Виктория Авеярд - Шторм войны [litres]

– А у тебя как дела? – спрашивает Тиберий, понизив голос.

Я колеблюсь. Мои раны – пустяк по сравнению с тем, что пережил он. И с воспоминанием о Килорне, захлебывающемся собственной кровью.

– Ничего такого, чего нельзя поправить.

Он поджимает губы.

– Я не о том спрашивал.

– По сравнению с тобой – ничего, – уверяю я, подходя к столу. Он тоже движется, не сводя с меня глаз, как охотник. То ли танец, то ли погоня. – Не все из нас могут похвастать тем, что сегодня чуть не погибли.

– А, это, – буркает Тиберий и проводит рукой по волосам. Шевелюра встает дыбом, подпортив величественный вид. – Всё шло по плану.

Я скалюсь.

– Не припомню, чтобы в наш план входил поединок с опаснейшей нимфой в открытом море.

Он ерзает. Тиберию неуютно. А потом он медленно начинает снимать доспехи, под которыми тонкая облегающая рубашка и еще более красивое тело. Это вызов – но я не отступаю.

Каждая часть доспеха с лязгом падает на пол.

– Нам были нужны те корабли. Нужна гавань.

Я продолжаю кружить, а он – сбрасывать доспехи. Перчатки он расстегивает зубами, не сводя с меня глаз.

– Сойтись с ней один на один тоже было нужно? У кого преимущество, Тиберий?

Король улыбается, прильнув щекой к алой стали.

– Я жив.

– Не смешно.

Что-то сжимается у меня в груди. Я провожу пальцем по резному краю стола, стирая пыль. Палец становится серым, словно от холода. Как тогда, когда я притворялась Серебряной и терпела накладывание макияжа, чтобы не расстаться с жизнью.

– Сегодня чуть не погиб Килорн.

Ухмылка Тиберия тут же гаснет, словно стертая, и на мгновение он забывает про доспехи. Его глаза заволакивает тьма, и их блеск меркнет.

– Я думал, Новый город пал легко. Они не ожидали…

Он замолкает. Я смотрю в сторону, когда его взгляд падает на меня. Не нуждаюсь в жалости Тиберия.

– Что случилось?

Мое дыхание обрывается. Случившееся слишком свежо в памяти, опасность еще рядом.

– Серебряный охранник, – буркаю я. – Тельки. Сбросил Килорна с лестницы, повредил внутренности.

Слова будто застревают в горле, когда память одерживает верх. Мой самый давний друг… его лицо бледнеет, с каждой секундой смерть подступает все ближе. Алая кровь на подбородке, на груди, на одежде. На моих руках.

Король помалкивает. Собрав волю в кулак, я смотрю на него и вижу, что он глядит на меня широко открытыми глазами, мрачно сжав губы в тонкую линию. На лице Тиберия ясно написана тревога – о ней говорят наморщенный лоб и стиснутые зубы.

Я заставляю себя тронуться с места и описываю еще один круг. Ближе к креслу, к знакомому жару.

– Мы вовремя отвели Килорна к целителю, – говорю я на ходу. – Он поправится, совсем как ты.

Оказавшись у него за спиной, я подавляю желание положить руки ему на плечи, наклониться вперед, прижаться. Позволить Тиберию удержать меня. Трудно устоять перед желанием бросить все и отдохнуть, переложить свое бремя на кого-то другого – сегодня труднее, чем обычно.

– Но ты здесь, со мной, – шепчет он чуть слышно.

Эти слова повисают в воздухе, словно дым.

У меня нет на них ответа. Ничего, что я могла бы признать. Я знаю, что такое стыд. И сейчас мне стыдно стоять в его спальне, в то время как Килорн выздоравливает в нескольких милях отсюда. Килорн, который не поехал бы в Новый город, если бы не я.

– Ты не виновата, – продолжает Тиберий.

Он достаточно хорошо меня знает, чтобы угадать мои мысли.

