Булыга Сергей - Ведьмино отродье

— А! Это контрабанда, да? — не без иронии поинтересовался Рыжий.

— Ты называй это как хочешь, — сердито отмахнулся от него адмирал, зато заказчики довольны! И, главное, они отныне знают: Ганьбэй несет им прибыль, а не кровь; значит, Ганьбэй нужно любить и всячески поддерживать… Теперь второе дело — сельское хозяйство.

— Плантации обманки?

— Да. И не надо скалиться! Пусть лучше лох обманется обманкой, чем явятся к нему Хинт, Чванг, Зунчаста, Щер… Да много их, скотов, которые придут и будут убивать и грабить почем зря. А так, с моим сельским хозяйством, то есть с моим вторым делом, все получается мирно, дружно и при взаимном удовольствии сторон. И есть у меня еще, поверь, и третье дело, и четвертое, и пятое, десятое, но об этом потом, а мы сейчас опять поговорим…

И адмирал внезапно замолчал. Рыжий, немного подождав, спросил:

— Поговорим о том, куда нам теперь бежать? Ибо на этот раз, мне кажется, тебе…

— Х-ха! — усмехнулся адмирал. — Бежать! Бегут только скоты, спасая свою шкуру. А я могу и не бежать, а просто откупиться… Нет, я не побегу уйду, но так, чтобы потом опять прийти сюда, но не просто так прийти, а красиво. Ты понимаешь, как?

— Да, понимаю. Вернуться, имея здесь, — и Рыжий поднял лапу, сжал ее в кулак и повторил: — здесь… Южный Континент! Так?

— Х-ха! Я разве это говорил? Я разве хоть бы намекал?

— Вот-вот! — и Рыжий усмехнулся. — Ты даже намекать об этом не желаешь. А ведь пошел бы ты на юг. Ух-х как пошел! Но… Да! Ты, как и все они, эти скоты, страшишься Злобной Твари!

— Чего-чего? — наигранно не понял адмирал.

Глаза их встретились. Вай Кау снял очки… но почти сразу вновь надел — не помогало…

А Рыжий сказал так:

— Н-ну, хорошо. Пусть будет так, ты ничего не понял. Мне уже можно встать?

— Конечно.

Рыжий поднялся, осторожно потянулся, затем присел и выгнул спину, весь напрягся… Ничего не болит! Он здоров — совершенно здоров! Р-ра, вот так да!.. Но к делу! И Рыжий подошел к столу. На этот раз стол не был завален книгами и рукописями; мало того, с него была даже снята полосатая ганьбэйская скатерть, скрывавшая под собой конечно же искровик. И тот молчал пока: был неурочный час… Вай Кау молча указал на табурет, но Рыжий также молча отказался, а, навалившись грудью на край стола, задумчиво провел лапой по синеве Океана, затем дотронулся до берега… и наконец заговорил:

— Так вот, сперва о том, что я узнал за эти дни, ну а потом уже о главном. Годится?

— Да.

— Тогда… Дай-ка сюда мою монету! — и Рыжий протянул к Вай Кау лапу.

Тот, на мгновение замешкавшись, порылся по карманам… и отдал. Рыжий схватил монету, сжал ее в горсти, закрыл глаза, прислушался к себе. Монета была теплая… а вот она уже еще теплей… а вот еще… а вот она уже и жжет! Но Рыжий лапу не разжал, а лишь открыл глаза и посмотрел на адмирала, потом на макет. Ганьбэй и Мэг, Даляния, Фурляндия, Равнина, Лес… и тьма в Лесу, и все они бегут, и все кричат: «Наддай! Еще наддай!..» А ты вот здесь стоишь, ты смертельно устал, ты чуть жив, и у тебя в горсти — твоя последняя надежда, о которой…

— Я слушаю, — напомнил адмирал.

— Да, — кивнул Рыжий, — да, конечно. Так вот, о том, что мне в последнее время стало известно. Сколько-то времени тому назад, правда, не знаю где и с кем, Хинт, капитан твоей эскадры… а нынче, как я понимаю, главный бунтовщик… играл на интерес и выиграл вот эту вот монету.

