Роман Ясюкевич - Из жизни ангела

Бог и Дьявол держали модель в секрете, изредка навещая ее, чтобы (в этом они не признавались даже себе) прикоснуться к ее стихийной, первобытной силе.

Бывали, конечно, кризисы, когда казалось все — модель истощилась, но Феникс упорно возрождался из пепла.

После изобретения Авразилом объединителя о мире Театра узнали и на Небесах, и в Аду. Авразил мог стать самым богатым ангелом, если бы пускал всех желающих побывать там за плату. Однако он плату не брал, просил только хранить тайну. И Мир Театра на протяжении многих вечностей оставался тайной.

Мир Театра, когда на него приземлились черт с ангелом, пребывал в очередном глубочайшем кризисе. Плоские грани, тупые углы и общие места, которых Бог с Дьяволом пытались избегнуть в дни творения, встречались на каждом шагу. Хуже всего было то, что аборигены вдруг увлеклись игрой в политику. Лицедеи, менявшие души героев на души подлецов с ловкостью цирковых жонглеров, а из десяти заповедей превыше всего ценившие одиннадцатую: «Не наигрывай!», — сидели в затхлых залах и от скуки давили мух.

— Не вовремя мы, — сказал черт.

— Поищем, — ответил ангел, — Не все же смелодрамились.

Ангел оказался прав. Высоко в горах они встретили бродячую труппу. Комедианты были пьяны, голодны и веселы. Увидев в небе черта и ангела, один артист воскликнул:

— Во, бля, дают! Летучий театр!

— Это идея! — обрадовался черт.

— Какая? — не понял Авразил.

— Организуем межзвездную бродячую труппу! Размалюемся гримом, сочиним репертуар и вперед, на ржавые мины!

— Думаешь, нас пропустят?

— «Физики и лирики» — слышал фразу? Конечно, пропустят!

Ангел воспрянул духом и тут же упал:

— Забыл, где находишься? Это модель, какой тебе межзвездный театр?

— Никогда о нуль-транспортировке и гиперпрыжках не читал? Плохо за прогрессом миров следишь. Но сейчас нам и этого не надо. При включенном объединителе сойдет простой фотонный звездолет.

— Простой! Где ты его возьмешь?

— Украдем, — ответил черт, ничтоже сумнящеся. — Я на ВЦ-43 видел парочку.

— А пилотов?

— Подкупим. Там же.

Уговорить актеров удалось еще легче, чем раздобыть транспорт. Вскоре, раскрашенный во все цвета радуги фотонный звездолет «Галактический Лицедей» притушил дюзы у границ 327-ой модели, окруженной искривленным пространством.

На пульте Академика загорелась лампа экстренного вызова.

— Говорит капитан патрульного крейсера у выходного туннеля. К нам приближается неопознанный звездолет.

— Это они! Захватить!

Через несколько часов патруль снова вышел на связь.

— Там актеры.

— Какие еще актеры?

— Не могу знать. Говорят, хорошие.

— Бред! Как актеры, хоть гениальные, смогли отыскать крохотный туннель в парсеках неэвклидки?

— Говорят, по дыму, — в голосе капитана послышалась неуверенность.

— По какому дыму?

— …Мы вытяжную трубу в курилке за борт вывели, чтобы регенератор воздуха не перегружать. Наверное, дым сквозняком в туннель засосало.

— Сколько раз повторять — не курить в засадах! Курилку демонтировать немедленно. Если мне доложат, что у тебя на крейсере сигаретами пахнет, будешь до конца своих дней колхозные поля патрулировать.

— Так точно.

— Что думаешь делать с актерами? Какой, кстати, у них репертуар?

— Передо мной афиша. Разрешите зачитать?

— Слушаю.

— Гала-представление Галактического Театра «Армагеддон-1001». Участвует вся труппа. Жесточайшая битва сил света и тьмы в лицах. Потрясающие трюки. Музыкальное сопровождение по оригинальным партитурам. Соло на трубе…

— Стой! Что такое эти «силы света и тьмы в лицах»?

— Черти и ангелы! Вся труппа в костюмах! Вы бы их видели! — прокуренный бас капитана сорвался на восторженный фальцет.

— Увижу. Пусть представляют. Отбой.

Академик отключил крейсер и созвал ученый совет.

Черт, подслушивающий у дверей рубки связи, едва успел отскочить.

— Стоять! — капитан схватил нечистого за лапу.

— Я, эта, делегация. Актеры бьют копытом. Хотят играть.

— Разрешение получено. Спектакль через час.

— Спасибочки вам, — черт шмыгнул в боковой коридор.

— Авразил! Я сейчас такое узнал! Капитан разговаривал с Академиком…

— Где тебя черти носят?

Вместо ответа нечистый притянул к себе ангела и жарко зашептал ему на ухо.

— Как ты смог определить это по голосу!

— Что я…

— Тс-с! Капитан идет… У нас все готово.

— Отлично! — капитан, старый космический волк и заядлый театрал, потер в предвкушении руки.

Ангел с чертом собрали актеров. И сразу потерялись среди коллег: костюмы и грим в труппе были выше всяческих похвал.

— Ну, ребята. Все зависит от вас. Игра будет крупная. Ставка больше, чем жизнь.

— Сколько вам нужно времени, чтобы добраться до планеты?

Авразил прикинул.

— Не пойдет! — громыхнул трагик в костюме Люцифера, руководитель театра, — Зритель столько не выдержит. Быстрее лететь не сможете?

— Мы тебе не ракетные катера, — огрызнулся черт.

— Голова! — трагик от души припечатал черта по спине, — Гений импровиза! Беру тебя на роли шутов!

— Я уж как-нибудь по прямой специальности.

— Нэ журись, дурыла! — гигант дружелюбно прогнул нечистому грудную клетку, — Ракета! Вот ключ от всех дверей. Пока служивые будут глазеть на сцену, мы у них катерок уведем!

— Кто за руль сядет? — спросил Авразил.

— Я!

— Вы умеете?

— Нет таких крепостей, которые не могли бы взять… Пардон, это из другой оперы.

— Где вы научились так водить ракету, — перекрикивая шум двигателя, спросил Авразил у трагика.

— Играл пирата в космической феерии. Пришлось окончить курсы пилотов. Сцена не терпит фальши. Йо-хо! — взревел трагик, ловко дергая рычагами управления.

— Вокруг планеты «критский лабиринт», — сообщил черт. — План я украсть не успел, но кое-что запомнил.

— Пройдем! Его мой дружок придумал. Дедалом звали. Обожал Шекспира!

— Причем тут Шекспир? — не понял ангел.

— Формулы лабиринта — монологи Шекспира. Главная — монолог Гамлета. Каждое слово — поворот. Нужный — на смысловом ударении. Левый и правый — по очереди, — гремел трагик, — Если ты плохой актер, то из лабиринта тебе один выход — в пасть к Минотавру. А?! — трагик захохотал, — Здорово?! К чему тебе жизнь, презренный червь, коль ты не можешь прочитать Шекспира!

— Что с ним стало? — крикнул черт.

— С Дедалом?

— С Минотавром.

Актер вздохнул и даже сбросил скорость.

— Нет повести печальнее на свете. Ариадна сгубила. Умнейшая была баба, да охмурил ее герой-любовник из массовки. Ему «кушать подано» играть, а он на Лабиринт замахнулся. Пожалела Ариадна убогого, написала разработку роли, и все — конец великой идеи. А ведь любила Театр… О, женщины! Вам имя — вероломство! — воскликнул трагик, разгоняя катер.