Геннадий Башунов - Не люди

Могильщик поднялся со шкур и молча подошёл к рыбаку. Коротко блеснул клинок, и сердце Эзмела остановилось.

– Помоги мне вынести его тело, больная ты сука.

Хасл с ужасом смотрел на то, как могильщик и вдова взбесившегося Ульме уносят тело рыбака. Нет, его поразила не смерть Эзмела, и не поступок Гралы. Дело в том, что получивший призрачную надежду на выживание старик умер именно сейчас, в тот миг, когда эта надежда поселилась в его сердце. В тот момент, когда он помогал ему, Хаслу, и неважно, почему – пытался загладить вину перед его отцом или просто предавал Урмеру. Месть случилась, тихая, незаметная и от того более жуткая.

– Пожалуй, тебе нужно ночевать в другом шатре, – сказал Крамни Хаслу, пока могильщик и его жена не вернулись. – У меня, конечно, есть на неё управа, но если она получит хоть один шанс навредить тебе…

– Возможно, мне не нужно было вообще сюда приходить, – прошептал охотник.

Но сейчас уже поздно. Он сделал выбор, и сделал его для того, чтобы надежды, живущие в его сердце, претворились в жизнь. Нужно не допустить, чтобы все его чаяния умерли вместе с ним так же тихо и беспомощно.

В этот момент молодой охотник понял – зло живёт в людях, и не Урмеру виноват в этом.

– Я чутко сплю, – услышал он голос могильщика и рассеянно кивнул в ответ. – К нам никто не подкрадётся, маг.

Не Урмеру заставил отца и Викле ненавидеть друг друга, не Урмеру предал отца. Возможно, он был одной из причин их ненависти, но сами люди творили львиную долю всего плохого из происходящего с ними.

Когда колдун умрёт, этому стаду нужен будет новый поводырь, иначе пастухи захотят взять что-нибудь у горожан, а горожанам не понравится, что у тех свой посёлок и больше никто не продаёт им по дешёвке выделанные шкуры и шерсть. И тогда наступит грызня ещё хуже, чем раньше.

Могильщик говорил ему об этом. Если Хасл сейчас не возьмёт на себя ответственность за людей, они погибнут.

***

Наверное, не нужно было убивать всех Познающих Истину… Урмеру нашёл ледник с мясом, но где хранились собранные овощи и зерно, маг просто не представлял. Скудные запасы, найденные им на нижнем этаже Башни, не в счёт – горожанам их не хватило бы и на неделю.

Маг облазил почти всю башню и несколько пристроек в поисках запасов, пока не догадался, что искомые им продукты всё ещё на огороде. Выходит, кому-то предстоит и урожай собирать.

К тому же, ему пришлось жрать кашу, которую Познающие готовили на открытом воздухе себе и Дружку. Миски нашлись тут же, а вот ложки куда-то подевались, и старый маг ковырялся в разогретом на костре вареве пальцами.

– Вот поэтому я люблю, когда всё идёт по плану, – зло сказал Урмеру Дружку, обтирая испачканные в каше пальцы о край миски.

Тот в ответ покачал тяжёлой головой, будто что-то понял. Но он не понял ни хрена! Чёрт возьми, сколько же проблем! Короткий момент удовлетворения, который Урмеру испытал, списывая старый и ненужный материал, давая ему волю, давным-давно прошёл. Теперь маг чувствовал лишь лёгкую скуку, смешанную со злостью на себя, Хасла, могильщика, Сильгию, да и вообще на всё человечество.

– Тебе легко, - посетовал старик, – жрёшь себе мясо и не думаешь о будущем…

Чёрные от грязи пальцы Дружка разрывали бедро одной из кормилиц и заталкивали в рот мясо вместе с грязью. Одно из лиц питомца, то, что находилось в основании шеи, у правой груди, улыбалось какой-то младенчески глупой улыбкой, хотя обычно его искажала застывшая гримаса боли и ужаса. Третье лицо, у левой груди, спало как обычно, но это ничего не меняло. Эта дебильная улыбка просто выбешивала Урмеру.

– Думаешь, что скоро отмучаешься? – буркнул маг.

По-детски и глупо. Дружок давно потерял последние крупицы разума… Да и вообще, можно ли считать обладателя этого лица кем-то живым, если от него, кроме нескольких костей, лица и части мозга, ничего не осталось?

– Скоро вы все здесь отмучаетесь, – сказал кто-то рядом.

Урмеру вздрогнул и вскочил с табурета, озираясь в поисках говорившего. Не показалось же ему?

Нет, не показалось. Высокая нескладная фигура стояла у огорода, с отвращением оглядывая трупы. Где-то маг уже видел эту грубоватую физиономию со шрамом на подбородке, но точно понимал – его обладателя он не знает. Затягивающиеся раны и ссадины на левой стороне лица говорили о том, незнакомец попал в какую-то переделку.

Но куда больше старого мага интересовало, как этот человек проник сюда. В его вотчину, в самое сокровенное место, где он провёл столько лет, работая и экспериментируя. Через все остаточные магические эманации в городе, через его великолепную защиту на площади. Это грёбаный наглец…

– Ты… – прошипел Урмеру, – ты…

Ярость взяла верх над всеми остальными чувствами, и маг просто атаковал ублюдка всем арсеналом имеющихся у него убийственных заклинаний.

Но незнакомец отмахнулся от них одним лёгким движением правой руки, даже торба у его бока практически не сдвинулась с места. Отмахнулся небрежно, не особо разбираясь, куда все эти чары могут угодить.

Дружок с истеричными стонами смылся куда-то на другой конец огорода, одна из его правых рук фонтанировала кровью. Пару тел Познающих Истину разорвало на куски. Рухнула часть ограды. А сам Урмеру, поражённый собственным «Костоломом», свалился на землю, чувствуя, как выкручиваются и трещат его рёбра.

Прервать действие заклинания стоило чудовищных усилий и энергии практически всех защитных амулетов, которые не сработали до этого. С трудом сев, Урмеру понял, что в каждом из его рёбер минимум по паре трещин, а некоторые совсем переломаны.

– Кто ты? – простонал маг, когда незнакомец приблизился к нему.

– Молодец, что больше не дуришь, – сухо сказал пришелец, не обращая внимания на вопрос. – Где Праведная Длань?

– Что? – прорычал Урмеру. – Откуда?.. – Нет. Про Длань могли знать многие. Сейчас мага занимало совсем другое: – Как ты прошёл сквозь Бергатт? И мою…

– Ты совсем из ума выжил? Я помогал тебе ставить ловушки на площади. Ты уже забыл? – чужак со шрамом на подбородке потряс торбой. – Впрочем, ничего удивительного в том, что ты меня не узнал. Тогда у меня было другое лицо. Но неужели ты не можешь просто пошевелить мозгами?

Старый маг вздрогнул. Точно. Пусть лицо изменилось и помолодело, одежда другая – драные лохмотья из грубого сукна и овчины, а не тот прекрасный камзол, покрытый семиконечными звёздами из белого золота, но эту нескладную и длинную фигуру не признать было невозможно, стоило только присмотреться. Да и на торбе сквозь грязь с трудом, но проглядывалась вышитая серебром семиконечная звезда, взятая в круг.

Это был Он. И Урмеру узнал Его, хотя до этого видел лишь однажды.

– Я… я… – Урмеру почти заплакал от собственного бессилия.