Виктория Шавина - Научи меня летать

— Я? — робко переспросил он.

Словно по сигналу люди повернулись к нему, глядя так, как прежде смотрели на лятхов: изучая, словно незнакомого монстра, с недобрым любопытством. Хин съёжился и поискал глазами уана, но как будто вдруг утратил способность различать одежду и лица — все они сливались в одно.

— Страх, — сказал голос рядом и добавил: — Это вопрос.

Со вздохом облегчения юный Одезри поднял глаза и пробормотал нерешительно:

— Нет. Я же герой, я не боюсь.

Перед ним высилась блестевшая в солнечных лучах чёрная фигура, воротник её платья в этот раз украшали перья. Келеф сделал глубокий вдох, расширив ноздри. Мальчишка с интересом посмотрел на него.

— Ты с нами, — произнёс уан. — Это вопрос.

Хин слабо улыбнулся.

— С вами. А почему не показать голосом?

— Непривычно, — объяснил Сил'ан.

Он развернулся и поплыл к мосту, юный Одезри торопливо последовал за ним, стараясь держаться как можно ближе. Он чувствовал спиной взгляды ополченцев, представлял, как неодобрительно они поджимают губы. Им было что сказать, но все они молчали, как и стражники.

— Они — осуждение, ты — страх, — отметил Келеф, когда оба пересекли мост и ступили на землю. — Почему у человека страх людей. Это вопрос.

Хин опустил голову. Он был слишком взволнован, чтобы думать, и неуверенно отговорился:

— Не знаю.

— Пока ты не, — пауза, — ответ мне, они не… осуждение. А ты не, — вновь пауза, — страх. Зар-ы дэа альвеомир-тет ша.

Мальчишка запрокинул голову и прищурился, стараясь рассмотреть лицо уана.

— А где Хахманух? — спросил он.

Маска всё так же улыбалась, но в голосе изящного существа промелькнуло разочарование.

— Дома. Он — усталость после разговора в деревне. Я — повеление ему отдых.

Они догнали урчащих от усердия пушистых тварей, и Хин стал поглядывать исподлобья на голубоватые выпуклые бока кареты, мягкие на вид. С каждым шагом он понемногу всё больше удалялся от Сил'ан и приближался к облаку, надеясь, что если очень быстро вытянет руку, то сможет коснуться клубящегося тумана, и никто этого не заметит. А если не заметит, то и не будет ругать.

— Ты герой или вор, — неожиданно хмыкнул уан, когда до цели осталось совсем немного.

Хин вздрогнул, и тут же земля ушла у него из под ног, но даже закричать от страха он не успел. Удивлённый, мальчишка воззрился на свои колени, окутанные белым дымом. Поднял руки к лицу, и те, не встречая сопротивления, зачерпнули полные ладони голубоватого тумана. Тогда Хин с недоверчивой улыбкой посмотрел вокруг и беззвучно рассмеялся: он плыл в полутора айрер над землёй верхом на настоящем облаке. Вокруг, насколько хватало глаз, простирался белый песок; неровными пятнами — точно заплатки — желтели высохшие травы. Чёрные кусты, унизанные иглами, казались одинокими сгорбленными странниками. Проворные ящерицы блестели глазами из норок или грелись на песке, хвастая крапчатым окрасом. В воздухе стоял вездесущий запах пыли.

Келеф держался справа. Мальчишка мог бы протянуть руку и дотронуться до его лица. В глазах уана отражалось Солнце, он редко опускал ресницы. Хин смотрел на него, завороженный, и пытался понять, где уже видел этот взгляд. Будто сжалившись над недогадливым мальчишкой, одна из ящериц подняла голову и уставилась на облако яркими глазами.

Водная гладь разделяла два мира: сухую саванну, покрытую невысокими травами, и сказочный лес. Мальчишка, приоткрыв рот, смотрел на высокие чёрные колонны, подпиравшие небеса, на их сияющий под ярким Солнцем голубой и синий лиственный убор.

— Они же выше крепости! — шёпотом воскликнул он, наклоняясь к уану.

Тот отвёл голову назад, не желая ощутить тепло дыхания человека.

— Первый раз… зрение деревья. Это вопрос.

Не удержавшись, Хин поправил:

— Видишь деревья! — и тотчас пробормотал, смутившись под пристальным взглядом: — Извините.

Лес раздавался в обе стороны, открывая сочный синий луг и маленький дом, больше похожий на пару комнат из каменной крепости, чем на хижины в деревне. Он был обнесён невысокой изгородью, за которой в отдельном загоне важно вышагивали по земле и переговаривались визгливыми голосами толстые птицы.

Твари отпустили облако и что-то пролаяли. Хин отчётливо различил в их речи знакомое «зар-ы» и, задумчиво улыбнувшись, пробормотал:

— Это вопрос.

Келеф оглянулся на него, но ответил тварям на своём языке. Те довольно разинули клювы, расправили крылья и, подпрыгнув, полетели над рекой. Мальчишка засопел, глядя им вслед.

Он чувствовал, что Сил'ан пристально рассматривает его. Молчание быстро становилось пугающим, и Хин сказал осторожно, точно ступал по канату над пропастью:

— Я больше не буду вас поправлять. Извините меня.

— Вы — люди — одержимы извинениями, — отозвался уан. — Кому от них легче? — он неуверенно изобразил вопросительную интонацию.

Мальчишка важно поднял нос.

— Мне, — весело сообщил он. — Вы заговорили.

— Хитрая уловка.

Хин довольно засмеялся.

— Вообще-то, — признался он, — я бы хотел быть хитрым, но у меня не выходит. Ларан хитрый, и все его любят, даже больше чем Лодака, хотя тот умнее. Когда он мне грубил, то улыбался вот так, — мальчишка сделал невинные глаза и растянул губы в, как он думал, доброжелательной улыбке.

— Жуткое зрелище, — обнадёжил его Сил'ан.

Хин насупился.

— У него было не жуткое. Я слышал, как мать говорила с Тадонгом: она хочет, чтобы я был похож на Ларана. Тот никогда не огорчает своего отца, — мальчишка помрачнел. — Если бы у меня был отец, я бы его тоже не огорчал!

— Дэа лииа-тет ша даэебьях, кто такой отец, — попросил Сил'ан.

Юный Одезри изумлённо уставился на него.

— Отец — это самый важный человек на свете, — серьёзно объяснил он. — Человек, который всегда может рассудить кто прав, кто виноват. Он сильный и его все уважают, а он не боится старейшины из деревни и не метит в благородные.

Произвести впечатление на уана мальчишке не удалось.

— Что плохого в благородной крови, — только и сказал тот с интересом

— Это вопрос, — добавил Хин. — А что хорошего? Благородные придумали войну и там убили моего отца.

Твари, вдоволь покувыркавшись в воздухе, спланировали на противоположный берег и чинно потопали к изгороди. Келеф открыл рот, но тут же поджал губы и хмыкнул. Мальчишка напрасно ждал ответа.

— Что? — сам спросил он, наконец.

— Детёныш, — с тихим смехом сказал ему уан.

— Я?! — возмутился Хин.

Келеф наклонил голову, позволив волосам завесить лицо, а юный Одезри недовольно скрестил руки на груди: он не видел в своих словах ничего смешного.

— Что с вами разговаривать! — в сердцах буркнул он. — Прямо как Вирра — она тоже всегда надо мною смеётся!