Агаша Колч - Немая [СИ]

Чародей посмотрел на меня внимательно, будто хотел ответы услышать на вопросы свои, но я взгляд отвела. Говорить не могу, а подумать о том, кто я есть, страшно. Пусть больше пятидесяти лет не палят в Светлобожске на площадях костров жутких, пусть открыто на ведьм не охотятся, но я слишком хорошо помню слова, в подвале подслушанные, что Совет ждет доклад о моих поступках недозволенных. Может, всё, что сейчас Осей перечислил, как раз такими являются?

— Но главное другое, — мэтр встал, прошёлся по комнате, подошёл к окну, так и остался стоять спиной ко мне, глядя в нечто размытое мутными стёклышками. — Ты колдуешь, Даша.

Я?! Да ни в жисть! Пусть спасут меня светлые боги от «счастья» такого. Не умею и не пробовала даже. Сам сто раз говорил, что я без дара. И этот приятель старинный из безопасности магической тоже так сказал. Я же слышала! Мысли встревоженными птахами метались в сознании. Дед, словно услышав мои оправдания, вернулся к столу, налил себе остывшего чая, отпил и объяснил:

— Твою магию Пых прикрывает.

После этих слов мы оба невольно оглянулись на дверной проём. Привыкли уже, что когда семья собиралась в гостиной, питомец часто возлежал на пороге в позе сфинкса, словно хранитель домашнего покоя и душевного равновесия. Сейчас животинки не было. Всё чаще гуляет он сам по себе, порой исчезая на пару-тройку дней. С взрослением Пыха наша связь стала более осознанной. Иной раз я получала от кота послание о том, что он видит: играющие на поляне зайцы, дикие утки, садящиеся на воду, цветок с капелькой росы.

За это время трогательный пушистик превратился в большого, сильного, ловкого и необычного зверя. Ростом крупнее большой собаки. Чёрная шелковистая грива прикрывала мощную шею, а густая кисть на кончике хвоста — опасный костяной шип. Мускулистые лапы с длиннющими когтями. А когда питомец зевал, можно было любоваться пастью, полной белоснежных зубов, и языком, раздваивающимся на конце. Ни в одной книге, которых в доме немало, не смогла найти подсказку, к какому виду кошачьих относится мой воспитанник — что не мешало мне любить его не меньше, чем в первые дни знакомства.

И вот тебе «здрасти» — он мою магию прикрывает. Которой у меня нет.

— Есть, Даша. Есть. Другого объяснения быть не может. Только дар твой непохож ни на один из знакомых мне. Это не чародейская волшба и не ведовство ведьмовское. Непохоже оно ни на шаманство степняков либо норманов, ни на фряжское магичество. — Дед глотнул чая, смачивая пересохшие губы, задумчиво поцарапал ногтем пятнышко на салфетке и продолжил: — У тебя волшба словно сама по себе творится. Как в сказке. Захотела — получила. Вот не хочешь ты каждый раз писать, объясняясь, хочется, чтобы без досочки понимали. Так? — Я кивнула. — Сначала Дуняша, потом я, теперь и Ерофей слышим тебя.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌

Я уставилась на деда: это как? Тот только плечами пожал:

— Знать бы. Наверное, это можно как-то по-другому назвать, не чародейством. Милостью богов светлых, например.

Со всхлипом вдохнула воздух: «Дела…». Получается, всё, что я делаю, не моя заслуга? Кто-то третий для меня старается, а я лавры пожинаю? Но если в волшбе заподозрят, то отвечать всё равно я буду.

— К-хе, к-хе… — стеснительно из-под стола донеслось. Душан привлекал наше внимание.

— Говори уже! — ворчливо приказал Осей.

— Не чародейство это и не шаманство, — домовой материализовался на стуле. — Доля такая. Предначертано что-то деве. Пока идёт путём назначенным, помощь получает и от богов, и от духов, и от природы. Но ежели свернёт куды и своеволие явит, то лихо может быть. То, что зверь ейный рядом живёт, тоже неспроста — охраной приставлен.

— А как мне понять, что по Доле живу? — мысленно задала я вопрос домовому.

— Дык, кто ж знает-то? Сама смотри. Как только начнутся кочки да ухабы на пути, так и знай: делаешь не то и не так.

Сказал и пропал, словно не было. Мы с чародеем только глазами друг на друга хлопали.

— Ишь, вещун какой! — Фыркнул дед. — Одно слово, нечисть.

Отчего Осей недолюбливал домового, я так и не поняла. Да, разрешил жить в доме своём, но относился к его присутствию более чем прохладно. Душан, чувствуя это, старался не показываться деду на глаза. Хотела было уже распрощаться и спать отправиться, да вспомнила, что разговор не закончен ещё.

— Давно знаешь, что Ерофей царю родичем приходится? — глядя чародею в глаза, задаю мысленный вопрос.

— Давно. С того дня, как он испытания в Академии проходил. — Я руками всплеснула, ну ничего себе. А мне и словечком не обмолвился! — А зачем тебе знать такое? У нас при входе парсуна [26] Парсуна — ранний «примитивный» жанр портрета в Русском царстве. царская висит. Гордимся знатным выпускником. Я как рядом с ней жениха твоего увидел, чуть сердце не остановилось. Одно лицо! Хорошо, рядом никого не было. Отвел подальше, да на бусину, что на ленточке твоей висела, заклинание отвода глаз нашептал. Смешное такое, почти детское. Первокурсники в прятки так играют. Чтобы не увидели что-то те, кому видеть не следует. Рядом будут стоять, не признают. Потому и предложил парню научиться косы плести, чтобы ленту с оберегом носил всегда. Самолично регулярно заклинание обновляю. Но на тебя не подействовало.

— Наверное, мне можно, — мысленно предположила я, а потом спросила: — А кто он, ты знаешь?

— Могу только предположить. Ерофею идет девятнадцатый год. Василий правит почти шестнадцать лет. Женился он перед самым восшествием на престол на княжне норманнской, чуть ли не с рождения за него сговоренной. Значит, рождён парнишка вне брака. Бывает так, знаешь ли… — дед слегка смутился, затронув щекотливую тему. Неприлично такие вопросы с девицей незамужней обсуждать. Но я отмахнулась — дальше рассказывай. — Помню, что сплетни тогда по Светлобожску ходили, что престолонаследник не то обвенчался тайно, не то грозил отцу, что женится на ком-то неподходящем. Точно не скажу, никогда слухами не интересовался. Так вот, смею предположить, что Ерофей наш дитя запретной любви Василия. И кому-то, тут я даже загадывать не стану, кому, очень не хотелось, чтобы Анна осталась не у дел.

Вот это да! Страсти какие в тихом граде столичном.

— А мне-то как теперь быть? — вдруг мысленно охнула я. — Мне что, судьба матушки Ерофеевой светит? Кто же мне позволит за царевича замуж пойти?

— Не торопи события, стрекозка. Доля, она такая, что суждено, то и сбудется.

Так и порешили — живём, как прежде жили. У меня мастерская, у деда служба, у Ерофея учёба. А завтра Новолетье.

Праздничное гулянье шумело пёстрой толпой, призывно манило пряным ароматом горячего сбитня, нарочито заливистым смехом скоморохов и влекло обещанием чего-то радостного и необычного.