Алексей Кондратенко - Катрина: Реквием ангела, исповедь демона

Словно волки, преследующие своего вожака, вампиры не отставали от Зана с Катриной, не дерзая вмешаться и остановить. Это был инстинкт. Они не могли препятствовать гневу и ярости Мучителя Паннонского. Поджав хвосты, они понимали, что в лорде-маршале Вэллкате сыщется куда больше гнева, а оттого и сил, нежели у них. Всё происходило слишком стремительно для человеческих глаз и сопровождалось хищным клокотанием взбешенного вампира.

Мимо пустых клеток и камер — к поминальному балу темницы основательно вычищались, чтобы заполниться новыми узниками — сквозь смрад, грязь и сырость этого ужасного места, облюбованного самой смертью, Зан тащил повинующуюся дочь вперед, постоянно дергая её руку, чтобы той было больнее, и вот Катрина потеряла равновесие. Она упала на заваленный камнями пол, оцарапав висок. Зан даже не оглянулся и поволок её по полу.

— Это уже слишком! Довольно, Зан! — крикнул Виктор. Подбежав, он помог Катрине подняться. — Отпусти её Зан! Отпусти сейчас же! Ты в моем доме. Так имей уважение к моем гостям, в число которых входит твоя дочь!

Зан выдернул наемницу из рук Виктора, вытаращившись на того, словно в припадке безумия, глазами полными огня, и пропихнул Катрину в камеру, наконец, отпустив её руку. Он стремительно вошел следом, за решетку, закрыл за собой дверь на замок и посмотрел на Виктора сквозь прутья оледенелым взглядом существа, не испытывающего ни жалости, ни сострадания.

— Это тебя не касается, Виктор. Ступай к гостям.

Виктор с ужасом осознал, что Зан с Катриной заперся в камере для пыток, которую Норберт спроектировал для крайних случаев столетие назад.

— Открой дверь, — твердо сказал Виктор. — Открой чертову дверь! ОТКРОЙ, ЗАН! Чтобы она ни сделала, ты не имеешь права с ней так поступать!

Крик Виктора, чьи глаза тоже стали желтыми (но в отличие от Зановых вовсе не сверкали) напугал даже равнодушного Элиэна, стоявшего в тени, подальше от происходящего подобно придворному, предавшему свою королеву на произвол врагов. Он чувствовал ответственность перед Катриной, но оправдывал свое бездействие и страх преданностью Зану. Джаред беспомощно вцепился в прутья камеры.

Не слушая и не слыша столпившихся у клетки вампиров, Зан развернулся к дочери, стоявшей посреди помещения. Катрина смотрела на Зана из-подлобья. Через узкое окошко под потолком в темницу падал тусклый свет, заносились ветром снежинки.

Наемница не считала себя узницей. Подобно гладиатору, она сейчас не имела прав, но была вольна сражаться. Она не ожидала, что всё выйдет именно так, и если бы не злость, слезы горечи пролились бы из синих глаз, но вероятно, всему суждено закончиться именно так. Она не считала себя узницей… но как же она ошибалась!

Клыки отодвинули её нижнюю губу.

— Я выйду отсюда, — угрожающе прохрипела дочь, ловя глазами каждое движение и бездвижье своего отца.

— Безусловно, выйдешь, — согласился лорд-маршал, заложив руки за спину. Для него не существовало ни Виктора, ни Джареда, ни Инги, ни Элиэна. Никто не мог помешать дьявольской справедливости лорда-маршала. Здесь он был единственным люцифером. — Но выйдешь лишь на рассвете, когда будет сделано то, что должно.

— Нельзя, Зан! — закричал Виктор. — В декабре здесь слишком низкое солнце!

Но Зан не услышал этих слов, а Катрину они не испугали. Отец воспитал в ней наемницу, и настал момент, когда детище лорда-маршала было готово восстать против своего господина во имя любви, ровно, как и отец был готов восстать против дочери во имя смерти.

— Нет прощения, — сказал Зан, глядя на одинокую фигуру своей дочери. — Ибо моя дочь грешна передо мной и не жаждет раскаянья пред своим лордом. Лишь кровь искупит грех.

