Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – барон

– Так чего бежим так поспешно?

– Мы не знаем, кто помимо колдуна поблизости, – объяснил я. – Мы не знаем, насколько близко главные силы погони. Мы многое не знаем о противнике, в то время как он знает о нас все.

Он коротко взглянул, обронил:

– Думает, что знает.

– Что? – переспросил я. – Ах да, конечно. Но у нас не так уж много тузов в рукаве, как хотелось бы.

Воздух свеж, кони за двое суток отдохнули так, что играют на скаку и задираются друг с другом. Деревья неслись навстречу, а затем разом исчезли, мы выметнулись в залитое жарким солнцем пространство. В лужах блестит небо только в самых глубоких выемках, а так земля за ночь растеряла влагу, сейчас же на глазах высыхает, комья из-под копыт рассыпаются в воздухе.

Кто-то из рыцарей пожаловался, хотя и веселым голосом, что уже какой день и неделю в пути, в ответ Кадфаэль негромким проникновенным голосом начал рассказывать, что Моисей вообще водил по пустыне евреев сорок лет, вот это был путь так путь, на что юный Дилан спросил наивно:

– Сорок лет по пустыне? За это время можно всю землю объехать!

– А он водил зигзагами, – подсказал Мемель.

– Зачем? – удивился Дилан.

Вместо задумавшегося Кадфаэля самоуверенно ответил сэр Смит:

– Следы запутывал, от погони хотел оторваться! И чтоб на засаду не нарваться. Ты же слышал, половину Египта ограбили!

Мемель, более подкованный, возразил:

– В Святом Писании сказано, Моисей ждал, пока умрет последний, который помнил, что в Египте было лучше, чем их ждет в пустынной Палестине.

Конские копыта выворачивали комья чернозема, трава поднимается яркая и сочная, а рощи все как на подбор: если сосны – то корабельные, если березки, то с каждого дерева можно нацедить сто бочек сока, ягодами усыпаны поляны, а крупные породистые грибы толпятся вокруг каждого дерева.

Эта часть суши, как наконец объяснили Кадфаэль и Эбергард, в сторонке от важных мест, пустыня и пустыня. Здесь не то что городов, даже сел не было, потому все Войны Магов с пренебрежением обходили этот край. В предпоследнюю войну на эту пустыню обрушился грязевой ливень, что почти целиком перенес в тучах вскипяченное море за тысячу верст. Вместе с водой пустыню залило грязью, снова никто сюда не мог сунуться, а потом на этом месте вырос густой-прегустой лес.

Заселить его, правда, никто не сумел: снова разразилась Война Магов, уже последняя. Города горели, реки и моря вскипали, только этот лес уцелел за ненужностью. И вот в него бежали все звери, все существа, что как-то уцелели. Здесь нашли приют и орки, и тролли, и гоблины, даже великаны поселились. А уж многие не столь многочисленные, но не менее опасные существа, те, можно сказать, первыми нашли в этот лес дорогу и обосновались в нем навечно, кто уйдя в землю, кто поселился на верхушках этих чудовищно огромных, как крепостные башни, деревьях, кто выстроил жилища и даже целые крепости в лесу…

– Что за лес, – бормотал сэр Смит, – что за лес… Если не здесь живут дриады, то где еще?

– Кто о чем, – заметил напряженным голосом граф Эбергард. – Я слышал, что в таких лесах живут эльфы, а это не совсем дриады.

– Да, – согласился сэр Смит. – Дриады – это…

Он изобразил руками подобие девяносто-шестьдесят-девяносто, но с тряской в седле пропорции получились странные, он попытался повторить, получился вовсе лошарик, граф Эбергард вздернул бровь и посмотрел на сэра Смита с удивлением. Потом с сомнением и некими предположениями, ясно читаемыми во взоре.

Деревья стоят неприлично близко друг к другу, если учесть, что все они толщиной с крепостные башни, наплывы на коре размером с балконы во дворцах, ветви вознесены так высоко, что даже нижние почти на уровне облаков, а вся крона деревьев тонет в белом киселе. По дереву бегут ровной цепочкой рыжие муравьи, я сперва принял за бесконечную вереницу нажратых белок.

Открылась поляна, настолько огромная, что и поляной назвать неловко, но все-таки поляна: лес со всех сторон, а сама поляна покрыта крупными яркими цветами с торчащими на тонких палочках шариками пыльцы.

Смит присмотрелся, сказал с азартом:

– Чтоб я да не полакомился?

Мы с любопытством наблюдали, как он спрыгнул на землю и тут же начал загребать цветы и совать в них лицо. Потом зашевелились его уши, он пожирал пыльцу, перепачкался, крикнул счастливо:

– Господи, да это лучше, чем вино! У меня сил прибавилось!

Мемель слез, осторожно попробовал пыльцу с другого цветка, задумался, прислушался к ощущениям.

– Да, – сказал он внимательно наблюдающему Эбергарду, – я что-то слышал про цветы, что одним запахом прочищают мозги… Я сейчас могу вспомнить те детские песенки, что пели наши слуги.

Эбергард после колебаний тоже покинул седло. Я остался один, даже Ингрид и Брайан бросились на поляну, хохотали и пожирали сладости, кони тоже начали потихоньку щипать, и в конце концов, нажравшись нектара, все вылезли из зарослей сытые, но странно посвежевшие, сна ни в одном глазу, хотелось петь и рассказывать веселые истории. Сэр Смит в самом деле запел, громко и фальшиво, брат Кадфаэль посматривал на него с доброй улыбкой всепрощающего папаши. Я оглянулся на роскошные цветы, над ними уже вьются крупные бабочки, с ревом тяжело груженных бомбардировщиков опускаются жуки. Чашечки цветков клонятся под их весом, пыльца искрится на солнце, как алмазная пыль.

У сэра Смита перепачканы не только губы, но и щеки, лоб, доспехи.

Брат Кадфаэль сказал заботливо:

– Сэр Смит, вы перепачкались пыльцой…

Тот попытался вытереться, не получилось, начал стирать энергичнее, наконец едва не раскровянил лицо, но на щеках остались нежно-розовые пятна.

– Что за дьявольщина?

Другие рыцари тоже старательно терли руки, лица, соскабливали с доспехов, но если с металла еще как-то удавалось содрать, то лица у всех оставались как у клоунов.

Эбергард с тревогой посмотрел на далекие крыши городка, оглянулся: с севера снова ползут тучи.

– Я лучше останусь в поле, – сказал он твердо, – чем вот с такой размалеванной харей появлюсь в городе! Скажут, цирк приехал.

Мемель пропыхтел рядом:

– Я… тоже… Такой… позор!

Он тер и тер руки, щупал лицо, где пыльца налипла в три слоя. Глаза страдальческие, обернулся ко мне с паникой во взоре.

– Сэр Ри… Легольс! Что нам делать? Вы ведь старые книги читали!

Я развел руками.

– Растут два цветка. Солнышко, тепло, светло… Один цветок говорит другому томно: «Хочешь меня?» – «Хочу», – отвечает второй. Первый оглядывается в раздражении, как вон сейчас сэр Эбергард: «Ну где же эта проклятая пчела носится?»

По-моему, никто не врубился, только много погодя подошел Кадфаэль, посмотрел вопросительно, так ли понял, отправился в соседние заросли таких же цветов, что на той стороне широкого ручья, повозился там, все ахнули, когда он вернулся чистым, без малейших следов пыльцы.