Марина Ефиминюк - Берегиня Иансы

– Стой, дворняжка! – заорал мне в спину один из них, и оба припустили следом, громко стуча костяными каблуками и ничуть не тише ругая меня дурными словами.

Мы, как полоумные, до темноты в глазах петляли по извилистым улицам. Встречные разбегались в разные стороны. Кто-то, испуганный, посылал нам проклятия. Свернув в обшарпанный переулочек между домами, я налетела на каменную стену и, тяжело дыша, привалилась к ней. Тупик.

Из горла вместе с сипом вырвался идиотский смешок. Глянув на замызганные носы сапог, я уперла руки в бока и крикнула, не оборачиваясь:

– Ну что вам, мужики, от меня надо?

Ответа не последовало. Грешным делом я решила, будто преследователи отстали, но, когда оглянулась, готовая посмеяться сама над собой, обнаружила обоих рыночных воров, перекрывших проход.

– Ты, пришлая, чего хулиганишь? – вопросил низкий, сплюнув через зубы.

От стремительного бега, рожа его покраснела, а гвоздика совсем отвалилась и, понуро свешиваясь с козырька, моталась перед правым глазом.

– Зачем кошель сперла? – Это уже высокий. – Мы с Селиваном видели.

– Раз украла, то делиться надо. Рынок наша территория, – поддакнул ему второй, названный Селиваном.

– Мужики! – Ноги мои казались ватными, а все до одной мышцы ныли от усталости. – Да я ничего и не заработала.

– А это мы сейчас проверим, – сделал ко мне шаг высокий, закатывая рукава и обнажая сильные руки, поросшие золотистыми волосками.

– Эй, мужики, – замахала я на них, отступая и натыкаясь на стену, – ну чего так сразу! У меня есть пять золотых, я отдам половину. Разговоров быть не может. Вы правы – я виновата…

– Кулон у тебя красивый. Правда, Фирсуня? – обратился низенький к подельщику.

Бессознательно я схватилась за Ловца Душ, висящего на длинной серебряной цепочке и вылезшего у меня из-под рубахи. Может, стоит отдать? Чего я, правда, прицепилась так к этой безделице? Но снимать кулон желания не возникало. Слишком много я пострадала из-за этой побрякушки, чтобы так просто с ней расстаться.

Спасение нагрянуло в самый неожиданный момент. Оно серой тенью с крыльями летучей мыши и громким злобным лаем налетело на обидчиков. Мужички от неожиданности сначала кинулись друга на друга, потом, словно коты, которых окатили кипятком, в разные стороны – и с диким визгом вон из проулочка, позволив мне свободно выбраться на пустую улицу. Страх Божий не подкачал – нападал на них знатно, со всей возможной яростью и старанием, вымещая злость за целый день, проведенный в душном нутре сумы. Воры визжали, как дети, отмахиваясь от лязгающего зубами мелкого беса. Хохотнув, в душе я пожелала им удачи, все ж таки коллеги как-никак, и поспешила прочь, но тут Страх тоненько, будто младенец, вскрикнул, а у меня похолодело внутри. Резко остановившись, я оглянулась – летун недвижимо валялся на брусчатке, и по пыльным камням расползалось алое пятно. Высокий, Фирс, зажимал в руках деревяшку с кривым гвоздем на верхушке, видать подобранную здесь же, в куче мусора, и радостно-торжествующе скалился. Селиван, низенький, отплевывал грязную прядку волос, прилипшую к губам, и о колено отряхивал поднятый с дороги пыльный картуз.

Болотный демон отдал богу душу. Сколько жизней у него осталось, я понятия не имела, но если он сейчас все же очнется, то мало нам всем не покажется. После очередной нелепой гибели, происходившей все больше по моей вине, характер Страха все ухудшался. В последний раз едва мне глотку не перегрыз, поганка, еле-еле отмахалась.

– Ну что, девка? – осклабился Селиван, натягивая на кудрявую голову картузик со сломанной гвоздичкой. – Что скажешь?

– Мужики… – Демона надо было срочно прятать в сумку, пока не очнулся. – Дайте зверюшку прибрать в котомку, а то худо будет.

– Худо? – протянул вор, а его приятель тем временем внимательно рассматривал Королевскую Невинность, перепачканную кровью. Браслет буквально орал, что сделан из полусотни крупных, чистых как слеза бриллиантов, а вовсе не из дешевого горного хрусталя.

– Эй, Селиван, – позвал он подельщика, – побрякушка-то у зубастого знатная. За пару десятков золотых уйдет.

Мою Невинность за двадцать золотых рублей?! С ума сойти!

– Ладно, мужики. – Спасти украшение поважнее, чем убрать демона, в конце концов. – Я вам отдам пятнадцать золотых, больше монет не имею, правда, и вот кулон. – Я стянула с шеи Ловца и почувствовала себя нагой. – И его заберите. Только браслет не трогайте. Он ни к чему вам, да и подпорчен хорошенько.

– А чего ты так всполошилась-то? – прищурился Селиван.

– Так жалко. – Я бочком стала приближаться к валяющемуся Страху, из открытой зубастой пасти которого текла слюна и высунулся длинный ярко-алый раздвоенный язычок. – Я ж его в караване взяла, чуть шкурой своей не поплатилась…

– Снимай браслет, – отрывисто приказал «низенький» Фирсу.

– Ну уж нет! – Я непроизвольно кинулась в их сторону.

В следующее мгновение под ногами что-то звонко брякнулось и рассыпалось на осколки. Пахнуло магическим жасмином, я недоуменно глянула на разбитую призму с заклинанием, и неожиданно воздух резко перестал поступать в легкие.

Дышать стало нечем. Ноги ослабели, я рухнула на колени и, хрипя, схватилась за горло. На меня будто петлю накинули и теперь стягивали с неимоверной силой.

– Хорошо, – с трудом произнесла я, выпучив от удушья глаза, – у меня выручки… был… один золотой рубль… и тот вернула. Давайте… мирно… Забирайте… все… только… дезактивируйте заклинание! Задохнусь!

Селиван оскалил коричневатые пеньки зубов:

– Ну с каждым словом все сговорчивее!

Фирс подхватил брошенную сумку, по-хозяйски залез лапищей, проверяя содержимое, но, не найдя там ничего, кроме грязных чулок и помятой грамоты, брезгливо откинул в сторону и нагнулся к Страху.

У меня в глазах потемнело, на лбу выступила испарина, а внутренности охватила паника, как у человека, утянутого в глубокий омут с привязанным к ногам камнем. Я кашляла, плевалась, сипела. Потеряв последние крохи сил, я закрыла лицо ладонями и захлебнулась слезами.

Я уже теряла сознание, когда повеял жасминовый ветерок. Я, сипя, вздохнула полной грудью и мгновенно расслабилась, ощущая ни с чем не сравнимое блаженство. Где-то над головой раздался низкий, будто простуженный голос:

– Веселье, я смотрю, в разгаре?

Улочку озарили зеленоватые вспышки, и мои обидчики повалились недвижимыми истуканами. Я жадно дышала ртом и никак не могла насытиться.

– Савков, – просипела я, – ты мой спаситель!

В следующее мгновение яростный и подлый удар в живот скрутил меня тугим клубком, я даже на секунду провалилась беспамятство.

– Ох, стервец! – промычала я, взвыв от боли.

– Подлость за подлость, Москвина! – прошипел он над ухом, хватая меня под мышки и безрезультатно пытаясь поставить на ноги. – За компостные ямы тебя убить мало.