Геннадий Башунов - Не люди

Могильщик повернулся назад, чтобы посмотреть, куда, но позади была всё та же серая равнина. И ни следа. Промораживающий до костей ветер заносил следы так быстро, что вздумай могильщик вернуться на то место, где был минуту назад, он бы заблудился. Оставалось только повернуться к горам и шагать, шагать, шагать…

В какой-то момент он увидел нечто, поднимающееся над поверхностью пепла. Приблизившись, могильщик понял, что это свежий скелет. Пепел уже пожрал плоть покойника, превратил в пыль, а ветер унёс её, но костяк пока не рассыпался. Взяв череп в руку, то ли затянутую в чёрную кожу перчатки, то ли сросшуюся с ней, могильщик понял, что знал когда-то этого человека. Это было давно, очень, в том далёком прошлом, когда могильщик ещё оставался человеком и умел многое, не только шагать и щуриться.

Когда он мог испытывать эмоции. Сейчас все его чувства унёс ровный ветер, вместе с пылью, пеплом, прахом, унёс куда-то на другой край этого огромного пустыря.

Человека звали Шрам, могильщик знал это. Откуда – ответа не было. Возможно, он уже проходил здесь, когда Шрам брёл по этой же серой пустыне. Возможно, они встретились и какое-то время путешествовали вместе. Скорее всего, Шрам далеко не первый, в компании с кем могильщик брёл по равнине из праха. Но сейчас от него не осталось ничего, кроме имени и скелета.

– Он уже там, – сказал кто-то.

Обернувшись, могильщик увидел человека в лохмотьях, указывающего в сторону гор. Лицо мужчины закрывала костяная маска с грубо вырезанными, скорее даже выломанными глазными отверстиями. Зато рот резчик выполнил искусно, складывалось впечатление, что губы шевелятся. Едва различимо для взгляда, но шевелятся. Из-за этого маска постоянно меняла выражение – на неё выползала то гримаса боли, то счастливая улыбка, то безумное в своей поглощающей пустоте безразличие.

– Тебе нужно в другую сторону, могильщик, – сказал человек в маске, подбирая череп Шрама.

– Там некуда идти.

– Есть, ты просто ещё не знаешь, куда тебе нужно.

– Там ничего нет.

– Есть, могильщик, есть. – Человек в маске презрительно дёрнул плечом в сторону гор. – Туда ты всегда успеешь. Главное, найти что-то там.

Могильщик повернул голову назад. Странно, но ветер, до этого момента дующий ему в лицо, только усилился, он стал слепить, из-за набежавших на глаза слёз серая равнина и серые тучи смешались воедино.

– Там ничего нет, – повторил могильщик.

– Есть. Ты просто разучился видеть. Вот, посмотри.

Человек в маске швырнул череп в ту сторону, куда смотрел могильщик. От удара кость рассыпалась в прах, и ветер унёс его. Но могильщик запомнил место, куда упал череп.

– Вот видишь. Сначала научись различать хотя бы что-то.

– Там нет ничего, кроме праха.

– Возможно, ты прав. Но среди этого праха так много всего, что ты даже представить себе не можешь. Из праха восстают целые цивилизации.

– Чтобы вновь обратиться в прах, – возразил могильщик.

– И так тоже бывает, – согласился человек в костяной маске. – Но не всегда.

– Что я там найду?

– Это уже зависит от тебя, могильщик. Посмотри на меня.

Могильщик повернулся к человеку в маске. С ним происходили странные метаморфозы. На поверхности кости вырастали клочки и полоски мяса и кожи. Пока что они безвольно болтались на ветру, но уже начинали постепенно срастаться, формируя смутно знакомое лицо. Широкий нос с горбинкой, тонкие губы, впалые щёки, широкие скулы, копна русых волос. И косой шрам, опускающийся от левого угла губы до самого низа подбородка.

– Видишь, у меня ничего не было, я потерял всё. И потерялся на этой равнине, как и ты. Но я что-то нашёл для себя. Хотя бы новую маску. Кто знает, что она даст мне?

Человек в маске махнул могильщику на прощание и пошёл куда-то, держа горы по правую руку от себя. Могильщик же развернулся к чёрным вершинам спиной и побрёл туда, где на поверхности пустыни ещё можно было различить более светлый слой праха.

– Я иду по костям, – сказал могильщик в пустоту, но не получил никакого ответа. – Разве я могу так делать?

Ответа по-прежнему не было, и не будет никогда. Могильщик ссутулился и, поглубже надвинув шляпу на лоб, пошёл к своей цели.

Если идти в эту сторону, ноги вязнут куда сильнее…

…Могильщик ещё спал.

Он лежал на скамье, на которую было брошено овчинное одеяло. Рядом сидела Хория. Она была голой, как и в тот момент, когда они уснули вместе. Её упругие островатые груди вздымались от тяжёлого дыхания, соски набухли от возбуждения. Дочь хозяина таверны медленно ласкала себя левой рукой, а правая её ладонь лежала в складках одеяла. На внутренней поверхности её бёдер засыхало семя, по подбородку стекала кровь.

– Ты чужой здесь, – сказала девушка, растягивая рассечённые губы в широкой улыбке. Её рот был полон крови, медленно сочащейся из разрезанного пополам языка. – Мы не любим чужаков. Друг говорил, что чужаки опасны. Друг говорил, что…

Она наклонилась к могильщику. Невесть откуда в её правой руке появился узкий нож. Должно быть, она прятала его в одеяле.

– …все чужаки должны умереть, – прошептала Хория на ухо могильщику.

Она подняла нож. Могильщик внутренне сжался, но был не в силах помешать удару – тело не слушало его.

Нож опустился… в алчно подставленный под удар рот Хории. Она вогнала его так глубоко, как могла, и упала, уронив лицо на грудь могильщику. Горячая липкая кровь заструилась по его коже, полилась на одеяло. Хория хрипела, стискивая в агонии бёдрами левую руку…

Велион проснулся. Нет, не от того, что Хория истекала кровью на его груди. Девушка, как и во сне, сидела рядом, и ласкала себя левой рукой. Но в правой её руке был член могильщика.

– Доброе утро, – сказала Хория, растягивая губы в улыбке.

Шрамы на правой щеке не давали ей улыбнуться широко, и выходила скорее кривая ухмылка. Но ничего зловещего в этой ухмылке не виделось.

– Доброе, – разлепил губы Велион. – Добрее не бывает.

Хория хихикнула и оседлала его. Её движения были размеренными и точными, они помогали забыть даже о ноющих ранах. Могильщик расслабился и прикрыл глаза. «Грёбаные сны, – думал он, – чёртов туман и чёртов карлик, наверное, заставили меня малость тронуться…».

Потом он подумал о Хории. О том, что он для неё выглядит так же странновато, как и она для него. Не уродливо, нет, непривычно. В конце концов, их отличают друг от друга только шрамы.

Велион провёл пальцами по узору на щеке Хории, та уткнулась в его ладонь носом и тихо застонала.

Они люди, просто люди. Пусть он проклял себя, надев украденные из сундука Халки перчатки. Пусть девчонка выросла на окраине могильника, а ублюдочный маг пытал её в своё удовольствие. Они остались людьми.