Ольга Денисова - Черный цветок

Девушки Кобруча с радостью выходили замуж за благородных из Олехова, но наоборот поступали лишь те, кто ну совсем ни на что рассчитывать не мог. Да и то, чаще они до старости сидели в старых девах, лишь бы не уезжать в мрачный, непонятный Кобруч. Ладислава же, которой прочили в женихи сына Градислава, влюбилась в приезжего врача, который очаровал ее пламенными речами и жертвенностью своего ремесла, и сбежала с ним из дома. Родителям ничего не оставалось, как дать согласие на брак — только чтобы спасти ее репутацию.

И родители, и Избор не сомневались, что пройдет совсем немного времени, и девочка раскается в скоропалительном браке и начнет тосковать по дому. Они бы приняли ее назад, несмотря ни на что. Но к всеобщему удивлению, брак ее оказался на редкость счастливым, хоть и бездетным. Они частенько приезжали в гости к Избору, но никогда не задерживались дольше недели — деверя ждала работа. И Избор бывал у них, хотя не очень любил такие поездки. Глядя на эту пару, любому становилось ясно — это супруги. Они понимали друг друга с полуслова, они редко смотрели друг на друга, но в разговорах проявляли поразительное единодушие, они поддерживали друг друга во всем. И Избор не мог сказать точно, приняла ли Ладислава точку зрения мужа, или это он разделил ее убеждения.

Разбойники проводили Избора к реке, и первая же лодка причалила к берегу, стоило только поманить перевозчика блеском золотой монетки.

Медальон лежал на месте. Есеня спрыгнул в снег, разглядывая его со всех сторон, и когда Полоз протянул руку, спрятал медальон за спину. Он боялся, что Полоз, после двухдневного перехода по лесу, раздумает брать его с собой в Урдию — найдет кого-нибудь половчей и постарше. Полоз был недоволен и всю дорогу ворчал. А Есеня, как назло, умудрился провалиться в ручей, ночью заснул у костра и тот погас — они оба едва не замерзли, потом натер ногу, потому что поленился как следует намотать портянки, еще плохо завинтил крышку фляги и вода пролилась Полозу в котомку, и забыл огниво в снегу — в общем, Есеню было за что вздуть, и не раз. А до Урдии идти гораздо дальше!

— Не бойся, не отниму, — улыбнулся Полоз, — дай взглянуть-то.

Есеня надел цепочку на шею и только тогда позволил Полозу взять медальон в руки.

— Надо же… Какой простой. Я его не таким представлял, — усмехнулся Полоз, — я думал — он в алмазах, что-то вроде ордена. Подождешь меня здесь, я в город схожу, куплю еды на дорогу. Я быстро, не больше пары часов.

Есеня вздохнул — вот так всегда. Кто-то будет рисковать, а он — сидеть в лесу, как дурак, и чего-то дожидаться.

— А можно я с тобой? — на всякий случай спросил он.

— Нет. Ты с ума сошел? Стража с ног сбилась, а ты сам к ним явишься, да еще и с медальоном на шее. И вообще, я говорил. Если возникает опасная ситуация, ты бежишь бегом куда глаза глядят, а я прикрываю твой отход, понятно? Ты бегаешь быстрей меня, а я лучше тебя дерусь. Именно поэтому медальон будет у тебя. Понятно?

— Понятно, понятно…

— А ты что, домой хотел зайти?

И тут Есеня понял, что очень, очень хотел зайти домой. На минутку, только попрощаться. Он ведь так и не попрощался с ними — ни с матерью, ни с батей… Как сбежал тогда через окно, так больше никого, кроме Цветы, и не видел. А дома сейчас тепло, печка топится. Мамка щи, наверное, варит. Девчонки у окошка сидят, вышивают. Батька в кузне молотком стучит — как он теперь, без Есени? Может, взял помощника? Он давно грозился, потому как молотобоец из Есени был, прямо скажем, никакой — за четверть часа выдыхался, махая кувалдой. Эх, хоть бы одну ночь дома переночевать! Глаза защипало, и Есеня мотнул головой.

— Я постараюсь узнать, как там твои, — Полоз похлопал его по плечу, — не кисни.

— Да я и не кисну, — проворчал Есеня, отворачиваясь, чтоб Полоз не заметил слез на его глазах. Он спрятал медальон на груди, под рубахой, и огляделся в поисках поваленного дерева или пня, на который можно присесть. За пару часов тут и замерзнуть можно!

Полоз вернулся, когда Есеня от холода начал скакать вприпрыжку, вытоптав вокруг дуба аккуратную круглую площадку. Снег скрипел и уминался плохо.

— Тебя от самых ворот слышно, — Полоз вышел из-за деревьев совершенно бесшумно и неожиданно — и как у него это получалось? — топаешь, как лось.

— Ну что? — спросил Есеня.

— Все в порядке. Молочка хочешь? Было теплое, когда покупал.

— Хочу! — расплылся Есеня в улыбке — он не пил молока с тех пор, как ушел из города.

— Я знаю, ты любишь, — Полоз достал флягу из самой середины котомки — она была закутана в одеяло.

— С чего это ты взял?

— Да ты когда болел, много чего про себя рассказывал. И молочка просил все время. Гожа так плакала даже, а Хлыст в деревню собирался, за молоком для тебя.

— Че, правда что ли? — Есеня открутил крышку и присосался к фляге — молоко осталось теплым.

— Мы его отговорили. Мало того, что рискованно, так ведь прокиснет, пока до лагеря донесешь. Много не пей, живот заболит.

— Чего это? Никогда не болел, а тут заболит? — Есеня чуть не захлебнулся, закашлялся и облился молоком — оно по подбородку потекло на шею, намочив намотанный на шею платок.

— Эх ты, телок… Смотри, я предупредил. Твоих Жмур отправил в деревню, к родителям Жидяты. Так что за них не беспокойся, никто их не найдет в случае чего. Жидята тебе привет передавал, и батьке твоему я от тебя поклон велел передать.

— Поклон… — Есеня хохотнул, — не многовато ли?

— В самый раз. Не слышу я что-то уважения к родителю в твоих словах.

— А за что его уважать-то?

— За то, что тебя, змееныша, на свет родил и кормил столько лет, — Полоз скривился — он всегда кривился, когда речь заходила о Жмуре.

— Ну и что? Подумаешь — родил! Не он меня родил, а мамка. А он только по затылку бил, да чуть что за вожжи хватался.

— Был бы ты моим сыном, я б не вожжами — я б тебя, непутевого, кнутом драл, и каждый день.

— За что это?

— А для ума. Портянки до сих пор наматывать не научился, вещи теряешь, под ноги не смотришь. Молоком вот облился и не утерся, теперь мерзнуть будешь. Пошли! Телок.

Есеня обижено засопел. Подумаешь — портянки. Ну да, теперь, конечно, приходится хромать, но ведь ему самому, не Полозу же! Он пошел вслед за верховодом, изредка икая — не стоило пить молоко так быстро — и намереваясь молчать всю дорогу, пока тот сам не захочет заговорить. Но Полоз тоже молчал и нисколько не скучал без разговоров.

— Слушай, а почему мы идем на юго-запад? — не выдержал Есеня примерно через четверть часа, — Урдия же на юго-востоке.

— А ты откуда знаешь, где запад, а где — восток?

— Знаю, — фыркнул Есеня: чего проще по солнцу определить?

— Мы пойдем через Кобруч. А там по реке, на санях, а потом — на лодке. В Урдии теплое море, и река не промерзает.