Марина Ефиминюк - Ускользающий мир

Он от всей души надеялся, что Семья еще не успела устроить по нему поминки. Люк прекрасно помнил, как Рада, жена Оскара, Главы Семьи, три раза устраивала поминки по "вновь погибшему" Невезунчику Петру, и каждый раз бедолага возвращался в особняк в разгар веселья. Напивался со всеми и не понимал, по кому скорбит Семья.

Люкка засунул руки в карманы. От хорошего настроя не осталось и следа. Голова гудела. Что за неудачная неделя!

Еще эта девчонка, дверь в квартиру которой единственная оказалась открытой нараспашку, надоела ему, как зубная боль. Худосочная нервная мышка с мужским именем Евгения. Люк ненавидел невзрачных истеричных особ. Хотя, не смотря на сущий ад, в который она превратила его восстановление, возможно, именно она спасла ему жизнь. С ума сойти, девушка Евгения действительно решила, что он вампир! Идиотка, начитавшаяся глупых фантастических романов. Он слышал, что в этом отсталом, Индустриальном мире, где люди умели лишь вырабатывать энергию, но не поглощать, половина населения зачитывалась безумными историями о несуществующих чудовищах, а половина писала о них.

Наверное, здесь бы хранителей назвали волшебниками, благородными и добрыми, следившими за порядком во всем их разделенным Городами мире.

От собственных мыслей Люка скривило.

А как бы назвали его, превратившего свою способность дарить и отнимать жизнь в страшное оружие? Вероятно, ведуном, выбравшим черный путь. Звучало, по крайней мере, очень романтично.

Правда, нет никакой романтики в осознании, что хранители разнятся с ним лишь красивыми предлогами для подлых дел. Сущность-то одинаковая. Отличие лишь в том, что он, Люкка, не лгал ни себе, ни миру.

Наконец, лифт остановился. Мужчина быстро спустился к выходу на улицу и нажал на кнопку замка, тот неприятно запищал. Люк спокойно открыл дверь и сделал твердый шаг. Волосы обдуло ветром, желудок неприятно свело, и еще сильнее загудела голова. Через мгновение он вышел из подъезда заброшенного дома, куда ввалился той черной ночью. Остов его сгоревшего автомобиля убрали с дороги, и покореженные железные контуры очень удачно вписались в окружающий пейзаж. Накрапывал мелкий дождь, желтая умирающая трава, заваленная уже пожухлыми листьями, пропиталась осенней влагой. В его мире времена года были смещены относительно брата-близнеца. В Первой параллели давно хозяйничала осень, в Индустриале она только-только давала о себе знать ночной прохладой. Он поежился от капель, попавших за шиворот и, осмотревшись, направился пешком к Городу.

У Люка с детства легко получалось переходить из параллели в параллель. Возможно, потому что в его крови бурлило слишком много энергии, и медальон-ловец он носил больше для отвода глаз. Многие попадали во вторую, Индустриальную, параллель только с помощью «ворот». Способ безусловно удобный, но не надежный — по дороге путешественники ухитрялись исчезать. Наверное, поэтому их запретили, официально «ворота» остались только в конторе хранителей. Люди месяцами ждали разрешений и виз, чтобы посетить Индустриальный мир, наполненный свободной энергией, курорт для страждущих. Люку было достаточно сделать один шаг. К сожаленью, его талант ограничивался помещениями и автомобилями. Хотя на машинах он не любил пересекать границу — разрядится двигатель, и приехал. В Индустриале он оставил уже парочку отличных новеньких седанов.

Таксист сжалился над ним и подобрал на границе Города. Уже через час Люкка выходил из машины на мощеную мостовую одного из самых фешенебельных районов города. Огромный трехэтажный особняк с одной стеклянной стеной, а другой, увитой сейчас пожелтевшим плющом, казался сказочным. Калитку открыл охранник с каменным лицом, он же расплатился с водителем.

По выложенной оранжевыми плитками дорожке между молоденькими яблоневыми деревьями Люк прошел к черному входу в особняк, а оттуда, не вытерев ног, в светлую теплую гостиную Главы Семьи.

Оскар, почти старик, полный, невысокий, с большими седыми усами, пожелтевшими от табака, скрестив худые ноги в тапочках в виде плюшевых медведей, наряженный в вязаный жилет развалился в глубоком кресле и внимательно изучал свежий номер «Новостей» через тонкие стеклышки узких очков. В большой пепельнице дымилась толстая сигара, на ветке огромного фикуса, упиравшегося зелеными листьями-опахалами в потолок, сидел волнистый попугай, снизу за ним плотоядно следил очень похожий на Оскара кот, такой же седой и тучный.

— Я запретил Раде собирать поминки, — не отвлекаясь от газеты, заявил Люкке мужчина. — Переодень рубашку, а то ее удар хватит. Ты весь в крови.

— Я восстанавливался в Индустриале, — Люк уселся на соседнее кресло. Серый кот тут же стал тереться о несвежие брюки. — Пакет я передал.

— Кредиты уже на твоем счету. — Спокойно отозвался Оскар.

Люкка вытянул ноги, впервые за несколько дней почувствовав себя комфортно. Тут его взгляд упал на главную страницу газеты, которую Оскар специально держал так, чтобы Люк не сумел пропустить новость на передовице. Надпись огромного заголовка гласила: "Столкновение! Хранители попирают законы?!"

Люк даже специально наклонился к отпечатанному мелкими типографскими буквами листу. Оскар молчал и делал вид, что не замечает его манипуляций.

— Что это значит? — Наконец выдавил из себя Люкка, зло блеснув глазами.

— Это я хотел у тебя спросить, сынок. — Глава Семьи опустил газету и окатил мужчину холодным взглядом.

— Твою мать! — Вырвалось у Люка, он откинулся на диванные подушки и растер лицо. — Я ехал… — он запнулся, не собираясь рассказывать, что задержался в соседнем городе по единственной причине — постели племянницы Оскара, роскошной длинноногой Карины. — В общем, дурацкая история. У меня машина сломалась. Хожу вокруг нее, как последний олух, а тут едет картеж. Узнали по номерам что ли? Останавливаются и буквально набрасываются…

— Надеюсь, что в Суде твоя пламенная речь не будет звучать, подобной чушью, — перебил его Оскар.

— Когда Суд? — Вздохнул Люк.

— Завтра и будет лучше, если ты на нем появишься. Постарайся не попасться в таком виде Раде, она у меня девочка впечатлительная.

Люк молча поднялся, чтобы уйти. Оскар прав, он проштрафился по полной программе.

— Я машину возьму. Моя сгорела.

— Вторая за последнюю неделю, — недовольно буркнул Оскар. — Тебе же она нравилась.

— Да, нравилась. — Согласился Люк, покачав головой. — Неудачная неделя.

Глава Семьи снова уткнулся в газету, незаметно ухмыльнувшись в усы. Не для кого не было секретом, что Оскар обожал, когда у Люка что-то не выходило. Он с упоением, не вмешиваясь, следил, как тот выпутывался из очередной разборки. Кажется, для старика сама жизнь Люкки представлялась бесконечным романом со страшными историями.