— А почему это он выиграл? Да еще именно ее?!

— Дослушаешь — поймешь. Итак, я повторяю: Хинт выиграл эту монету. Я даже больше скажу: Хинт тогда выиграл много, очень много монет; он одним разом сгреб огромный выигрыш, ибо эта монета могла попасть к нему только под шумок, в общей куче.

— Ну а это еще почему?

— А потому, что, если бы эта монета была поставлена на кон одна, Хинт сразу бы ее узнал.

— А что, он с ней знаком, что ли?! — съехидничал Вай Кау.

— Да! И не он один! — злобно ответил Рыжий. — А все и все и все! И вот именно потому, что у вас в Ганьбэе с ней все прекрасно знакомы, ее прошлый владелец и поспешил поскорее от нее избавиться — ткнул в общий проигрыш, а Хинт, не проверяя, взял, загреб… Теперь понятно?

— Нет.

— Р-ра, даже так! Ну ладно. Тогда я говорю начистоту: и тот прежний, неизвестный мне владелец монеты, и капитан Хинт, и ты — все вы уверены в том, что эта вроде безобидная блестящая кругляшка и есть та самая Злобная Тварь!

— Что-что?

— Р-ра! Хватит лоха гнуть! Так вот, в «Казенных Делах» черным по белому, вот такими вот здоровенными буквами сказано: «Так как эта монета уж очень приметна, то спрячь ее, смешай в кону — и проиграй!» И совершенно верно сказано. Да от нее, кстати, иначе и не избавишься. Ведь Тварь, она на то и Тварь: она не отпускает свою жертву. Ее нельзя вот так вот просто выбросить — она опять к тебе вернется. И потерять ее нельзя, ею нельзя расплатиться, ее нельзя и подарить, а можно… только проиграть! Но кому? Она ж кругом засвечена! Вот в чем беда! И потому, когда, скорей всего, уже только наутро, проспавшись, Хинт в своем кошельке обнаружил ее, эту Злобную Тварь, то он сразу понял, какую жестокую шутку сыграли с ним его приятели! Теперь небось, подумал он, все они потешаются над ним и ни за что не дадут отыграться! Но оставлять монету при себе он очень, очень не хотел — ведь если Тварь успеет в тебя впиться, то уж тогда добра не жди! Вот он и поспешил!

— Куда?

— Да к тому шулеру в Голодной Бухте, то бишь ко мне. А этот шулер, рассуждал твой капитан, он не наш, он лохмат, он про Тварь и не слышал, примет ее и даже не поймет, в чем дело. Хинт так и поступил: пришел ко мне и проиграл ее. И он был рад. И я был рад! Ведь я тогда о Твари ничего не слыхал! И, знаешь, это меня и спасло. Иногда, знаешь, полезно быть тупым, безмозглым скотом. У скота чистый взгляд, ничем, никакой мыслью, никакой заботой не замутненный. Вот я, значит, таким незамутненным взглядом посмотрел, посмотрел на эту кругляшку… И рассмотрел в ней то, чего ни Хинт, ни все они, ни даже ты не видел!

И Рыжий замолчал, сжал челюсти. Ждал. Ждал… И, наконец, адмирал усмехнулся, сказал:

— Ты, значит, рассмотрел совсем не то. А что?

— А вот, сам посмотри!

И Рыжий резко разжал лапу. Глаз на монете был пока что неподвижен. Тогда Рыжий повел монетой вправо, потом влево — глаз ожил и задвигался… и замер. Рыжий опять чуть сдвинул лапу в сторону — и глаз едва заметно дрогнул. Рыжий застыл — и глаз застыл.

— …Что это? — чуть слышно спросил адмирал.

— Глаз, — коротко ответил Рыжий. И, облизнувшись, вновь заговорил: — А смотрит он всегда на Океан. Когда я в первый раз увидел, как он оживает…

И Рыжий сжал кулак! И очень вовремя — Вай Кау, не успевший дотянуться до монеты, вновь сел на свое место и сказал:

— Дай! Посмотреть только…

— Ты уже брал, смотрел.