Ольга Денисова - Одинокий путник

Дверь снова распахнулась лишь на миг, чтобы тут же беззвучно захлопнутся, и морозный воздух хлынул в легкие: Лешек едва не закашлялся и задержал дыхание. У крыльца, в снегу неподвижно лежали два дружника Дамиана, но Лешеку не показалось, что они мертвы – за время обучения лекарскому делу он научился отличать живых от мертвых. Человек молча вынес его со двора на темную улицу, прошел мимо десятка домов, прежде чем Лешек услышал храп коней, и нетерпеливые приглушенные голоса.

– Поехали, пока нас никто не видел, – сказал его спаситель и поставил Лешека на землю.

Но стоять Лешек не мог – тело затекло, и теперь внутри бегали колющие мурашки, руки ныли, и кружилась голова. Тогда кто-то из конных сгреб его подмышки сильными руками, поднял вверх и боком усадил перед собой на переднюю луку седла.

– Ногу-то перекинуть можешь или помочь? – ворчливо спросил всадник, но его спаситель, не дожидаясь ответа Лешека, закинул его ногу на спину лошади и похлопал его по ляжке.

– Ничего, оклемается, – усмехнулся всадник, накрыл Лешека плащом, и двинулся вперед тряской рысью.

Лешек еще не вполне понял, что с ним произошло, хотя от свежего воздуха в голове немного прояснилась, когда увидел впереди, в темноте, знакомые ворота княжеского двора. Вместе с ним ехали пятеро всадников, включая его спасителя – надежное сопровождение, даже если по дороге им встретятся несколько монахов. Ночь была пасмурной и темной, ступали кони негромко, и, скорей всего, никто не догадается, кто украл Лешека из-под носа самого Дамиана.

На этот раз князь принял его в тереме: от его надменности не осталось и следа. Одет он был просто, по-домашнему – в расшитую красными нитями рубаху, похожую на те, что вышивала Лешеку матушка. Просторную теплую комнату, куда привели шатающегося Лешека, освещали масляные лампы, и горел открытый очаг – редкость и роскошь для морозных зим новгородской земли. Его усадили на лавку и сунули в руки кружку горячего меда. После кагора, привкус которого до сих пор сохранился во рту и вызывал отвращение, меду Лешеку вовсе не хотелось, но он пригубил немного из вежливости.

– Никто не видел? – спросил князь у его спасителя.

При свете Лешек смог его разглядеть – это был тот самый дружник, который четыре дня назад привел женщину, чтобы перевязать его раны.

– Обижаешь, Златояр, – хмыкнул воин.

– Заруба у нас – разведчик, на корабли к свеям пробирался, пленных брал, и ни разу не попался, – объяснил князь Лешеку, – любой запор откроет, в игольное ушко влезет. Это он моего коня, что я тебе отдал, у постоялого двора приметил, и хозяина о тебе расспросил. Где они тебя изловили?

– У Невзора ждали… – пробормотал Лешек. Он не хотел ничем быть обязанным князю, но прекрасно понимал, что тот спас его от неминуемой и лютой смерти. И никто, кроме князя и его людей, сделать бы этого не смог, даже если бы и захотел.

– Вот как? Нашли, значит, логово старого волка… Я этого не ожидал, – вздохнул князь.

– Почему… Зачем ты меня спас? – угрюмо спросил Лешек.

– Велемир приходил ко мне… Он обещал простить меня, если ты останешься в живых. И потом… Знаешь, я хочу услышать, как ты поешь. Просто поешь, а не обвиняешь, и не изливаешь обиду и гнев.

Лешек вздохнул – в горле першило от кагора, и настроения петь не было совершенно: пустота и апатия овладевали им все сильней.

– Нет-нет, – тут же оговорился князь, – не сейчас. Потом, когда-нибудь потом. Я понимаю, сейчас тебе не до песен. Ты хочешь есть?

Лешек покачал головой – желудок скрутило узлом, едва он подумал о еде. Чего бы ему хотелось, так это воды, простой воды – чистой и холодной, но просить князя он не стал.

– Ты, наверное, хочешь отдохнуть? Сейчас, – князь повернулся к двери и крикнул, – Чаруша! Чаруша, иди сюда.

На его зов немедленно явилась старушка, чем-то неуловимо напоминающая матушку – тоже белая, аккуратная и мягкая.

– Уложи юношу спать, – он снова повернулся к Лешеку, – мы поговорим завтра, хорошо?

Лешек кивнул и встал на ноги – качать из стороны в сторону его не перестало, но идти он теперь мог сам. Старушка, едва достающая ему до плеча, взяла его под локоть, распахнула перед ним дверь и повела наверх – терем Златояра был высоким, и, как оказалось, топили его сверху донизу. Комната, чистая и освещенная множеством свечей, показалась Лешеку очень уютной – не смотря на размеры, терем князя напоминал дом колдуна – чистотой, решетчатыми окнами, светом и теплом. Впервые за последние два месяца Лешек увидел мягкую постель, и ему стало неловко ложиться в нее, не сходив в баню.

– Что? Не нравится? – удивилась старушка.

– Нет, очень нравится. Просто я грязный. И вши у меня…

– Ничего, не бойся. Все выстираем, завтра в баню сходишь, Умила тебе настойки от вшей даст. Ложись, милок.

Старушка помогла ему раздеться, совсем как это делала матушка, и укрыла его одеялом, погладив по плечу. Лешек смутился и растрогался от ее ласки.

– А можно мне кружку воды? – робко попросил он.

– Конечно. Сейчас я принесу. Тебе теплой?

– Нет, лучше холодной. Во рту горько.

Когда он, наконец, утолил жажду, а старушка, задув свечи, оставила его одного, Лешека охватила тоска: он стиснул руками мягкую подушку и уткнулся в нее лицом. Никогда. Никогда больше он не проснется в своей постели. Никогда не увидит в окно проблеск реки и старую иву. И какой бы мягкой не была чужая кровать – она останется чужой.

Сколько времени он сможет гостить у князя? День? Два? Месяц? Получив кристалл, Дамиан не станет искать его с тем же рвением, и быстро забудет о его существовании. Вот тогда можно пробираться на север, на Онегу, к матушке и Малуше.

Лешек вжался в перину и почувствовал, что засыпает. Теплая и уютная постель, после стольких мытарств, баюкала его и увлекала в головокружительную, счастливую иллюзию, где спать его укладывала матушка, где колдун будил его по утрам, где светило солнце и в печке трещали дрова, где топилась баня, и Узица бежала мимо день ото дня. В этой иллюзии под окном храпели кони, и в подклете мычала корова, пахло хлебом и молоком.

Монастырь же виделся ему огромными жерновами, перемалывающими в муку все, что сумеет в себя затянуть, и Лешек чудом выскользнул из этих жерновов.

И вдруг, совершенно неожиданно, Лешек понял, что остался жив. Что ему больше не грозит смерть от мучительных пыток, он не будет визжать и умолять Дамиана о пощаде, он найдет матушку, он станет волхвом, как его дед, он научится играть на гуслях. Жизнь распахнула перед ним широкие ворота, и будущее заиграло впереди ярким солнцем. Охто сказал ему – не торопись умирать. Жизнь! Все живое стремиться жить! Невзор-то оказывается был прав: кристалл, Дамиан, месть за колдуна – все растворилось в этом солнечном свете впереди: жизнь! Большая, светлая, наполненная песнями. Пусть он проиграл, пусть он не смог отомстить, но он – свободен, монастырь остался позади: страшным сном, унылым воспоминанием.