Марина Ефиминюк - Берегиня Иансы

– Твоей внимательности позавидуешь. Их еще в деревне стащили.

– Опять?! – покосился он на меня.

На его чумазом лице у губы выделялся примечательный кровоподтек. – Как дальше пойдешь?

– Издеваешься? – буркнула я, с трудом поднимаясь. Ноги предательски дрожали, пришлось схватиться за сосну, чтобы не свалиться обратно и не улететь вниз по склону. – Я с места не сдвинусь, пока не покемарю хотя бы часок.

– Времени нет.

– Может, у тебя и нет, – зло отозвалась я, взбираясь обратно. – А у меня очень даже есть. У меня целая телега времени. Сейчас выберусь отсюда… Твою мать! – Рука схватилась за молодую поросль крапивы, и ладонь обожгло. – Выберусь… – Истратив остатки сил на подъем, я перекатилась на траву под куст и блаженно закрыла глаза. – И буду спать…

– Вставай! – Савков грубо схватил меня за шкирку, силой поднимая на ноги, совсем как давеча ночью.

– Поласковее! – прикрикнула я, чувствуя, как от усталости к горлу подступает тошнотворный комок.

– Ты мне, Москвина, скажи такую вещь: что произошло в деревне?

– На нас напали. – Я вяло зевнула и сонно глянула в хмурое лицо. – У тебя губа не саднит? Хорошо, однако, приложился!

– Что случилось ночью? – чеканя каждое слово, как монетки, просипел Николай, до боли сжав мне плечи.

– На нас напали…

– Прекрати! – Все же он не выдержал и сорвался, перейдя на крик. – Отчего никто не помогал нам?! Почему всего втроем Хранители смогли прикончить отряд из тридцати стражей?!

– Все спали сном праведников. – Я осторожно освободилась, оттолкнув его руки. – Ты это хотел услышать? – Николай оторопел, я едва сдерживала ухмылку, глядя на него обескураженного. – Я думала убежать, Ветров мне согласился помочь и подсыпал вам в еду и питье снотворного. Честно сказать, даже удивительно, что заснули абсолютно все. Только вот ты, к сожалению, видать, не ужинаешь. На диете?

– Чудовище… – Николай порывисто закрыл ладонями лицо и вздрогнул. Не ожидала от него таких нежных чувств. – Ты чудовище!

– Ага… Только мы с тобой еще померяемся силами, кто из нас больший подлец! Кстати, чего переживаешь, твой-то отряд уже в Истоминское отправился.

Колдун резко развернулся, так что мне пришлось отступить на шаг, и, не видя дороги, направился в чащобу. Неожиданно стало страшно – не решил ли он повеситься с горя? Но нет.

– Шевелись! – донесся до меня свирепый окрик. – Мы еще с тобой разберемся!

– Когда ты молил о прощении прошлой ночью, ты нравился мне больше! – проворчала в ответ я и осторожно, стараясь не наступить на какой-нибудь сучок и еще больше не поранить босые ноги, последовала за ним, тем более что чертов браслет настойчиво сжал запястье. И не поймешь, чего следует пугаться: то ли Савков поводок затянул, то ли от Давидыва далеко ушли.

Но и проселочная дорога до поворота на Истоминское приятных сюрпризов не подарила.

– Чтоб тебя! Чтоб всем пусто было и немощью разобрало! – воскликнула я в бешенстве, когда снова напоролась на острый камень, неловко перепрыгнув коровью лепешку.

Савков шел впереди, не оглядываясь и больше не подгоняя меня, отчего я ощущала себя доверчивой и преданной дворнягой, обруганной нерадивым хозяином, но по-прежнему следующей за ним по пятам.

Дорога вилась и петляла между полей. Выйдя на нее, мы поняли, что в горячке побега от сектантов проскочили оговоренное место встречи, и теперь возвращались обратно. Небо хмурилось, изредка проливаясь дождиком. Брызнет и отступит, лишь намочив пыль и превратив ее в грязь.

Ноги совсем онемели от холода. И как деревенские бегают без башмаков? Усталость накатила свинцовой тяжестью. Перед ней отступила даже бессонница, и хотелось, упав прямо на обочину, забыться хотя бы коротким сном. Поэтому скрип телеги и фырканье лошади показались мне благословенной песней. Нас нагоняла подвода, управляемая хмурым бородатым мужичком. Когда он поравнялся с нами, то Савков глянул на возницу в пыльном кафтане, вытертых до неприличия портах и нечищеных разбитых сапогах.

– Мил-человек, – кашлянул колдун, – подвези до развилки на Истоминское.

Крестьянин, не думая останавливаться, отозвался сердитым голосом:

– Довольно мне нищих на сегодня. Вона в городе всего обобрали, – и даже подстегнул кобылку, та обреченно застригла ушами и недобро покосилась в нашу сторону.

– Мы от белорубашечников сбежали, – не сдавался Николай, прибавляя шагу, мне пришлось, неловко ступая, следовать за ним почти вприпрыжку. – Глянь, девица вовсе босая.

Мужик глянул на меня. Видно, растрепанная и чумазая, я вызвала в нем острый приступ жалости. Сдаваясь, он натянул вожжи:

– Забирайтесь.

Дно телеги, устланное соломой, показалось королевским ложем. Болела каждая косточка и связочка, а ноги налились свинцовой тяжестью. Я извернулась, чтобы обследовать сбитые, грязные до черноты пятки, приложила послюнявленный подорожник, надеясь, что народное средство поможет и подлечит ранки. Бессмысленно, конечно. Без специальных мазей из лебеды, продающихся по полтиннику, не обойтись. Дороговато мне встала прогулка по деревенским просторам!

Савков уселся рядом с мужичком. Сквозь сонливую истому мне слышалось, как он, не скупясь на черные краски, расписывал правдивые и выдуманные подробности нашего побега из деревни белорубашечников. Глаза сами собой закрывались, а сознание уплывало на мягких волнах, качавшихся в унисон скрипучей старенькой телеге.

Снился великолепный цветущий луг, пахнущий молодой нескошенной травой. Посреди него паслась огромная хвостатая тварь, понуро жующая сладкие зеленые побеги. Дракон помахивал хвостом, изредка расправлял крылья и походил на безобидную корову. Будто бы я держала в руках хлыст и подгоняла его, зазевавшегося на одуванчики.

– Наташа! – Кто-то толкнул меня, пытаясь разбудить. – Наташа! Вставай, приехали!

Я нехотя потянулась (спину тут же рассекла резкая боль) и, поморщившись, села. Дрема не освежила, но еще больше затуманила голову.

– Держи! – Рядом с моими ногами шмякнулись лапти.

– Что это? – Я недоуменно уставилась на лубяную обувь. – Ты предлагаешь мне их надеть?

– Ты можешь привязать их себе на шею.

Переведя почти испуганный взгляд на искривленное лицо Николая с нервно ходящими желваками, я догадалась – спорить себе дороже, поэтому кивнула:

– Ну в конце концов это лучше, чем босиком.

– Я тоже так думаю, – стараясь сдержать рвущиеся наружу эмоции, процедил тот в ответ.

Спрыгнув на дорогу и тут же ударившись о камень, я тихо заскулила и, словно всю жизнь их носила, быстро подвязала лапотки, больше походившие на колодки.

Савков стянул с пальца богатый перстень с бирюзой и протянул мужику, прищурившемуся с нескрываемым интересом и хитрецой.