Андрей Мартьянов - Наследник

Тревожно в городе. Холодно. Не обходится и ночи, чтобы стража не обнаруживала труп с перерезанным горлом, ножом в брюхе или удавкой на шее. Двадцать семь убийств только с начала месяца октября, да еще утопленники, да исчезающие дети... Последних словно ведьмы похищают — все из бедных кварталов, возрастом от пяти до тринадцати лет, мальчики, девочки...

Прошлой неделей на Еврейском острове Святейшая Инквизиция воздала одной из проклятых колдуний по заслугам — повариха Роза Анвен была сожжена за богомерзкое колдовство. На толстуху Розу донесли, и донос оказался (вот редкость!) справедливым — мадам Анвен, ни больше ни меньше, варила колдовские декокты, используя черных котов и петухов, торгуя затем этой отравой и утверждая, что нашла секрет привораживающего зелья. За Розой на костер отправился и муж: соучастие.

Жаль, что инквизиция трудится во Франции из рук вон плохо. Умные и настырные братья доминиканского ордена — отличные следователи. Их бы требовалось привлекать не только к делам о колдовстве и ереси, но и к сугубо гражданским расследованиям. Последние же относятся именно к ведомству господина парижского прево, мессира Жана Плуабуша, в помощниках у которого ходит капитан Марсиньи.

«Ан гро до ла капитэн де Марсиньи» — Толстая Задница Капитан Марсиньи. Вот так заглазно именовали верного служаку Его величества Филиппа и горожане и его собственные сержанты. Правда, за глаза. Неповоротлив, медлителен, чересчур флегматичен, вечно устал...

Давным-давно никто не видел, как у капитана загорались глаза при сообщении о нарушении законов королевства и как он, с ретивостью породистой гончей бросался по следу. А за кем, скажите на милость, бегать, высунув язык? За мальчишками, стащившими булку с лотка? За торговкой не уплатившей с товара налог в казну? Так с казны и не убудет. Скажете, за убийцами? Да, но как найти, допустим, злодея, перерезавшего третьего дня семью шорника на улице Сен-Люсьен только за ящичек, наполненный монетами — сбережениями хозяина? Свидетелей никаких, следов — тоже, только пять трупов и разгром в доме, будто после отчаянной драки? Ищи-свищи теперь... А как прикажете отыскать негодяя, прикончившего монаха-бенедиктинца и похитившего суму для милостыни прямиком на кладбище Невинноубиенных младенцев? Ночью прошел дождь, любые отпечатки обуви смыло, да и половина Парижа разгуливает в одинаковых башмаках.

Плохо в городе. Что-то грядет. Или чума, или война, или голод. Грядет...

Так думал мессир королевский капитан Марсиньи, тяжело вылезая из седла возле кордегардии Перре, что возле южных ворот города — Фонтенбло. Хотел заглянуть на огонек, хлебнуть вина и немного согреться.

Накликал. Грянуло.

Этих двоих звали одинаково — Гуго. Господа сержанты в синих туниках с нашитыми лилиями. Гуго де ла Сель и Гуго де Кастро. Именно Гуго и Гуго встретили мессира капитана у ворот — мокрые, дрожащие, но почти счастливые.

— Мессир капитан!.. — у де Кастро аж голос срывался. — Дом! Дом на улице Боннель!

— И что «дом»? — низким охрипшим голосом осведомился Марсиньи.

— Мы его нашли, мессир капитан!

— Нашли дом в Париже? Ты, Гуго, наблюдателен, как я посмотрю. Сколько живу в городе, ни одного дома не видел. А ты — вот удивление! — нашел... — Марсиньи не был настроен шутить. Ему было холодно и мокро.

— Нет же, господин капитан! Дом того, кто похищает детей!

— Пресвятая Дева... Гуго! Быстро беги в церковь Сен-Жан-ан-Грев! Колоти в ворота, кричи, но перебуди всех! Именем, что называется, короля... Пусть святые отцы прибудут немедленно, до рассвета — нельзя, чтобы по городу пошли слухи об... этом. Я передаю дело Святейшей инквизиции. Здесь королевскому суду делать нечего.

Гуго де ла Сель понятливо кивнул и затопал сапожищами вверх по подвальной лестнице, попутно крестясь и бормоча «Славься Мария».

Марсиньи бессильно опустился на скрипнувший под его тяжестью табурет из буковых реек. В углу громко тошнило второго Гуго, а еще двое сержантов пришедших вместе с капитаном стояли ни живы ни мертвы. Было чего пугаться, ой было...

Иисус-Мария, придется немедля писать протокол, докладывать судье, прево, может быть даже сенешалю Парижа! И это еще не конец дела — отцы инквизиторы обязательно затаскают всех, кто побывал в этом доме нынешней ночью в качестве свидетелей, будут докапываться не упустили ли кого из обитателей маленького адского круга на улице Боннель!

Вроде не упустили. И сам мессир Жерар де Бевер, нормандский дворянин, двадцати девяти лет от роду, и его наводящая дрожь матушка, мадам Изабо, и единственный одноглазый слуга захвачены в целости и сохранности, едва ли не прямиком в постелях. Как говорится тепленькими. Дверь вышибать не пришлось — Изабо де Бевер сама открыла и тотчас начала голосить, что сержанты судебного округа вместо праведных трудов на благо подданных короны беспокоят в неурочный час... И так далее.

Она была огромна, жирна, с белой глянцевой кожей лица, бесчисленными трясущимися подбородками, черным провалом бесформенного рта и разноцветными глазами — правый карий, левый почему-то желто-зеленый. Несомненный знак дьяволовой печати. Мадам Изабо отказалась будить сына, даже когда Марсиньи, преодолев ее громкоголосое сопротивление спустился в подвал, а беднягу Гуго вытошнило в первый раз. Мальчик мадам Изабо устал, ему нужно много отдыхать! Нарушать человеческий сон за четыре часа до рассвета — это зверство, мессир капитан! Вон из моего дома!

Ее связали, когда мадам попыталась ударить капитана по щеке. Вязали долго, с проклятиями. Потом Гуго пнул ее в лицо подошвой сапога и мадам Изабо притихла. Потом другой Гуго и Мишель Ливаро, обшарив дом приволокли заспанного мессира де Бевер. Он доселе не может ничего понять. Зовет на помощь ворочающуюся в углу матушку — тушу дьяволицы в желто-серой грязной ночной рубашке.

— Ваши записи? — Марсиньи поднес к лицу вздрагивающего мессира де Бевер толстую тетрадь переплетенных пергаментных листов. Лицо связанного, узкое, тонконосое, с розовыми следами оспы на бледных щеках, осталось безучастным. — Записи, спрашиваю, вы делали, сударь?.. — И вдруг вечно флегматичный Марсиньи сорвался, заорав страшно и низко: — Отвечай, мразь, когда тебя допрашивает капитан королевской стражи!! Ну!!

И кулаком в переносицу. Так, чтобы кровь хлынула густым потоком.

Молчит. Смотрит на бочки. Ничего, святые братья из Сен-Жан-ан-Грев быстро научат молчаливого мессира разговаривать. И, возможно, даже петь. Ох, как он запоет у отцов-доминиканцев! Голосисто!

Капитан бросил увесистую тетрадь на стол, листы перевернулись будто сами собой, открыв одну из последних страниц.

«Удивительный случай, девчонка, помещенная в сухой колодец, продолжает оставаться в живых. Видно, сыграло роль низкое происхождение, дарующее поразительную выносливость. Теперь она не кричит, только подвывает, будто пойманный волчонок.»