Людмила Астахова - Злое счастье

— Горбун сказал, что тебя поймали рядом с Дон-Бэннол. Это — правда?

— Да.

— Как ты там оказался? — удивленно спросил Рыжий.

— Жил, — односложно ответил дэй'о и посмотрел князю прямо в глаза.

В них застыло необъяснимое выражение близкое к восторженному ожиданию. Он был уверен, униэн сейчас рубанет своим мечом, пресекая бесконечную череду страданий. Дэй'о ждал смерти, точно счастливого избавления.

У Мэя похолодело в груди. Как ощущается ненависть и отвращение, он помнил, но тут все по-другому.

— Как тебя зовут?

Дэй'о жадно глотнул сырой стылый воздух.

— Итки.

«Снежок». В горле пылал жгучий огонь, медленно стекая в желудок. Стоило в Галан Мае выпасть снегу, как Морген вытягивал старшего брата играть в снежки.

— Я сбежал, — пробормотал дэй'о и отвел взгляд.

— Ты хочешь… вернуться в Чардэйк? — пересиливая себя, спросил Мэй.

— НЕТ!!!

Такого ужаса в чужих глазах Рыжий видеть раньше не доводилось.

— Убей меня, хан'рэй [20] хан'рэй — буквально Высшее Существо, обращение предписанное дэй'о. ! Убей! — хрипло взмолился пленник. — Я слышал — ты честен, милосерден и справедлив. Не возвращай меня ТУДА!

Он стал накручивать цепь вокруг шеи и пытаться затянуть её потуже. Врагов униэн либо убивали, либо отпускали на свободу. Возвращение на родину было для Итки хуже смерти. Мэй прекрасно понимал причину. Страшна и незавидна судьба дэй'о, а уродливый красноглазый парень, должно быть, испил чащу страданий до самого дна. Существа способные на чудовищные зверства по отношению к врагам, со своими творили невообразимое.

— Забери его, князь! Не нужен он нам! — крикнул горбун, сочтя за благо скорее избавиться от опасной игрушки. — Делай с ним что хошь! — и начал совать в руку Рыжему свободный конец цепи от ошейника на шее пленника.

Рыжий окончательно растерялся. Беловолосый был ему физически неприятен, весь его вид вызывал тошноту, и даже утратив возможность видеть «крылья дэй'ном» Мэй легко мог вообразить себе эти мерзкие белесые прозрачные обрубки. Его трясло от отвращения и от… жалости? Первое, о чем в свое время забыл Отступник, была жалость. Он не жалел никого, начиная с самого себя. Прежде всего — себя. И вдруг вот так…

— Х-х-хорошо…

Красноглазый вздохнул с нескрываемым облегчением и бодро последовал за униэн. Кажется, он был счастлив. Все наслышаны — огненный князь Приграничья не щадит дэй'ном. И не знает жалости к обитателям Чардэйка.

Кобылу Жареный перековал в наикратчайший срок, не столько ради заработка, сколько из желания сбагрить дэй'о как можно скорее. Бродягам и так хватает неприятностей, а униэн дай только придраться. Мигом очутишься у шастов в рабстве.

Выслушав доклад агента ир'Брайн почувствовал, что у него земля уходит из-под ног. Сбывались самые худшие прогнозы, претворялись в жизнь самые гнусные замыслы, и только Альмар по-прежнему упорствовал и отказывался верить в реальность грандиозного заговора.

Риадд приказал седлать коня. Короля, отправившегося на конную прогулку вдоль побережья, следовало предупредить незамедлительно. В канун Тэном'ани это было сугубо мужское развлечение. Погода располагала лишь к бешеной скачке по широкой полосе пляжа, с последующим пикником прямо на берегу. На высоком костре из сухого топляка жарилось мясо и грелось вино, в которое добавляли много пряностей. А ближе к ночи появлялись горячие девчонки из рыбацких деревень. В огне желания да под теплой толстой шкурой не до объяснений. Будь ты трижды Верховный король, но красавицу-рыбачку удовлетворить ты обязан! Чтоб в предрассветных сумерках дева выскальзывала из объятий счастливая и довольная, а потом еще год рассказывала товаркам во всех подробностях о том, что делал с ней этой ночью под шум прибоя и свист ветра прекрасный черноволосый принц. Они там в Лот-Алхави все принцы.

Хвала Всеблагой, вытаскивать из-под медвежьей шкуры Альмара не потребовалось. Он уже был в седле. Словно предчувствуя неладное, король поскакал навстречу. И когда Риадд только раскрыл рот, чтобы сообщить новость, Альмар почти знал, о чем пойдет речь. И по мере того, как лилось тревожное повествование, лицо его все сильнее каменело, как от острой боли.

— Государь, вы ведь понимаете, что встреча Отступника с Волчарой не может быть простой случайностью. Они сговорились!

Иного объяснения не нашлось и у короля. Давняя вражда Мэя с Лайхином ни для кого не секрет, они всегда готовы были вцепиться друг другу в глотку. И вдруг, ни с того ни с сего, такое удивительное миролюбие?

— Мы обязаны упредить события!

— Как?

Царедворец поглядел на своего властелина столь многозначительно, что у того похолодело в груди.

— Ты знаешь, что Мэй грозил мне войной, если что-то приключится с Хелит? — тихо спросил Альмар. — Так и сказал: «Получишь гражданскую войну!» А Сэнхан… тот скорее умрет и сожжет дотла Галан Май, чем обманет надежды брата.

Риадд глядел мимо, и глаза его постепенно приобрели стылый цвет зимнего моря.

— Мы сделаем умнее, мой государь, не подставляя под удар ни Сэнхана, ни себя, — проскрипел он мокрым океанским песком. — Мы спугнем её. А по дороге до Алатта, а уже тем более до Приграничья с одинокой женщиной может случиться все что угодно. Предоставьте это мне.

Альмар до крови закусил нижнюю губу и почти через силу согласно кивнул. Была б на нем корона — зашвырнул бы подальше в море. Кто сказал, что она символ власти? Хуже рабского ошейника и удавки проклятая платиновая штуковина, из-за которой приходится в третий раз предать друга детства.

Избавленный от ошейника красноглазый дэй'ном продолжал покорно брести рядом. Он весь закутался в старое в заплатках одеяло, которое служило ему одновременно и подстилкой, и плащом, и теплой одеждой. И даже когда Мэй заехал в первую попавшуюся деревню купить еды, безропотно ждал его, скорчившись под кустом. Своего шанса умереть доброй смертью, Итки не хотел упускать ни при каких обстоятельствах. Отступник Мэй не станет издеваться, он достанет свой замечательный прекрасный меч и ударит… Разве смеет мечтать о таком подарке дэй'о с проклятой и нечистой кровью? Какая немыслимая честь.

По здравому размышлению, парня следовало порешить сразу, чтоб не уподобляться его сородичам и не мучить беззащитное существо, но Рыжий не торопился приводить приговор в исполнение. Он осторожно и тщательно исследовал новое для себя чувство, взвешивая его по крупинке на внутренних весах, и не переставал удивляться столь внезапному приобретению. Словно той ночью проведенной с Хелит с ним случилось долгожданное чудо — в каменной броне, в крышке его саркофага, появилась невидимая трещинка, сквозь которую проникают живые чувства из настоящей жизни. Стоило бросить взгляд на Итки, как внутри начинала шевелиться крошечная змейка, а где-то под бровями дрожали жилки. Жалость, лойс подери!