Геннадий Башунов - Не люди

Могильщик, усмехаясь, смотрел на Хасла. Да, история повторялась. Охотнику нужна помощь, а тот, кто эту помощь может оказать, ищет выгоду для себя. Но сейчас молодой лидер горожан уже был к этому готов.

– У Викле достаточно инструментов, – сказал Хасл. – Нам они не нужны. Нам нужна только еда. Когда возьмём хутор, мы его разграбим и поделим добычу. Вы заберёте всё, что нужно вам, а мы возьмём еду. Возможно, кто-то из хуторян ещё и захочет присоединиться к вам. Может, даже некоторые горожане. Вы построите свой посёлок, а мы будем жить в городе. Будем торговать, жить как добрые соседи.

– Добрые соседи… Инструменты… новые люди… что скажешь, старик?

– Скажу, что нужно соглашаться. Но я здесь интересующаяся морда… как говорил Рожа?

– Заинтересованное лицо, – подсказал могильщик.

– Мы все здесь заинтересованы в том, чтобы хутор пал, а Друг был убит, – добавил Хасл.

На этот раз Крамни думал недолго.

– Ладно, я согласен. Убьём Викле вместе, а с Другом разбирайся сам. – Пастух повернулся к жене. – Грала, приготовь этому хуторянскому прихвостню лечебного варева, иначе он сдохнет до того, как сдохнет его господин.

Хасл только сейчас обратил внимание на состояние Эзмела. Рыбак совершенно побелел и, кажется, едва держался, чтобы не упасть. Вместе с могильщиком они положили его на шкуры и укрыли.

Велион без спроса завладел ещё одним бурдюком вина и уселся напротив пастуха. Могильщик ухмылялся, разглядывая то Крамни, то Сухорукого.

– Слушаю вас, – сказал он задумчиво, – и начинаю понимать, кто тут кому должен, кто для кого сосед, а кто враг. Кого топтали, кто хотел чужую жену. И знаете, что? – Могильщик глотнул браги. – Думаю, давно пора немного вас проредить. Вырезать гниль.

– По ту сторону гор по-другому? – спросил старик.

Велион ухмыльнулся ещё шире и жадно отпил из бурдюка, прежде чем ответить:

– Нет. Так же. Поэтому иногда я рад, что стал могильщиком, и люди теперь не считают меня за своего.

Эзмел метался в бреду. Его лицо заострилось и побледнело, и рыбак теперь больше напоминал шевелящийся труп. У постели старика сидела Грала, до этого пару раз вслух пожелавшая больному скорейшей смерти. Несмотря на это, она принялась ухаживать за рыбаком: поставила на печь небольшой котелок, в котором заварила травы, достала тряпки для компресса и сбегала за туеском, полным воды. Мужчины перебрались в другой конец шатра, чтобы не мешать ей.

– Кто такой Рожа? – спросил Хасл.

– Хрен знает, – ответил Крамни. – Я же говорил – он был с нами всегда. Благодаря ему Друг не доставал нас, у них какой-то уговор. Мы сами по себе – Друг сам по себе. Мы могли бродить где угодно, только никогда не совались близко к Бергатту или Серому Зверю. Рожа всегда требовал, чтобы мы принимали изгоев…

– Если бы не Рожа, я бы давно умер, – перебил пастуха Сухорукий. – Он нашёл меня на окраине Бергатта, когда я сбежал от Урмеру, и приволок сюда. А ещё он научил меня прятаться.

Старик продемонстрировал своё умение. Он лёг на одну из шкур и завернулся в неё. Миг – и эту шкуру стало невозможно отличить от обычного тюка, в котором совершенно не угадывались человеческие формы. Через пару секунд тюк будто расползся и снова превратился в старика, лежащего на шкуре.

– Я очень слабый маг, – проговорил старый Сухорукий. – Варл совсем не унаследовал моих качеств, но в тебе, Хасл, должен быть сильный дар.

– Иначе у нас нет ни шанса против Урмеру, – вставил могильщик.

– Рожа бродил среди нас, – продолжил старик, – иногда охотился, иногда рыбачил, иногда гонял стада. Всегда как будто мучился со скуки, но никогда не уходил. Всегда таскал с собой свою сумку, никогда с ней не расставался.

