Алексей Кондратенко - Число начала

— Довольно! Как воспользоваться силой Начала? — прервала его Катрина.

— Дверь в ее мир уже в любом случае открыта, просто она не открыта до тех пор, пока моя госпожа не знает об этом. Вы должны увидеть то, что уже свершилось, чтобы это свершилось.

— Что тогда произойдет?

— Она впустит вас.

— Кто, Эдуард?

— Не спрашивайте! Прошу! — взмолился тот, испугавшись и начав озираться по сторонам, словно в этой комнатке мог находиться кто-то еще. — Они где-то рядом, я слышу их. Прошу, не спрашивайте имен. Нельзя, чтобы они услышали. Нам нужно торопиться! — Эдуард подошел к окну, закрыл тайник и, оперевшись локтями на подоконник принялся смотреть в небо. — Вот-вот выглянет луна, я знаю, — он, как ошпаренный развернулся к нам с Катриной и уставился на нее шальными глазами. — Разве вы не чувствуете, госпожа, Луна скоро появится. Она сегодня полная.

— Да, чувствую, — прислушавшись к чему-то, согласилась Катрина.

— Это близко, — опять заворожено уставившись в окно, сдавленно произнес Эдуард.

Что за бред? Откуда он может знать, когда выглянет луна? Как только Катрина выносит общество этого сумасшедшего?

Понемногу комнату действительно стал заливать слабый, а потом и более яркий лунный свет. Эдуард как заведенный, развернулся к нам и подскочил к Катрине:

— Вы, госпожа, должны стать на мое место возле окна и протянуть Число вот так, — он проворно выхватил камень из руки Катрины и взял его двумя пальцами так, чтобы лунный свет падал на широкую грань, проходил сквозь весь камень, словно сквозь призму, и выходил через более узкую грань с нижней стороны Ключа. Внутри камня зажегся сизый огонек, камень налился тусклым светом, и по стенам палаты побежали ломанные голубовато-фиолетовые блики. А в самом центре камня я увидел оптический обман, темное пятно, похожее на маленькую черную дыру. И больше того, оно медленно вращалось вокруг своей оси. Было такое впечатление, будто сама комната оказалась внутри одного большого бриллианта необычного цвета. Цвет был вовсе не густым и не насыщенным, как если бы включили цветную светотехнику в театре. Крошечная вращающаяся черная материя мгновенно притягивала к себе взгляд, все мысли и разум, оставляя в душе какой-то тревожный вакуум. Закружилась голова. Неожиданно комната дрогнула, и я смог оторвать взгляд от камня. Эдуард держал руку ровно и медленно ее поднимал, чтобы узорчатый рисунок, разлившийся по комнате, переместился с пола и низа стен на закрытую дверь в коридор. Когда изломанный, как осколки стекла, рисунок бликов полностью разрисовал дверь из палаты, стена вокруг двери стала похожа на оптическую линзу, в которой скрутившись, отразились и простерлись соседние палаты, коридоры и даже другие этажи лечебницы. А сама дверь преобразилась, став почти прозрачной, но за ней проглядывали отнюдь не «Красные Дубы». И такая странная игра света была только на двери. — Вот она, проекция на внешнюю плоскость! Вещество, переходящее во взаимодействие. Дверь в ее мир, — сдавленно проговорил Эдуард.

Потрясенная и завороженная как дикий зверь своей добычей, Катрина с изумлением смотрела внутрь двери. Смотрела скорее даже в пространство за дверью. Я тоже вгляделся и увидел, как за дверью, немыслимым образом ставшей словно стеклянной, движутся неясные фигуры. Иногда смазанные, иногда достаточно четкие, чтобы понять, что это явно не человеческие силуэты. Мое сердце забилось быстро-быстро, по коже побежали мурашки, и я попятился назад.

Катрина с трудом оторвала глаза и повернула голову к Эдуарду:

— Мне нужно туда зайти?

Сумасшедший покивал, ворочая головой в разные стороны.

— Катрина, не ходи! — вмешался я. — Разве ты не видишь, что там?!

— Оставь свой страх. Поздно отступаться.

— Мы можем поговорить наедине? — подойдя поближе к ней, тихо спросил я.

— Нет.

— Прошу тебя!

Катрина посмотрела на Эдуарда:

— У меня есть время?

— Да, только не много, госпожа. Ключ синхронен циклу луны и перестанет действовать в пятнадцать минут первого. Придется ждать сутки.

У нас оставалось 13 минут.

— Отдай мне, — велела Катрина Эдуарду, протянув руку, чтобы тот положил в нее Ключ.

Эдуард понуро отдал камень, который не перестал светиться и погас только, когда Катрина убрала его в карман плаща.

— Жди нас здесь! И без выходок, понял? — холодно приказала она.

Мы вышли в коридор, оставив чокнутого одного в палате, и подошли к окнам на противоположной стене коридора, чтобы Эдуард не слышал ни слова из нашего разговора.

— Катрина, — начал я, — это тот момент. Если ты шагнешь в это неведомое пространство, там ты окажешься перед выбором, который изменит всё. Ты должна сделать правильный выбор.

— Правильный, это тот, который хорош для тебя? — иронично констатировала Катрина.

— Нет, это тот, что спасет тебя. Этот выбор спасет и меня. Если ты не пойдешь за мной к жизни, то мне придется пойти за тобой во мрак, и непременно там пропасть.

— Я не могу все бросить ради тебя, Марк.

— Сделай это не ради меня.

Моя просьба разбилась о молчание наемницы.

— Ты раньше говорила, что открытие не может помочь лично тебе, потому что твое желание невыполнимо. Но ты не знаешь, что станет возможно, когда ты воспользуешься Ключом. Это станет известно только там, куда ты попадешь. Скажи вслух, что это за желание? Разве это не то, о чем прошу я?

— Забудь о том, чего мы желаем. Слишком поздно. Сегодня день, когда будет вершиться судьба мира по законам лордоков. Наши желания лишь прах.

— Они не прах, пока ты не обратишь их в прах. Разве тебе никогда не хотелось увидеть солнце? Мочь пройти под его золотистыми лучами? — я коснулся ее тонкого запястья, где должен был стучать пульс. Под моими пальцами ничего не билось. Ее сердце действительно спало. — Неужели тебе не хочется, чтобы твое сердце забилось? Чтобы эти пальчики стали теплыми?

— Прошу, перестань. Это слишком жестоко. Я прекрасно знаю, чего лишена, — она посмотрела в окно. — Разве ты не видишь, что если бы это решение мне давалось легко, то я бы даже не стала слушать тебя. Если бы я хоть немного не хотела стать смертной, я бы не позволила тебе говорить об этом, — глаза наемницы наполнились отсветом волнительных для нее колебаний и сомнений, а мертвенно бездвижное лицо красиво исказила боль. — Более двухсотсемидесяти лет я жила так, как живу и по сей день, сознавая изуверство своего существования по отношению к другим, и все же ничего не меняя. А теперь ты просишь меня стать такой же другой. А если стану? Что тогда?

— Приглашу тебя увидеть рассвет, покажу закат.

— А если я откажусь?

— Тогда ты разобьешь мне сердце. Ни больше, ни меньше.

Мы замолчали, глядя друг на друга.