Катрина бросила взгляд в сторону стола с ржавыми инструментами, в числе которых был мелкий, но очень удобный ножик вроде скальпеля, с изогнутым лезвием для отделения мускулов от кости.

— Смотри на меня, когда я с тобой говорю! — рявкнул Зан. — Это конец, Катрина. Когда я вернусь, чтобы освободить тебя, от твоей связи с фотографом не останется и праха. Ты вновь будешь повиноваться мне! Я не оставлю тебе выбора. Я знаю, где живет Марк , — упиваясь мгновением, прошептал Зан.

Катрина почувствовала, как куда-то упало её сердце. Оно разбилось в темноте точно фарфоровая ваза, оставив лишь опустошающий ужас. Догадавшись, откуда Зану это известно, Катрина медленно перевела глаза на Джареда. Тот не выдержал её взгляда и опустил голову.

— Ты не причинишь Марку вред, — радужки Катрины потеряли свою сапфировую синеву и окрасились яростной желтизной.

Неожиданно Зан сорвался с места и бросился на Катрину. Катрина метнулась за маленьким ножиком на столе, но лорд-маршал сбил её с ног, схватил в полете её падения, развернул и швырнул на стену позади наемницы.

Ударившись о каменную кладку со скоростью пули, девушка вскрикнула. На стене висели цепи с древними кандалами, врезавшимися Катрине в спину. Она обмякла и рухнула на грязный пол.

Одной рукой Зан схватил Катрину за горло, поднял и прижал к стене, а другой взял за запястье и продел руку в ржавые оковы, свезя белую кожу дочери. Катрина попыталась вырваться, но Зан крепко сжал другую руку, безжалостно растянул её и одел в оковы. Теперь Катрина была узником, как с самого начала планировал лорд-маршал.

Вывернутые сверх меры ключицы наемницы сжимали её горло и болели в плечах. Она уронила голову на грудь. Лорд-маршал отошел подальше, удовлетворенно рассматривая прикованную к стене дочь.

— Не трогай его, прошу, — взмолилась Катрина. — Я люблю его. Он для меня все. Накажи меня вместо него. Накажи меня, отец! Прошу.

— Нет! Катрина, ты не должна! — вскричал Виктор.

— Повтори, — велел Зан, подойдя к дочери.

— Накажи меня.

— Не это .

Катрина с полминуты помолчала, потом подняла блестящие от слез глаза на отца.

— Я люблю его, — твердо сказала бессмертная.

— Любишь? — с насмешкой прошипел Зан. — В древнегреческом языке для любви существовало семь понятий. Филия, платоническая любовь к своим родным и близким. Агапе, жертвенная любовь, способная всё прощать. Строге, любовь, рожденная из дружбы. Прагма, корыстная расчетливая любовь. Людус, игра в любовь, ищущая лишь удовльствия. Эрос, влечение плоти, — голос лорда-маршала Вэллката становился всё жестче и холоднее с каждым словом и, наконец, прозвучал, как стальной лязг: — И Мания — безумие от богов , разрушающее жизни. Твоя любовь это болезнь, Катрина. И её можно лишь вырезать из тебя.

Следом произошло ужасное. Зан схватил со стола круглый молот с облупившейся ржавчиной и саданул по руке Катрины. Молот вместе с кистью наемницы тут же ушел куда-то в стену. В свете ночных лучей в воздух обильно прыснула кровь. Катрина взвыла так, как никогда прежде не кричала. Вены на её тонкой шее набухли, а Катрина всё продолжала кричать. Зан потянул молот на себя, и за ним подалось то, что некогда было прелестной женской ручкой: указательный палец был цел, средний и безымянный — потеряли ногти и сложились в неестественных направлениях ужасным образом. Верхняя фаланга среднего пальца выгнулась вверх, обнажив кость нижней фаланги. Оба пальца почему-то казались короче, чем были. Мизинец стал плоским, раздавленным и через него пролегала линия лопнувшей кожи, уходящая глубоко под кандалы. Большой палец и сама кисть были неразличимы в кровавом месиве костей и плоти.