– То, что случилось с ним, не на твоей совести, – его голос обрывается. – Ты же знаешь, где он оказался бы…

Попал бы под призыв. Угодил бы в окопы или в казарму. Возможно, погиб бы в одной из последних вспышек войны с Озерными. Еще одно имя в списке, еще один Красный, павший жертвой Серебряной алчности. Еще один забытый человек. «Из-за таких, как ты», – думаю я, заставляя себя сделать глубокий вдох. В комнате пахнет солью – морской воздух льется в открытые окна.

Я пытаюсь отыскать некоторое утешение в словах Тиберия. Но не могу. Это не оправдывает ни моих поступков, ни того, кем ради меня стал Килорн. Хотя мы все переменились за минувший год, с того самого дня, когда умер его хозяин и Килорн стоял в темноте под моим домом, пытаясь не оплакивать собственное будущее, которого лишался. Я сглатываю, вспомнив свои слова. «Предоставь это мне».

Возможно, мы стали такими, какими и должны были стать – или, наоборот, навсегда лишились такой возможности. Наверное, только Джону это известно – но провидца давно нет, он где-то за пределами досягаемости.

Кашлянув, я без особой деликатности меняю тему.

– Говорят, на горизонте флот Озерных, – я поворачиваюсь спиной к Тиберию, лицом к двери, которая ведет в приемную. Я могу уйти прямо сейчас, если пожелаю. И он не остановит меня. Я сама останавливаю себя, на каждом вдохе.

– Я это тоже слышал, – отвечает Тиберий. И понижает голос. В нем я слышу страх. – Я помню темноту. Пустоту. Ничто…

Я неохотно оборачиваюсь и вижу, что он стоит, снимая с себя остатки доспехов. Избегая моего взгляда. Он по-прежнему высок и широкоплеч, но без измятой в бою брони кажется меньше. И моложе – он выглядит на свои двадцать. Уже почти взрослый мужчина, но во многом еще мальчик. Он цепляется за нечто уходящее, как мы все.

– Я упал в воду и не мог выплыть, – Тиберий пинает груду стали на полу. – Нельзя двигаться, нельзя дышать, нельзя думать.

Кажется, я тоже перестала дышать.

Тиберий дрожит – эта дрожь начинается с пальцев. Его страх меня ужасает. Я с трудом поднимаю глаза. Он стоит, расставив ноги, решительно упершись руками в бедра. Словно врос в пол. Король не двинется с места, если этого не сделаю я. Он намерен дождаться, когда я сдамся. Так поступил бы любой хороший боец. Ну или он просто позволяет мне выбрать. Решить за нас обоих. Он, наверное, думает, что это благородно.

– Я думал о тебе перед тем, как потерять сознание, – говорит Тиберий. – Я видел твое лицо в воде.

И вновь я представляю его труп – среди бушующих волн, в пятнах переменчивого света. На плаву, по воле чужеземного прибоя.

Мы не двигаемся.

– Не могу, – говорю я, глядя куда угодно, только не на него.

Он отвечает быстро и страстно:

– Я тоже.

– Но я не могу и…

«Оставаться в стороне. Жить вот так. Отрицать наши чувства перед лицом смерти, которая вечно над нами маячит».

Тиберий с шумом выдыхает.

– И я не могу.

Мы одновременно делаем шаг вперед и оба смеемся. От этого чары чуть не рушатся. Но мы продолжаем идти, одинаковыми шагами, с одинаковым намерением. Медленно, методично, расчетливо. Он смотрит на меня, я смотрю на него, по мере того как расстояние сокращается. Я прикасаюсь к нему первой, кладу руку на грудь, где бьется сердце. Он медленно вдыхает, и его грудь поднимается под моей ладонью. Теплая рука обвивает мое тело и ложится на талию. Он ощущает мои старые шрамы под рубашкой, полосы узловатой плоти, хорошо знакомые нам обоим. Я откликаюсь, положив вторую руку ему на шею и запустив пальцы в черные волосы.