Агаша Колч - Немая [СИ]

Чистоту поддерживал идеальную. Пользовался тем, что нас с чародеем днём дома не бывает, и чуть ли не каждый день вычищал строение от чердака до подвала. Раз в месяц натирал полы, вызнав рецепт самодельной мастики. Где-то нашёл банника не у дел и рекомендовал позволить тому в мыльне поселиться. Чародей разрешил и теперь дважды в декаду наслаждался лёгким паром, хорошим жаром и ароматным веником. А после парилки — невероятно вкусным чаем, который заваривал нам Душан.

Вот всё же хорошо было. Быт налажен, у меня дело доходное, у деда служба любимая, у Ерофея учёба нужная. Откуда и зачем на нас свалилась эта заноза — родство парня с царём? Васильевич он, видите ли, иголку ему при примерке в зад! — безосновательно злилась я на жениха, который, не ведая о моих эмоциях, с наслаждением доедал второй кусок фаршированной щуки и сетовал на то, что редко студиозусов домой отпускают.

— Не сказать, что голодаем, но разносолами в трапезной не балуют. Щи да каша — пища наша, — объяснял он нам свою досаду, сыто отодвигаясь от стола.

За годы учёбы Ерофей вытянулся, возмужал и стал чувствовать себя намного увереннее. Ежедневные интенсивные тренировки тело подростка превратили в атлетическую фигуру. Теоретические занятия помогли развить логическое мышление, дали массу знаний в разных областях жизни. В разговоре он больше не бэкал и не мэкал, а излагал красиво и доходчиво. Одновременно, правда, при помощи артефактов, успешно изучал языки ближайших соседей: тюркский и мадьярский. Опыта пока парню не хватает жизненного, но это дело наживное. Ему ещё три года учиться.

Я хоть и продолжала иронично фыркать, слыша «невестушка» или «суженная моя», но всё чаще тайком засматривалась на наречённого и ловила себя на том, что скучаю по Ерофею, когда его долго из Академии не отпускают. А ещё злюсь, когда боярышни-клиентки начинают ему глазки строить. Безсоромные [25] Безсоромная — бесстыжая ( старорусский ). девки!

Как же дальше-то жизнь наша сложится? Не просто так сын царский потерян был. Пусть даже незаконнорожденный, но помешал же кому-то? А мать его где сейчас? Или он Анной рождённый? Сколько вопросов и ни одного ответа, который мог бы не только прошлое прояснить, но и тревогу о будущем развеять.

— Даша, пойдём к ратуше погуляем? — предложил жених. — Там торговля праздничная, карусели поставили, скоморохи представления дают. Пошли?

Отрицательно покачала головой. «Давай завтра, устала сегодня, не до гуляний мне», — подумала я, глядя на Ерофея, и пальцами изобразила нечто невнятное. Но он меня понял.

— Завтра так завтра. Отдыхай, лапушка. Тогда я к Силычу сгоняю, Фомку проведаю, — согласился парень, споро натягивая сапоги и набрасывая на плечи легкий зипун.

Фр-р-р! И упорхнул сокол ясный. А я смотрела вслед и думала: не то громко думать начала, не то студент научился мысленную речь слышать. Ведь из хаотичных движений пальцами вряд ли можно было понять, что конкретно я излагала.

— И думаешь громко, и его хорошо в Академии учат, — объяснил дед, закрывая дверь. — Пойдем поговорим.

Я резко обернулась и уставилась на деда. В голове мелькнуло непонятное: «И ты, Брут?»

— Не знаю, кто или что такое Брут, но я тоже тебя слышу.

Чай обжигал губы, щекотал ноздри ароматным сбором разнотравья, жаром чашки согревал ладони. Тишину, воцарившуюся в гостиной, нарушало только размерное тиканье огромных напольных часов, недавно поселившихся в нашем доме.

Студиозусы, куратором которых Осей был на протяжении всего обучения, решили память о себе оставить. Сбросились деньгами, упросили коллег-артефакторов и заказали им это монстровидное чудовище, притворяющееся хронометром. Дед велел водрузить короб на видное место, раз в три дня торжественно доставал из встроенного выдвижного ящичка ключ и аккуратно заводил механизм, внимательно считая обороты.

— Даша, согласись, что это очень правильно — отслеживать время, — каждый раз, дирижируя ключом, обращался ко мне чародей. Я соглашалась. Да, правильно. Но зачем же такие куранты, когда есть более компактные и менее громкие модели? Осей объяснял: — Часы соответствуют размеру уважения.

Пусть так, но когда каждую ночь с предварительным натужным хрипом старого астматика вреднющий механизм в час пополуночи выдавал громоподобное «Бом!», мне хотелось разобрать его на составляющие, проклясть вечным недержанием каждого из студентов выпускной группы и залепить уши воском. Сдерживало только то, что дед часами гордился, а я любила деда и потакала всем его капризам.

— Я вот что хотел сказать, стрекозка… — Осей долго собирался с мыслями, жевал губами, складывал пальцы в мудры и вновь играл губами. Наконец-то решился. — Почти три года, как ты часть моей семьи и моей жизни. Всё это время я наблюдал за тобой. Не по воле приятеля моего Горислава Борисовича, а интереса своего ради.

Изучал как неведому зверушку, мысленно хмыкнула я, но дед «услышал».

— Не совсем так, Даша. Множество несоответствий возбудили моё любопытство. Волей случая я степняками интересовался. Хотел знать, как сестра моя после замужества живёт. Наверное, поэтому ведаю об этом народе немного больше, чем другие. Что-то Арина в письмах повествовала, что-то из книг вычитал, что-то от путешественников самолично слышал. Так вот, стрекозка, ты не степнячка. Телом легким тонкокостным, разрезом глаз, смуглостью природной и волосом тёмным да тяжёлым — один в один. Но знаниями, ухватками, норовом странным ты кто угодно, но не дочь степей.

Я опустила кружку на стол и уставилась на чародея. Невесть откуда в сознании промелькнули слова: «Никогда ещё Штирлиц не был так близок к провалу». Что к чему? Но Осей не глядя на меня продолжил:

— Степняки, даже оседлые, живут в шатрах войлочных. Не могла девочка юная знать, как дом вести, как быт обустроить. Кухня у них тоже другая. Ты ни разу не приготовила столь любимую кочевниками шурпу. Не умеешь? — Я пожала плечами, умею, но как-то даже не вспомнила о ней. — Самовары, опять же, у них не в чести, а ты наш первым делом растопила. Далее… — дед задумчиво вытянул губы трубочкой, втянул между зубами, пожевал, собираясь с мыслями. — Я очень внимательно изучил бумажку, где ты руны по-своему записала. Неведомы такие письмена. Не только о себе говорю. В Академии многие профессора языки чужие знают. Показывал я им те буквицы. Не разом, конечно, а так, словно в манускрипте старом встретил. Никто не признал. — Чародей потянулся к чашке, но отставил, увидев, что она пуста. Я же, притихшая, как мышь под метлой, даже не дёрнулась долить старику свежего чая. — И шьёшь ты иначе. Словно смешала османское с мадьярским, добавила русского и ещё чьего-то. Красиво, слов нет, но не по-нашему. А мастерскую как держишь? Не всякий опытный муж так сможет. Строга, расчётлива, сметлива. Книги учётные с тщанием ведёшь, как купец опытный. И делаешь ты всё, Даша, без огляда на других. Словно опыт у тебя и в делах, и в жизни есть немалый.