Екатерина Кинн - Самое Тихое Время Города

Игорь остался сидеть у костра, разинув рот.

Вечером над лесом, над поляной, полной костров, музыки и веселья, плясала Госпожа Луна. Инглор терялся в толпе пестро одетого народу, никто особенно не обращал на него внимания. Игоря замечали больше, потому как он уже успел кое с кем познакомиться.

Кончила наяривать волынка, возник какой-то парень с шаманским бубном и сумасшедшим взглядом. Глуховатый ритм завораживал. Потом к бубну присоединился тамбурин, потом вышел азиатского типа солидный мужик с варганом, а потом над толпой полетел низкий красивый женский голос, который без слов выводил какую-то дикую мелодию. Это было удивительно похоже на струящуюся яркую вышивку с точечными узорами бубна и тамбурина, с пунктирной медной варганной нитью. Три-четыре тени закружились у костра в стихийном, невероятном плясе. Это был какой-то выброс, какое-то наитие – и песенное, и плясовое, и ритмическое, разошедшееся по толпе, как круги по воде, и постепенно захватившее всех. Эхо низкого женского голоса раздавалось под высокими каменными сводами, волшебно меняя все вокруг.

Мрачно поблескивали вонзенные в земляной пол вокруг очага мечи. В арку высокого выхода смотрела, не мигая, желтая луна, и от порога сквозь затканный серебристым туманом лес струилась светящаяся дорожка. Ветер провел влажным крылом по волосам и что-то прошептал.

Инглор выскользнул из круга в темноту, стараясь не нарушать дикой, жутковатой гармонии пляски. Игорь шагнул за ним. В темноте длинного зала сверкнули зеленым глаза Елены.

– Дорога, – еле слышно прошептал Инглор. – Надо идти…

Елена тихо дотронулась до руки Стража Холма. Инглор вздрогнул.

– Она поет, как птица Рианнон с серебряным горлом…

– Тебе лучше идти. Это долго не продержится.

Инглор вздохнул. Покачал головой. Затем отстегнул с ворота рубахи застежку, бронзовый березовый листик с хрустальной капелькой росы, и протянул на раскрытой ладони Игорю:

– Вот. Это тебе.

Игорь осторожно взял такую хрупкую с виду, но неожиданно тяжелую и твердую вещь.

– Спасибо. Только вот отдарить нечем.

– Будет случай – отдаришь. Сдается мне, мы еще свидимся. – Инглор улыбнулся.

– Надеюсь.

Игорь смотрел, как растворяется в лунном сиянии его силуэт, как вспыхивает и гаснет тусклым светом под ногами у него туманная тропа. Вскоре он растворился в ночи, и ветер уже пах обычной листвой и влажной землей. И бронзовый котел на очаге стал обычным закопченным каном, очаг – просто костром, да и круг стал распадаться, потому как певица устала.

Но листок на ладони остался прежним, и капелька хрусталя влажно дрожала в лунных лучах.

Вернулись все в лагерь немного печальные, а Игорь еще и придавленный мрачными размышлениями. Заснуть он не мог, потому долго сидел у костра, думая о Той Стороне, о том, как там все может быть. Кэт тоже сидела у костра, закутавшись в спальник. Нилакарна дремал у нее на коленях.

– А там, у вас, есть три мушкетера?

Кэт встрепенулась, ответила не сразу, соображая, о чем ее спрашивают.

– Нет, – покачала она головой. – У них законченная история. Они были. Законченную историю можно расширить, дописать, расцветить, переставить акценты – но не изменить.

– Легче уничтожить, чем переписать заново… Хотя сейчас переписывают, и вроде даже успешно… – проговорил Игорь.

– Но ты не переживай, – сказала Кэт. – Мушкетеры всегда находятся новые. В подражание прежним.

«И если историю мушкетеров уничтожить, то для нас это будет незаметно. Мы просто не будем помнить, что они были. Даже не осознаем потери. А для них это – смерть. Полная смерть. Они теряют куда больше…» Он посмотрел на повалившуюся на «пенку» Кэт. Нилакарна лег ей на ноги, согревая. У нее было такое беззащитное лицо, что Игоря охватил порыв жалости.

«Их надо защитить», – подумал он.

«Опять лезу кого-то защищать», – пришла вторая мысль.

«А мне кажется, что это правильно», – отозвалась третья.

Он пошел спать, когда ночь повернула к рассвету, и Ли вылез из палатки, сменив его на добровольном посту.

Заснуть он не мог: слишком много мыслей кружили в голове, а сердце часто и тяжко колотилось в груди. Одно дело, когда реальность становится шире на каких-то зеленых человечков, даже многомерную Москву можно принять. Но когда твой мир вот так в одночасье расширяется до бесконечных, неизведанных пределов… Это не так легко переварить, даже если подспудно готов.

Это значит – все, что считал только мечтой, существует. Где-то далеко, на Той Стороне, но существует. И где-то любовь, честь, благородство – не просто слова, и не надо прикидываться циником, чтобы не обсмеяли… Но остаются потаенные мечты с собой наедине.

Да, только мечты-то бывают отнюдь не всегда благостные. Сразу стало холодно и неуютно, и Игорь затянул клапан спальника так, что оттуда торчал один только нос. Ведь если все так, то можно заставить человека верить в какую-нибудь мразь, и эта мразь вырастет и разжиреет там, а потом нам же даст по мозгам. И получится замкнутый круг… А ведь это так и делается. Иначе зачем попытки, к примеру, пересмотреть историю? Ведь еще немного, и правда все будут считать, что Великую Отечественную выиграли штрафбат да малолетние «сволочи», а командиры были сплошь садисты и гады, да еще кровавая гэбня целилась всем в спину. А вот победили бы эти, со свастикой, – и все были бы счастливы и пили баварское пиво…

Игорь сел, выбравшись из мешка. Опять пробрало жаром.

Нет, не будет так. Не должно быть. Ну не должно, неправильно это. Не выйдет! Не так легко выкорчевать память. Не так легко и перевернуть архетип на Той Стороне. Да и никто не будет стоять, сложив лапки, и ждать. И если кто-то стоит за всем этим, то найти кто и почему…