мозг копье боли, страданий и мучительной любви к Мэре.

И, как бы ни предостерегали меня инстинкты, я ощущаю еле уловимую жалость к Мэйвену Калору. Он весь – чужое творение. Кто-то безупречно разобрал беднягу на части и кое-как сложил обратно.

Его гнев сродни грозовой туче, которая уплывает, оставив за собой напоминание о громе. Стражи расслабляются. Мэйвен расправляет плечи и проводит рукой по волосам.

– Ваша ошибка, Страж Рамбос, заключается в презрении, – говорит он, и в его голосе звучат снисходительные мальчишеские интонации, которыми он очаровывает людей.

Он легко шагает дальше, заставляя двигаться и нас. Мне кажется, что Стражи стараются держаться от него чуть дальше.

– Мы воюем, да, и эти люди – наши враги. Но, тем не менее, они – люди. Многие из них – мои законные подданные и ваши собственные соотечественники. Когда мы победим, то будем рады их возвращению в Норту. Разумеется, за некоторыми исключениями, – добавляет он с заговорщицкой улыбкой.

Эта ложь дается ему так легко, и я дрожу, невзирая на жару.

– Здесь, сэр, – наконец говорит один из Стражей, указав на дом, который с первого взгляда ничем не отличается от остальных. Но, если присмотреться повнимательней, можно заметить, что за растениями хорошо ухаживали. В ящиках на окне – яркие цветы и пышная зелень.

Мэйвен смотрит на дом, как будто обозревает труп. Он медленно поднимается по ступенькам к двери.

– И что за выродок жил здесь? – наконец спрашивает он.

Поначалу Стражи не отвечают. Боятся ловушки. Только нимфе Озанос хватает храбрости. Кашлянув, она отвечает:

– Мэра Бэрроу.

Мэйвен кивает и несколько секунд стоит неподвижно. А затем ногой вышибает замок, с треском распахнув дверь. Его силуэт превращается в смутную тень, когда он входит в дом.

Я задерживаюсь на улице. «Оставайся здесь». Стражи тоже медлят, не желая следовать за королем. Хотя лично я бы порадовалась, если бы из кладовки выскочил убийца и перерезал Мэйвену глотку, я понимаю, что тогда не будет шансов выиграть войну и уберечь Озерный край от второго брата и его цепных псов-Самосов.

– Не отставайте, – рычу я, поднимаясь на крыльцо вслед за своим гнусным мужем.

Стражи топают за мной, бряцая доспехами. Я сосредотачиваюсь на этом звуке, когда мы входим в полутемный дом, такой пустой и тихий в отсутствие обитателей. Стены совсем голые; Бракен, помнится, сказал, что с пьемонтской базы, как и из многих других мест, вывезли все ценное. Обменяли на ресурсы. Я вздрагиваю при мысли о собственном доме, отданном на растерзание хищникам. О наших святилищах и храмах, оскверненных, чтобы раздобыть денег на войну. «Пока я живу и дышу, этого не будет. Пока мама занимает трон».

Я не вхожу в маленькую гостиную и не осматриваю кухню. Шаги Мэйвена раздаются на лестнице, и я следую за ним, увлекая за собой Стражей. Если король хочет остаться один, он этого не говорит.

Он распахивает поочередно все двери на втором этаже, заглядывает в спальни, кладовки, в ванную. Пару раз издает негромкий рык, как хищник, у которого отняли добычу.

У последней двери, в углу, Мэйвен медлит.

Ее он открывает одной рукой, осторожно, словно входит в святилище.

Я останавливаюсь, позволяя ему войти первым.

За дверью – спальня с двумя узкими кроватями у окна.

Сначала я замечаю некую странность. Из цветастых занавесок вырезаны целые куски.

– Ее сестра, – негромко говорит Мэйвен, проводя рукой по обрезанному краю. – Швея.

Когда он пропускает ткань меж пальцев, с его запястья срываются искры. Занавеска тлеет, огонь распространяется, как эпидемия. Едкий дым щекочет мне ноздри. То же самое Мэйвен делает с обоями, заставляя их гореть и сворачиваться под его прикосновением. Потом он касается пламенеющей ладонью стекла. Оно трескается от нестерпимого жара, и осколки вылетают наружу. Воздух в комнате пульсирует и кипит. Я хочу уйти – но хочу и посмотреть. Посмотреть на Мэйвена. Я должна знать, кто он, если я намерена его победить.

На одну кровать он не обращает внимания, каким-то образом угадав, что она тут не спала.

На другую садится, словно испытывая ее на прочность. Разглаживает покрывало, затем подушку. Ощупывает то место, где покоилась голова Мэры. Отчасти я ожидаю, что он ляжет и вдохнет остатки ее запаха.

Вместо этого огонь пожирает перья и ткань. Деревянную раму. Пламя перескакивает на другую кровать.

– Дайте мне минуту, пожалуйста, – шепчет он едва слышно сквозь рев пламени.

Мы выполняем приказ и отступаем перед стеной жара.

Минута – это все, что ему нужно. Мы едва успеваем выйти на улицу, когда Мэйвен показывается на пороге, и за ним вспыхивает ад.

Когда мы шагаем обратно, а дом рушится у нас за спиной, я понимаю, что вспотела от страха.

Что Мэйвен сожжет теперь?

За дверями склада эхом отдается шум транспортов. Солдаты, видимо, вернулись, и я гадаю, удалось ли им обнаружить кого-нибудь на болотах. Звуки проникают сквозь высокие окна, прорезанные в бетонных стенах. В помещении прохладно, оно по большей части расположено под землей и разделено пополам длинным проходом; по обеим сторонам его – зарешеченные камеры. По официальному подсчету, здесь содержатся сорок семь пленных, которые сидят в камерах по двое и по трое. Все они Красные, но, тем не менее, их тщательно сторожат. Среди них могут быть новокровки, которые втайне ждут шанса воспользоваться способностью и сбежать. Серебряных монфорцев – предателей крови, как выразился Страж Рамбос, – держат в другом месте, под контролем тишины и самых могучих охранников.

На ходу Мэйвен лениво постукивает костяшками пальцев по решетке. Пленники шарахаются или стоят на месте; одни выказывают страх, другие неповиновение. Как ни странно, здесь, среди камер, Мэйвен выглядит спокойным. Он как будто вообще не замечает пленных.

А я – наоборот. Я считаю на ходу, чтобы понять, сходятся ли официальные данные. Чтобы вовремя заметить искру мятежа или решимости, которая может разгореться в нечто неподобающее. Жаль, что нельзя отделить Красных от новокровок. Каждая камера, мимо которой я прохожу, вселяет в меня тревогу: я знаю, что змея может таиться где угодно.