Ольга Денисова - Одинокий путник

После этой поездки колдун заставлял Лешека заниматься ежедневно, как учил его доместик, и заглядывал ему в горло, и поил сложными отварами, которые составлял сам. И его усилия увенчались успехом: чистый детский голос превратился в сильный сочный тенор, с широким охватом звучания.

– Конечно, малыш, Паисий научил бы тебя петь лучше, чем я… – иногда извинялся колдун, – но что-то мне не хочется возвращать тебя Паисию.

Лешек передергивал плечами – от посещения храма в Ладоге у него осталось самое мрачное впечатление, хотя доместик ему понравился.

– Охто, ты не извиняйся, ладно? – хмыкал он, подражая колдуну, – лучше тебя никто меня не научит, честное слово.

– Ты сам понимаешь, что говоришь ерунду, – довольно фыркал колдун, – твой голос – величайшая ценность этого мира, и если я по собственному невежеству его загублю, мне не будет прощения.

– Ничего ты не загубишь, – отмахивался Лешек, – я все равно буду петь.

И в конце мая, когда Лешек в первый раз рискнул спеть людям, колдун сам убедился в том, что волшебного очарования голос не потерял, напротив, сила его вошла в гармонию с той энергией, которою Лешек вкладывал в свои песни.

И Леля, Леля совсем по-другому посмотрела на него после этого! Ее полуулыбка, ее чуть насмешливый взгляд, загадочный взлет бровей… В тот миг Лешек в первый раз почувствовал, что у него слишком часто бьется сердце. До этого он просто любовался ею, а теперь…

– Почему ты так смотришь на меня? – спросил он ее, когда они вместе с колдуном отправились в гости к ее матери.

– Ты стал таким красивым парнем, малыш, – ответила она и скосила на него глаза. Только ей и колдуну он до сих пор прощал «малыша». Впрочем, малышом его никто кроме них и не называл.

– Ты нарочно меня дразнишь, – сказал он, чувствуя, что краснеет.

– Нисколько. Я же всегда говорю правду.

После этого он до самого вечера боялся поднять на нее глаза, и чувствовал совсем не то, что обычно – какая-то сладкая, упоительная тоска сжимала ему грудь.

Когда они вернулись домой, совсем поздно вечером, Лешек не смог уснуть, и вышел на двор, надеясь, что майская ночь успокоит его непонятное томление. И, чтобы отвлечься от мыслей о Леле, начал сочинять что-то про течение реки в свете поздней вечерней зари, но слова не складывались, мелодия топталась на месте. Тогда Лешек искупался, вышел на берег и понял, что спеть ему хочется совсем о другом. И, рискуя разбудить колдуна и матушку, спел. И сам пришел в ужас оттого, что за песня у него получилась. Никаких смутных сомнений в ней не было, Лешек пел о чувственной любви, о женщинах, о тесных объятьях, и о бушующей плоти.

– Ну-ну, – услышал он голос колдуна с крыльца, когда замолчал, – а я-то думал, тебе рано ехать на Ярилин день… Нет, смотри-ка, в этом году Ярило зацепил и тебя. И песня, как всегда, удивительная. Если ты споешь ее на празднике, все девушки там будут твоими.

– Разве такое можно петь людям? – Лешек, смущенный, подошел к крыльцу.

– Смотря когда. На Ярилин день – не только можно, но и нужно. Несколько дней осталось, так что если тебе придет в голову что-нибудь еще, запоминай – петь тебе придется много.

– Охто, я в этом ничего не смыслю, ты всегда говорил…

– Знаешь, судя по тому, что ты поешь – сам Ярило вложил эту песню тебе в уста. А у меня появилась одна идея…

О своей идее он распространяться не стал, и Лешек, как всегда, ждал от него подвоха.

А через два дня, ближе к вечеру, во двор колдуна вошла Леля. Такого не случалось никогда, во-первых, дом колдуна стоял слишком далеко от села: на лошадях, бодрой рысью, они добирались туда за пару часов по короткой дороге, известной только им двоим. А во-вторых, дорога вела через лес, и пешая молодая женщина рисковала стать добычей диких зверей, да и просто заблудиться, угодить в болото, наступить в змеиное гнездо, столь опасное в конце мая – да мало ли опасностей таит непроходимый лес!

– Леля! – колдун топил баню и увидел ее издали, – Лелюшка, да как же ты тут оказалась?

В его голосе была неприкрытая тревога, он вышел ей навстречу и взял за локти, пристально глядя ей в глаза.

Лешек вдруг почувствовал неловкость, и спрятался за крыльцом, подглядывая за ними из-за угла.

– Охто! – Леля расплакалась, – Охто, только ты можешь мне помочь!

– Что-то случилось?

Леля покачала головой:

– Если я не смогу зачать в Ярилин день, Гореслав не сможет больше жить со мной! Он любит меня, но ты же понимаешь… Он должен стать отцом, иначе… иначе…

– Это он тебе сказал?

– Нет. Так решили его родственники. Охто, ты можешь, я знаю! Охто, попроси богов! Они послушают тебя, я знаю, послушают. А я… я отдам тебе все, что хочешь…

– Девочка, мне ничего не надо. Я, конечно, попрошу богов, но с чего ты решила, что не забеременеешь в Ярилин день?

– Охто, я знаю. Мама научила меня. Мой лунный месяц не совпадает с настоящей луной, в Ярилин день будет поздно… Я знаю, я давно знаю, что со мной все в порядке, но не могу же я сказать об этом Гореславу, опозорить его, выйти замуж во второй раз и рожать детей. Тогда все поймут, что дело не во мне, а в нем. Я поэтому и пришла сегодня… Попроси богов отсрочить на несколько дней… или… или…

Лешек смотрел на нее, плачущую, и сердце его разрывалось от жалости. Он знал, по книгам колдуна знал, что зачать женщина может не всегда, только в определенные дни, и праздники лета совпадали с такими днями. Если в семье бесплодным был мужчина, женщина всегда могла зачать на таком празднике, и муж ее принимал детей с радостью, как своих, поскольку боги давали на них согласие. Но если женщина не беременела и от других мужчин, то в бесплодии обвиняли ее, и муж брал себе другую, которая сможет продолжить его род. А сейчас… Что Леля имела в виду под этим «или»? Если сегодня ее день… Не надо никаких богов, никакого колдовства, она пришла просить колдуна совсем не об этом. Подальше от чужих глаз: никто не узнает, все поверят в то, что колдун просил богов, и боги выполнили его просьбу. Она пришла просить его о любви…

– Лелюшка, девочка… Да как же я могу… Ты же как дочь мне… – колдун погладил ее по голове.

– Охто, ну что же мне делать?

– Я попрошу богов. Все будет хорошо, ничего не бойся. Скоро закат, я попрошу богов… А если боги откажут, тогда… тогда подумаем.

– Я противна тебе? – она вскинула на колдуна зеленые глаза, полные слез.

– Нет, да что ты, Лелюшка! Понимаешь, так бывает… Молодым женщинам нельзя любить старых колдунов. Ты не сможешь после этого жить с Гореславом. Ты… он будет казаться тебе мальчиком. И мне нельзя любить девочек, я люблю твою мать, и не хочу ее ни с кем сравнивать, понимаешь? Каждому свое: молодым – молодое, зрелым – зрелое. Не плачь, я попрошу богов. Это нетрудно. Одно дело – заставить родить огромные поля, и совсем другое – одну молоденькую красавицу. Боги не откажут, я умею просить.