– Таскал сумку, да, – буркнул Крамни. – Он всегда ходил с мордой, замотанной тряпками по самые уши. У него была какая-то проказа. Но он вообще ничего о себе не рассказывал. Да и единственная ощутимая польза от него только в том, что Друг к нам не лез. А теперь он исчез, и Друг, скорее всего, нами заинтересуется, да так, что чубы затрещат. Может, один или два Йоля нам удастся скрыть его исчезновение, но что дальше… И что будет со Стариком...

– Да уж, много информации, – фыркнул могильщик. – Про Эзмела-то, поди, побольше знаете? Или даже не подозреваете, почему называете его шавкой Викле? Или почему он говорил, что Варл едва не угробил город? Рыбак обещал нам рассказать что-то важное, но сейчас он недееспособен.

Дед утёр слезящиеся глаза. Его лицо стало мрачным, будто он вспоминал о не самых хороших временах. Но всё же начал рассказывать:

– Всё дело в девке, Миреке. Те, кто хорошо её знал, считали тронутой. Но таких людей было немного – её родители, я, Варл и Викле. Остальные просто думали, что она туповата. Это, впрочем, тоже чистая правда. Она слышала голоса. Урмеру говорил ей, будто это голоса умерших Древних. Но мы в это не верили. Она – да, но Варл сразу понял, что что-то здесь не так. Я точно не помню бред, который она нам несла, но хорошо помню о некоем Новом Бергатте и о том, что туман, окружающий Полую Гору, стабилен. Варл проводил с ней куда больше времени, он много её слушал, и я уж точно не знаю, когда он решил, будто нет никакого Мёртвого Мира. Меня, по крайней мере, ему тогда убедить получилось. Не знаю, пытался ли он убедить в этом девку. Мне она никогда не нравилась: эта мелкая сучка трахалась с Варлом, но всё поглядывала на Викле. Хотелось ей на хутор, сильно хотелось. Она постоянно ходила к ублюдку в гости, приносила оттуда хлеб или ещё какие-то подарки. Сын на это внимания не обращал. Пока не застукал их с Викле неподалёку от хутора. Любил сын эту мелкую шлюшку или нет, но он точно собирался использовать её для того, чтобы переговорить с этими голосами у неё в голове. Хотел, чтобы она достучалась до тех людей. Поэтому убедил меня в том, что должен на ней жениться. Мол, так у него будет больше времени, чтобы как следует разобраться во всём. А уже я уговорил её родителей. – Старик слабо усмехнулся и слабо пошевелил покалеченной рукой. – Со мной тогда мало кто решался поспорить. Девка, когда узнала, что придётся остаться в городе, заартачилась. Мол, выйду за того, за кого хочу. Собиралась сбежать на хутор. В общем, мы с её отцом тогда подкараулили их с Викле. Сопляк получил от её отца за то, что обесчестил девку, а от меня просто за то, что жил на хуторе. Про Варла он если и знал, то предпочитал молчать. Хуторяне попробовали было позвать Друга, чтобы разобрался, но когда узнали, что будущего владельца хутора прихватили без штанов с девкой, которую родители обещали другому, заткнулись. Свадьба прошла гладко. Понимала, сучка, что пока лучше притихнуть. В первую же ночь Варл принялся её убеждать, чтобы она поговорила с голосами. Не знаю, вышло у них что-нибудь или нет. Думаю, ничего не вышло. Девка начала угрожать рассказать об этом Другу, мол, Варл пытается предать его. Сын на эти угрозы внимания не обращал. Но на четвёртую ночь взбесился и всыпал ей. – Сухорукий поднял культю на уровень глаз и посмотрел на неё так, будто с удовольствием отрезал бы насовсем. – А на следующий день, когда Варл ушёл на охоту, я застукал девку за тем, что она разговаривает сама с собой. Рассказывает всё кому-то. Отвечает на вопросы. – Старик вздохнул, слёзы заструились из его глаз сильнее, чем обычно. – В общем, она разговаривала с Другом. Когда я это понял… Я испугался за сына, я тогда не знал, сколько она успела рассказать. Те, кто гневили Урмеру, в те времена наказывались очень жестоко. А зашёл я, когда она уже заканчивала разговор... И я убил девку, а потом…