Роберт Скотт - Ореховый посох

Потом он тоже засмеялся, и Ханна выпустила его из своих объятий.

Сунув ладони в задние карманы его джинсов, она, надув губки, заявила:

— Ну хорошо, раз уж ты говоришь, что я должна перестать...

— Я думаю, так будет лучше. Мне бы очень не хотелось, чтобы врач в «скорой помощи» обсуждал с фельдшером подозрительное мокрое пятно спереди у меня на джинсах — господи, и что они тогда скажут моей маме? «Хм... Видите ли, миссис Тэйлор, он, разумеется, был в трусах, но и трусы оказались насквозь мокрыми...» Хорошо еще, что мне тогда все это будет безразлично, ибо я до такого позора уже не доживу!

Ханна расхохоталась и игриво оттолкнула его от себя.

— Ступай уж, дурачок. Но в выходные мы начнем прямо с того, на чем остановились сегодня. И никаких извинений я не приму. — Она тихо зарычала. — Ничего, солдатик, ты об этом не пожалеешь!

— Не сомневаюсь. И точно знаю, что это будут самые лучшие одиннадцать секунд за всю мою взрослую жизнь! — Он наклонился и еще раз поцеловал ее в губы.

Они еще немного посмеялись вместе, и Ханна, нежно поцеловав его на прощание, шепнула:

— Спокойной ночи. И пусть тебе приснюсь я!

— Можешь быть совершенно уверена: именно ты мне и приснишься.

Марк шел по Майнерз-стрит к «Пабу Оуэна». В октябре сумерки, как всегда, наступали рано. Днем уже немного шел снег, и ученики у него на уроке истории совершенно расслабились, уверенные, что начинается метель, а посему школу должны непременно закрыть и нечего понапрасну терять время. Но Марк понимал, что это еще не настоящий снегопад, а всего лишь первая пороша. Хотя вид зданий, укутанных тончайшим белым покрывалом, действовал на него чрезвычайно бодряще: казалось, город переоделся во все свежее, а резкий осенний ветер дочиста вымел улицы, опустевшие после летнего наплыва туристов. Башмаки Марка оставляли на засыпанном снегом тротуаре довольно отчетливые следы.

Он был рад, что скоро выходные, хотя, похоже, из-за снегопада запланированный поход в горы придется отменить. Легкий снежок в городе вполне может означать слой снега глубиной в несколько футов выше зоны лесов.

Айдахо-Спрингс в пятницу вечером представлял собой весьма интересную дихотомию для философски настроенного наблюдателя: приветливо распахнутые двери и зазывно мерцающие огни магазинов, предназначенных в основном для туристов, и полное отсутствие этих самых туристов на улицах. Впрочем, без туристов город нравился Марку гораздо больше.

В общем-то, Айдахо-Спрингс служил для многочисленных туристов всего лишь перевалочным пунктом — именно так и не более того — и практически ни для кого никогда не являлся конечной целью путешествия. Хотя и эта основная его функция давала жителям города кое-какие существенные преимущества.

Марк мысленно перечислил наиболее важные для него самого: например, довольно широкий приток свежей информации — Марк, уроженец Нью-Йорка, обожал покупать «Нью-Йорк таймс» или даже «Бостон глоуб» и узнавать оттуда новости о северо-востоке страны. Кроме того, здесь варили прекрасный кофе, и это, возможно, был самый важный вклад Айдахо-Спрингс в национальную экономику со времен золотоискательского бума; в городе можно было купить или заказать в кафе любые, даже самые экзотические, разновидности кофе — от бразильского до турецкого, и все это было доступно ежедневно.

Стоило Марку подумать о кофе, и рот его тут же наполнился слюной.

Он проверил часы и перешел на другую сторону Майнерз-стрит. Стивен должен был закрыть банк в половине шестого, а Хауард собирался уйти еще на полчаса раньше, чтобы успеть занять местечко в своем любимом баре. Приятели еще собирались сегодня в последний раз насладиться на ужин горячей пиццей, но никогда нельзя знать заранее, как сложится вечер, если руководить всем взялся Хауард Гриффин.

Войдя в паб, Марк еще на пороге вдруг остро почувствовал себя чернокожим. Зал был битком набит белыми людьми, и, хотя он был знаком с большинством из них, все равно в такие моменты он всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Это, впрочем, случалось нечасто — многие представители местного сообщества хорошо его знали и уважали, потому что он учил их детей в школе; но тем не менее в Айдахо-Спрингс всегда было маловато цветных, и время от времени Марк чувствовал себя не то что изгоем, но как бы существующим отдельно от других, хотя уже настолько привык к этому городу, что считал его почти родным.

А те люди, что проносятся в своих автомобилях по скоростному шоссе, соединяющему два штата, и понятия не имеют, до чего же это хорошо — жить вблизи высоких гор. Они все так спешат поскорее добраться до конечного пункта своего путешествия, что остановка в Айдахо-Спрингс значит для них не больше, чем те мимолетные взгляды по сторонам, которые они бросают, покупая местную газету или размешивая сахар в чашечке с кофе.

Марка тянуло к горам с ранней юности, с тех пор как родители взяли его с сестрой в путешествие через всю страну. Волшебная красота Скалистых гор произвела тогда на отца Марка настолько сильное впечатление, что он из этих краев и уезжать больше никуда не хотел. Родители Марка давно запланировали эту поездку и копили на нее деньги, рассчитывая добраться до берегов Тихого океана и выпить дорогого вина в Сан-Франциско. А вместо этого их путешествие застопорилось в Скалистых горах, где они застряли на несколько дней.

Похоже, отец Марка никак не мог заставить себя снова сесть за руль и по Межконтинентальному шоссе добраться до штата Юта. Вместо этого они вдруг стали путешествовать автостопом, участвовать в туристических поездках по шахтам, кататься по старой Кольцевой железной дороге в Джорджтаун и даже пытались удить рыбу на муху в Национальном парке. Если сестре Марка все это быстро надоело, то сам Марк был просто счастлив; ему хотелось как можно дольше оставаться в этих горах.

И он уже тогда знал, что когда-нибудь непременно сюда вернется.

Крупнозернистые увеличенные (восемь на десять дюймов) снимки роскошных горных видов украшали стены дома Дженкинсов на Лонг-Айленде, а через десять лет отец Марка вернулся в эти места, чтобы помочь сыну, переезжавшему в Форт-Коллинз, в общежитие Колорадского университета. И обоим тогда показалось, что они вернулись домой. Отец Марка всю жизнь не мог забыть, сколь сильное впечатление произвело на него то, самое первое их путешествие в Скалистые горы, и странным образом связывал свою необычайную привязанность к этим местам с воздействием на него зубчатых горных вершин, низкорослых лесов на склонах гор и буйной зеленой растительности в ущельях.

И сейчас, стоя на пороге «Паба Оуэна», Марк вспомнил об отце и решил завтра же позвонить домой, а затем, нырнув в толпу посетителей, стал высматривать Хауарда Гриффина. Как и в любом другом здешнем баре, здесь уже к пяти часам было полно народу, и на фоне неумолчного общего гула слышались чьи-то отдельные восклицания или голоса спорящих — люди с удовольствием беседовали о политике, о любви, об октябрьских бейсбольных матчах и о приближающемся лыжном сезоне.