Марина Ефиминюк - Берегиня Иансы

– Труд облагораживает, – прохрипела я. – Но тебе, как видно, не помогло.

Боль медленно отпускала, где-то внутри чуть ныло, и, кажется, наливался отменный синяк. Когда я наконец смогла разогнуться, то посмотрела в хмурое обветренное лицо Николая. Тот одарил меня злобным взглядом и быстро разжал руки, выпуская из своих объятий.

– Ладно, этот удар я тебе прощаю. Заслужила. Сотри с рожи радость, в следующий раз отвечу. – Я слабой рукой отряхнула порванную перепачканную рубаху, на локтях зияли большие прорехи. – Ты на мое счастье заблудился, что ли? Или же следил за мной?

– Гулял недалеко.

– Ох, соври заново. – Я подтянула порты. – В кандалы заковать, поди, хочешь?

Савков нахмурился.

– Нет? – делано изумилась я, разведя руками. – Тогда ужином угостишь?

Где-то за спиной раздалось тихое грозное рычание. Я застыла, резко замолкнув, и испуганно посмотрела в глубоко посаженные, почти черные глаза Николая.

– Что? – не понял он.

– Бежим, – едва слышно отозвалась я, бледнея от ужаса.

– Что?

– Демон очнулся!

Прежде чем окрестности огласил бешеный яростный лай, мы припустили по улочке. Страх Божий не успел сообразить, как накинуться на нас. Уже на ходу я натянула на шею Ловца и хлопнула себя по карману – все в порядке: и кошель, и сонный порошок на месте. Живем!

Трапезная постоялого двора чавкала и икала, запивая ужин дешевой медовухой, поданной бесплатно в честь крестин внучки хозяина заведения. Я вяло ковырялась в тарелке и поминутно зевала до хруста в челюстях. Савков ел со смаком, периодически сморкаясь в льняную салфетку и вытирая ею же блестящие масляные губы. На его небритом, заросшем черной щетиной лице застыло отсутствующее выражение. Я же внутри напряглась от ожидания.

Пока Николай распоряжался насчет ужина, я вытащила из кармана его плаща, неосмотрительно оставленного на лавке, пухлый кошель и в кружку с выпивкой сыпанула сонного порошочка. Конечно, вечером в столь трагичный для меня момент я была его рада видеть, но дальше в обществе ненавистного друга оставаться не собиралась. Как только он уснет– а судя по дозе порошка, сон будет больше похож на летаргический, – улизну, и поминай меня добрыми словами. А браслет? Браслет можно в любом крупном городе продать, может, не за восемьсот золотых, но тоже недешево уйдет.

Свободных комнат не оказалось, и подвыпивший хозяин постоялого двора, едва ворочая языком, предложил Николаю за один золотой разместиться в моей комнате, а за два – в конюшне. Колдун долго пыхтел, подсчитывая в уме привлекательность альтернативы, потом вытащил из напоясной сумки две монеты и отдал с угрюмой решительностью.

– Чего ты так на меня смотришь? – прогудел Савков, запихнув за щеку кусок мяса, отчего его небритое лицо взбугрилось, как от флюса.

– Да вот тост хочу предложить. – Я подняла тяжелую кружку и растянула губы в улыбке: – За нежданную встречу! Кстати, ты чего делаешь в Кузьмищеве?

– Все-то ты вопросы задаешь! Я, между прочим, тебе жизнь спас, – проворчал он, прихлебывая медовуху.

Я неожиданно для самой себя засмотрелась на его волосы, блестящие в тусклом свете масляной лампы, чадящей под потолком. Седых прядей стало еще больше, на висках и вовсе не осталось черноты.

– Когда я тебе спасла жизнь, то едва не поплатилась своей. Поэтому давай не будем выдвигать взаимных претензий, а то ночи на подсчеты долгов не хватит, – ухмыльнулась я, но как-то вяло и без обычного огонька. От крепкого медового пива в голове уже гудело, а глаза слипались.

Не представляю, как себя чувствовал Савков в моем обществе, после того как мы, некоторым образом, подгадили друг другу существование, но лично мне очень хотелось треснуть его ложкой по лбу, а еще лучше – сапогом в живот, чтоб до синевы, как мой.

– Куда ты направляешься? – Ожидая ответа, Николай на секунду посмотрел на меня, потом зажевал с удвоенным энтузиазмом.

– Пока не решила. – Признаваться, что путь мой лежит в Рось, я не собиралась. Не тот человек Савков, чтобы делиться с ним ближайшими планами.

В трапезной заиграла гармоника, и визгливый женский голос затянул грустную песню. Гости, отмечавшие крестины, нестройным хором подхватили немудреный мотивчик и кто во что горазд заорали так, что с улицы в распахнутые окна стали заглядывать любопытные зеваки.

– А ты куда? – Не нравилось мне, что мы, готовые перегрызть друг другу глотки, пытаемся вести светские беседы, будто хорошие приятели. Это дурно пахнет и совсем не похоже на колдуна.

Тот со своим ответом медлил, поскреб ложкой по пустой тарелке, облизал ее, звонко бросил на стол.

– Откуда я знаю, что не побежишь к своему любовнику с докладом? – Он вытер губы рукавом и скрестил руки на груди.

Спать хотелось неимоверно, комната перед глазами качнулась. И когда я так успела захмелеть? К гармонике присоединилась балалайка, и обе заливались развеселой мелодией. Гости вскакивали со своих мест и кидались в пляс. Пьяненький гармонист с хитрым прищуром разглядывал веселящуюся толпу и в такт музыке притоптывал ногой.

Объяснять Савкову, что с Лопатовым-Пяткиным у нас было лишь деловое соглашение, и не более, – к чему? Я не собиралась ни перед кем оправдываться или отчитываться. Раньше мы с Василием были на одном берегу реки, теперь – на разных. Вот и весь сказ.

– Он хочет избавиться от меня, – пожала я плечами, – и обязательно это сделает, если найдет. Как ты думаешь, я побегу к нему теперь? И знаешь что? Не надо мне ничего рассказывать, потому что мне неинтересно.

– Зато мне очень интересно. – Глаза Николая злобно блеснули. – Что у вас произошло? Ты, Наталья, мечешься из крайности в крайность. Вы с графом то дружите, то нет. Не понимаю я чего-то. Аль ты определиться не можешь, хорошо тебе с ним или плохо?!

Я не выдержала и расплылась в многозначительной улыбке.

– Ты хотя бы представляешь, сколько вы дел натворили, голубки?! – Савков старался перекричать царивший вокруг шум и гвалт, настырную музыку гармони. Сам не замечая, как становился пунцовым от ярости.

– Ко-оленька, – протянула я, – да меня так с детства не отчитывали! Не ревность ли промелькнула в твоих словах, или мне только почудилось?

Николай осекся, бледнея и сжимая губы. Грубый намек на его нелепое и неуклюжее признание тогда, год назад в музее Николаевска, оказался тем самым долгожданным ударом в живот. Колдун не сводил с меня яростного взгляда, а потом через силу пробормотал:

– Я думаю, мы едем в Николаевск. Король Иван хочет заключить мирный пакт с Лопатовым-Пяткиным. Ты станешь откупом. Так было решено и так будет. Завтра поутру трогаемся в путь. Времени мало.

В затуманенном мозгу новость, в другое бы время рассмешившая, не оставила никакого отпечатка, я широко зевнула и встала.