Алексей Кондратенко - Число начала

— Твою мать!!! Бежим, Рома! Бежим! Уносим ноги!!!

Санитар подскочил к двери на четвертом этаже, и теперь только я остался подниматься по лестнице на верхний балкон. Рома отчаянно пытался сломать дверь в помещение, не жалея себя, с криком налетая на дверь. Мы теперь были не внутри, а снаружи и дверь открывалась на нас, а не внутрь, поэтому высадить ее было гораздо сложнее.

Я вбежал на балкон к Роме. Снизу нас осветили синие лучи фонариков. Я чувствовал себя, как загнанный зверь на бойне. Тело пробивала дрожь от холода. Оглянулся: страшная тварь мощно оттолкнулась от стены и прыгнула прямо на меня. Я резко пригнулся, почти упал, выронив один пакет с кровью, и чудовище пролетело в метре надо мной. Пакет с кровью проскользнул между прутьев. Зверь зацепил мое плечо широкими когтями задней лапы. Я вскрикнул от сильной боли, вновь почувствовав зловоние, исходящее от адского пса. Не осознав, что произошло и, не поняв даже, что я не стал ее жертвой, тварь ударилась передними лапами об стену, раздался треск и сырой хруст, и стремительно переворачиваясь, покалеченный зверь с сиплым визгом вылетел за угол здания.

Балкон под моими ногами снова затрясся. Снизу прытко поднимались экипированные люди в противогазах, целясь в нас и наводя свет синих лучей фонариков.

Рома все это время бился в дверь все быстрее и сильнее, и громче крича от боли, даже не обращая внимания на происходящее вокруг. Наконец, издав обессиленный победный вопль, санитар ввалился в темную комнату, внутри которой неясно поблескивала настенная плитка, в то самое время, когда другой мерзкий пес оттолкнулся от кирпичной кладки и прыгнул на нас.

Я сразу же метнулся за развалившимся на пыльном полу Ромой в сломанный дверной проем, разминувшись с острыми когтями массивных передних лап чертовой твари.

Едва я успел затянуть в помещение ногу, существо приземлилось на перила балкона, из-за чего от стены здания со скрипом и скрежетом отъехала вся верхняя часть пожарной лестницы, не выдержавшей нагрузки. Болты и заклепки повылетали, крепления сорвались, и вся конструкция начала шататься, кренясь все сильнее в сторону от дома. Черная тварь пыталась приготовиться к прыжку, чтобы, наконец, поймать меня, но у зверя это не получалось. Постоянно шатаясь, лестница вынуждала чудище отвлекаться от охоты, чтобы сохранять равновесие.

Санитар пытался подняться. Он стиснул зубы и пыхтел от боли. Мускулы его тела дрожали. Я присел рядом, одной рукой помогая ему встать:

— Давай, мужик, поднимайся! Потом отдохнешь.

Рома сдавленно фыркнул.

— Кажется, я плечо сломал.

— У меня отец хирург, и я знаю, сломать плечо не так-то легко, у тебя просто ушиб. Хватит ныть, сейчас нам головы поотрывают, твою мать! — испуганными глазами таращась на тварь снаружи, я в запале кричал и пытался подбодрить санитара. — Живо поднимайся!

Рома встал сначала на одно колено, потом поднялся и сразу же поторопился к выходу из комнаты, оглянувшись на зияющий дверной проем, за которым медленно отваливалась пожарная лестница вместе с чертовым зверем.

В этой комнате все было покрыто слоем пыли, на полу валялись скрученные провода. Здесь слева стояли три кушетки с ремнями, обтянутые резиновой клеенкой, а рядом с каждой из них возвышались какие-то приборы со множеством шкал измерения. Должно быть, в этом помещении проводили шоковую терапию.

Я подергал ручку двери в коридор четвертого этажа, где на холодном полу лежала раненая Катрина и ждала, когда я помогу ей.

— Ключ есть? — с отчаянной надеждой спросил я, резко повернувшись к санитару.

— Да, сейчас…

— Скорее!

Рома, скривившись от боли, полез рукой в карман за связкой ключей. Я нервно поглядывал в конец комнаты на покривившуюся пожарную лестницу, видневшуюся в разбитом дверном проеме. Снаружи по воздуху шарил синий луч фонарика, цепляя покосившуюся дверную раму, его тускло отсвечивали кафельные стены этой комнаты. С улицы слышались воющий ветер и голоса вооруженных людей, отчетливо доносилось рычание монстра. Это все, что на данный момент угрожало нам. Лишь голоса, звуки и неприятный пронзительный синий свет фонариков.

Пальцы плохо слушались санитара, а каждый подобранный ключ не подходил к замку.

— Быстрее, Рома.

С улицы раздался продолжительный монотонный свист, наводящий ужас, панику, выворачивающий душу наизнанку. Я и Рома переглянулись. Что за дьявольский звук? Меня потрясло то, что испугался не только я. У здоровяка санитара на лице было выражение неподдельного ужаса. Животного страха. Его глаза вытаращились на меня. Мы не могли понять, что происходит, но чувствовали оба только, что свист, который мы слышим — это что-то ужасное.

— Скорее открой эту дверь! Скорее! Скорее! — быстро зашептал я.

Свист внезапно оборвался, и синий свет фонарика тут же исчез.

Навалилась темнота. Все звуки стихли. Воцарилась тишина. Выл лишь ветер, и звонко ударялись друг о друга ключи в связке санитара. Наши преследователи словно исчезли. Будто бы их и не было.

Нехорошо.

Мое сердце сжалось.

— Рома, поторопись… — напряженно прошептал я, вглядываясь в ночную темноту за выломанной дверью на пожарную лестницу. — Так не должно быть. Сейчас что-то произойдет! Что-то плохое.

Санитар вставил старый серый ключ в замок и повернул его. Послышался щелчок механизма.

Дверь открылась.

Вы должны понять суть конфликта.[1]

Ратко Младич

Впереди далеко в темноту уходил сумрачный коридор четвертого этажа. Вдали отсюда посреди коридора на полу в черной луже крови одиноко лежала бездвижная хрупкая фигура обессилившей Катрины. На ее плаще даже издалека был виден мокрый блеск ее крови. Издалека угадывались места, где зияли раны. Издалека можно было ощутить величину боли, которую они причиняли ей.

Почему она не шевелится? Ну почему лежит, словно мертвая?

Я вышел в коридор. Всякий страх, который я испытывал мгновение назад, теперь отступил. Я лишь желал скорее помочь девушке. Не вампиру, не наемнице и не маршалу клана лордоков, а изнемогающей девушке, беспомощно лежащей сейчас в луже собственной крови.

Рома от неожиданности замер, увидев Катрину в таком состоянии. Он только что закрыл на ключ комнату шоковой терапии, чтобы оттуда не вырвались наши преследователи.

Я побежал к Катрине так быстро, насколько хватало сил. Второпях упал на колени рядом с Катриной. Склонился над ней. О Боже, сколько крови! И без того бледная кожа Катрины теперь стала как лед, а ее застывшие губы совсем бесцветными. В мертвецах больше жизни.

— Катрина, — тихо позвал я, мягко прошептав над ее бледным ушком. — Я пришел. Я вернулся. И я успел.