Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – фрейграф

Водяной динозавр выдвинулся наполовину из воды, задние лапы и длинный хвост в озере, на меня смотрит с дикой злобой. Я прикинул, сколько доблестных рыцарей поляжет, пытаясь сразить это чудовище, взревел и сам метнулся навстречу. Динозавр среагировать не успел, я ухватил пастью змеиную голову, так, как удобнее мне, начал сжимать челюсти сильнее и сильнее, наконец звонко хрустнуло, кольнуло острой болью, это сломал собственный зуб, но задержал дыхание и продолжал сжимать сильнее и сильнее.

Динозавр наконец послал сигнал в задние лапы, они начали отодвигать грузное тело обратно в озеро. Меня втаскивало в воду, я уже вцепился всеми четырьмя в шею, пробовал ломать ее, динозавр поднял меня с легкостью в воздух и размахивал, как тряпичной куклой, отыскивая столб, о который удобнее шмякнуть.

Между челюстями затрещало, я ощутил во рту соленость, у динозавров кровь еще больше похожа на морскую, чем наша. Им вообще можно спустить всю кровь и закачать вместо нее морскую воду, динозавр даже не заметит разницы…

Я выпустил наконец раскушенную и раздавленную голову, кое-как выплыл на берег и сел там, вздрагивая от пережитого. Вода в озере бурлит, бьет ключом, поднимается внезапными фонтанами.

Я оттолкнулся от земли, взлетел кое-как, поднялся повыше, а оттуда неловко приземлился на каменный уступ.

Принцесса бросилась мне на шею.

— Ты не пострадал? Оно тебя не покусало?

— Все в порядке, — прохрипел я.

Мириам поглядывала в нашу сторону, потом кивнула:

— Наш рептиль сам кого хочешь покусает… Взгляните.

Сверху хорошо видно, как приподнимается огромная туша и остается на поверхности, распластав конечности, похожие на ласты. Вокруг сплющенной головы уже начинает суетиться трусливая рыбья мелочь, самые смелые решаются подплыть совсем близко, укусить и тут же отпрянуть. Затем все больше смелели, а когда набросились всей стаей, я отвернулся и сказал натужно бодро:

— Озеро относительно почищено.

Мириам спросила с подозрением:

— Для чего?

— Ты хотела сказать, от чего?

Она покачала головой:

— От чего, понятно. Но у тебя другая цель?

— Верно, — согласился я. — А ты умная, оказывается. Наверное, невкусная…

Она промолчала, но на лице боролись противоречивые чувства, словно хотела возразить, в самом деле какая из женщин признается, что у нее не сладкое мясцо, с другой стороны — я же совсем недавно готовился съесть, как бы снова не вернулся к здравой идее.

Обе оживленно чирикают на моей спине, укрывшись плащами от встречного ветра по самые глаза, а я рассматривал важно плывущую землю внизу и вспоминал битву при Кресси. Доспехи у французского и английского войска были одинаковыми, как и мечи, топоры, луки и арбалеты. И сами они не отличилась друг от друга, дети одной культуры и одного мировоззрения. Но англичане разгромили французское войско с соотношением потерь двадцать тысяч против двухсот.

Нет в мире более яркого примера, что умелое построение и точное взаимодействие лучников, ратников и тяжелых рыцарей и есть ключ к победе.

У меня же задача, как мне кажется, даже проще, если не углубляться в мелочи. Кортес и Писарро с небольшими отрядами конкистадоров наносили поражение огромным войскам индейцев. На их стороне были невиданные для индейцев доспехи, страшные кони и огнестрельное оружие. Мое крестоносное войско теоретически способно довольно быстро сломить сопротивление этих разрозненных племен, что перестали быть единым кулаком после поражения в Орифламме, или Сен-Мари, как им больше нравится.

Здесь главное — не дать им объединиться, а постараться натравливать одно племя на другое, как делали все завоеватели, а еще ни в коем случае не повторять ошибок прежних попыток подчинения и ни в коем случае не трогать магов. Но как… как? Мы же крестоносцы! Мы несем веру Христа на своих знаменах…

Сзади раздался ликующий вопль:

— Вон там на перекрестке дорог маленький домик!.. Там мой отец!

— Ты его видишь?

— Нет, мы там жили…

— Хорошо, — ответил я, — снижаюсь. А ты прыгай наверху и размахивай лапками, чтоб не разбежались. От восторга, понятно.

— А не свалюсь?

— Так в родном же дворе упадешь, — утешил я. — Прямо на пороге…

— Свинья!

— Ну вот еще и свинья…

Я распластал крылья, надеясь, что отсюда с глухой стены сяду незаметно, а там Мириам забежит с другой стороны дома и постучит в двери. Принцесса повизгивала, я чувствовал, как в полном восторге постукивает по спине задними лапками.

Едва я опустился на землю и застыл, Мириам тут же начала торопливо сбрасывать плащ, веревки, ремни, а спустилась с такой скоростью, что почти скатилась на землю. Принцесса начала было освобождаться тоже, я проворчал, что ей лучше оставаться на моей горбатой спине.

— Думаешь, тебя плохо встретят? — спросила она наивно.

Я промолчал, а тем временем Мириам бегом обогнула дом. Я настроился терпеливо ждать некоторое время, возможно, долго, однако Мириам появилась буквально через минуту, растрепанная и бледная.

— Скорее! Он умирает…

Уже не стараясь скрываться, я обошел дом, дверь распахнута настежь, мне не войти, но голову просунул, а шея у меня длинная. Мириам с плачем бросилась на грудь залитого кровью мужчины с седыми редкими волосами и короткой белой бородкой, тоже запятнанной кровью.

Тело его покрыто колотыми и резаными ранами, их множество, явно пытали, несчастный еще дышит, истерзанный, весь в запекшейся крови. Я стиснул челюсти. Пытают, чтобы расколоть упрямца, добыть тщательно укрываемые сведения, но что могли пытаться узнать у этого старика? Скорее, мучили просто по привычке, походя. Раз уж пришли, то почему не поиздеваться?

Мириам упала на колени возле приемного отца и ухватила его за руку. В глазах заблестели слезы, наполнили до запруды и, прорвав ее, медленно и трудно поползли по щекам.

— Отец!.. Кто это был? Зачем они это сделали?

Я убрал себя из дверного проема и проревел:

— Мириам, выйди.

Она зло оглянулась.

— Зачем?

— Это не для женщин, — сказал я значительно.

Она помотала головой.

— Ни за что!

Я через окно смотрел на старика, у того в глазах мелькнул ужас, но мы, мужчины, умеем держаться, и голос его прозвучал хоть едва слышно, но твердо:

— Мириам… оставь нас ненадолго.

Она сверкнула глазищами, однако поднялась, еще раз посмотрела зло и с подозрением, но вышла из комнаты. Я через окно протянул к умирающему лапу. Старик вздохнул и закрыл глаза. Я осторожно коснулся его груди перепончатой пятерней, ничего не ощутил, попытался нащупать в себе ту струнку, что делает паладина еще и врачевателем ран.

Он открыл глаза и уставился на меня с немым изумлением.

— Что случилось? — проговорил он с трудом. — Боль ушла… но я еще жив.