Геннадий Башунов - Могильщик. Цена покоя

Шёлк упал на колени и разрыдался.

– Боги, за что мне всё это? – прошептал он.

***

В нескольких сотнях ярдов от той деревни, где сейчас жил Шёлк, тот, кого когда-то звали Карпре, открыл глаза. Попытался вдохнуть, но у него не вышло: горло плотно что-то пережимало.

Петля.

Тот, кто когда-то был Карпре, ухватил правой рукой верёвку за шеей, и та перегорела за несколько мгновений. Повешенный упал на колени, быстро снял петлю и замер, неестественно свесив голову. Раздался хруст, и голова встала на место. Не-Карпре смачно схаркнул кровью и высморкался.

– Уже февраль, – сказал он самому себе. – И почему могильщики так редко дохнут зимой? Неужто все зарабатывают себе на зимовку?

Не-Карпре встал на ноги и потянулся, разминая сведённые мышцы, но замер на половине движения и начал принюхиваться. Его лицо искривилось и кривилось всё больше, пока он ощупывал себе грудь и верх живота.

– Да ему и так оставался год от силы, – пробормотал тот, кто когда-то был Карпре, – что ж, ничего удивительного, что он полез в петлю – болит жутко. Ну да ничего, я выдержу. Всего-то девять с небольшим месяцев.

Впрочем, надежды в его тоне не было ни капли.

Не-Карпре отряхнул ноги от снега, помял правой рукой шею, левой поднял сумку и, выйдя на дорогу, направился на запад.

***

Валлай ударил ломом в мёрзлую землю. Раз, должно быть, в тысячный за это проклятое утро. А сколько он сделал таких ударов за зиму и вовсе не сосчитать. Зато можно посчитать могилы, которые он помогал копать – сто двенадцать. А всего на этом новом кладбище, появившимся в начале зимы неподалёку от старого и за эти месяцы едва не сравнявшимся с ним размером, вырыто шестьсот сорок семь могил. И ещё не меньше сорока будет вырыто. Для сравнения – на старом за этот же срок упокоились всего сто восемьдесят четыре человека.

Ещё удар, от которого задрожали руки. И ещё. В этот раз лом, наконец, пробил промёрзший слой и вошёл в мягкую землю.

Эту могилу, сто тринадцатую, рубака вызвался копать сам, без чьей-либо помощи. Она была для него особенной. Тело, не по-человечески обёрнутое в саван, а засунутое в прохудившийся мешок от перины, лежало рядом. И это далеко не самое плохой покров для мертвеца в последние недели.

– Всё копаешь? – раздался за спиной голос Настоятеля.

– Угу, – промычал Валлай, не отвлекаясь от работы.

Несмотря на то, что больше восьмисот человек умерло и раза в полтора больше сбежало, у Настоятеля паства увеличилась едва не пять или шесть раз. Он и его жрецы истово помогали умирающим до самого их последнего мига, а многие жрецы сами умирали, едва отпустив в мир иной очередного больного. Их так и хоронили, бок о бок, обычного горожанина и жреца, чтобы помогали друг по ту сторону Туманных гор. И над всеми ними, здоровыми, помогающими, умирающими и умершими, буквально нависал своей тощей, но такой заметной фигурой Настоятель. Иногда Валлаю казалось, что тот совсем не спит. Он поддерживал словом и делом больных, всегда находил, что сказать убитым горем родственникам. И всегда, ну, или практически всегда, оставался на виду. Никто из главных жрецов других конфессий не мог сравниться с ним. Маги объявили, что пытаются предотвратить эпидемию своими способами, и заперлись в своей башне, не показывая оттуда носа. И люди потянулись в храм Единого один за другим.

– Она молилась Единому? – буквально прокаркал Настоятель.

Прежде, чем ответить, Валлай воткнул лом в землю и повернулся к жрецу. Настоятель выглядел измождённым. Эти месяцы дались ему, должно быть, тяжелее, чем любому человеку в Новом Бергатте, не считая заболевших и умерших, конечно.

– Я не знаю.

Настоятель тяжело вздохну и пожал плечами.

– Ладно, разницы нет. Как её звали?

– Я не знаю.

– В смысле? Я… думал, что это кто-то особенный для тебя, если ты копаешь могилу в одиночку.

Валлай отвернулся от жреца и устало опёрся на лом.

– Я копаю в одиночку, потому что это особенная могила, а не особенный для меня мертвец. Я ведь завтра уезжаю?

– Завтра на рассвете. И уезжаешь не ты, а уезжаем мы. – Настоятель плечом отодвинул Валлая от края будущей могилы и взялся за лом. – Так что пусть это будет особая могила для нас обоих. Пока что твоя охота на могильщика приостановлена. Ты сопроводишь меня до Ариланты.

– Тебя переводят? – удивлённо спросил Валлай. – Но люди… Как они без тебя?

– Люди? – переспросил жрец. – Кому интересны люди, наёмник? Что для тебя человек? Наниматель? Жертва? Это ведь всё, что касается тебя и твоей работы: один человек платит тебе, чтобы ты убил другого. И ты всегда находишься в поиске либо первого – нанимателя, а когда найдёшь его, начинаешь искать второго – жертву. До остальных людей тебе нет особого дела.

Так же у жрецов, как это ни печально. Паства уже пришла в храм, Валлай. И в большинстве своём никуда не уйдёт, а это значит, что в храм будет поступать столько же, или почти столько же, пожертвований, как этой зимой, а часть пожертвований, естественно, пойдёт в Ариланту. А там уже более чем довольны. С ноября по начало марта в храм поступило больше, чем за два года до этого. К тому же, всегда есть стука… то есть наблюдатели от верхушки жречества. И верхушка оценила и размер пожертвований, и мои старания. Поэтому меня сейчас тащат наверх, в главный храм Единого, к циничной сучке Аклавии, чтобы она дала мне там какое-то задание по моим талантам. А ты пока выступишь в роли моего телохранителя. Что будет дальше с тобой или мной, я не знаю.

Настоятель остервенело долбил мёрзлую землю.

– Важны лишь пожертвования, – произнёс Валлай, горько усмехаясь.

– Не для всех. И я бы с радостью остался здесь. Я привык к Новому Бергатту, привык к людям, которые приходят ко мне за духовной поддержкой. Но… я не собираюсь оставаться в этом вшивом городишке до конца жизни. У меня большие планы. Очень большие. И, поверь мне, помощь людям вовсе не исключает карьерное продвижение, наоборот, чем больше помогаешь людям, тем выше поднимаешься. Чем выше поднимаешься, тем большему количеству людей сможешь помочь. Понимаешь меня?

– Понимаю.

Сменяя друг друга, они выкопали могилу и опустили в неё тело. Настоятель прочитал короткую молитву и, кивнув наёмнику на прощание, пошёл к следующей, чтобы отпустить очередного мертвеца.

Валлай оглядел ряд. Сегодня вырыто шесть новых могил, а бывали дни, когда приходилось копать по двадцать и даже больше. «Болезнь» перестала убивать так много. Только вот в чём беда: количество жертв уменьшилось только из-за того, что большинство заразившихся уже умерли.

Если честно, сегодня рубака вырыл бы ещё десяток могил. Он не хотел идти домой к Лине. И хотел – тоже. Не хотел, потому что сегодня ему придётся сказать о завтрашнем отъезде. Хотел, потому что безумно желал провести с ней как можно больше времени перед прощанием.