Марина Колесова - В плену королевских пристрастий

— Вы лучше, лучше подарили, — смеялась Алина, — Зачем мне здесь брильянтовое ожерелье? Мне Ваш подарок гораздо нужнее. К тому же я знаю, с какой любовью он сделан, — ее глаза искрились от счастья.

— Ах ты, дитятко, мое любимое, деточка моя ненаглядная… — улыбался он ей в ответ, — да за одну улыбку твою я готов тебе сто таких подарков сделать, девочка моя дорогая, — и тут же спохватывался, — Алина, прости, запамятовал я про девочку-то…

— Дорогой девочкой можно, — улыбаясь, разрешала Алина, — и любимой тоже… просто девочкой нельзя. Меня отец-настоятель, например, часто девочкой его любимой зовет, мне нравится.

Из плена воспоминаний отца Стефана вырвал звук открывающейся двери. В сторожку вошла улыбающаяся Кэти:

— Отец Стефан, а я исповедовалась и причастилась сегодня. Меня сам отец-настоятель причастил, и крестик мне новый подарил. Вот, — Кэти, приподняв рукой цепочку на шее, показала ему большой красивый серебряный крест.

— Я очень рад за тебя, деточка, — отец Стефан, ласково улыбнулся, — это замечательно. И еще я очень рад видеть твою улыбку. На моей памяти ты впервые стала улыбаться.

Улыбка вдруг резко погасла на лице Катарины, она шагнула к отцу Стефану и прерывающимся шепотом сказала, — я должна… должна Вам сказать… потом я вряд ли смогу… я знаю, что Вы возненавидите меня, но я не хочу больше скрывать это от Вас… Вы неправильно думаете обо мне… Вы очень добрый… очень… и мне очень стыдно, что я так долго морочила Вам голову, но я не могла признаться, у меня не хватало сил… мне было страшно потерять единственное, что поддерживало меня здесь: Ваше доброе отношение и еще сестер-монахинь… но им, наверное, у меня так и не хватит сил признаться… — Кэти всхлипнула и залилась слезами.

Отец Стефан молчал и не пытался утешить, понимая, что сейчас его ласка будет неуместна. Поэтому просто ждал.

Наконец Кэти отвела руки от лица, глубоко вздохнула и на едином дыхании выпалила: — Это из-за меня чуть не умерла моя мать, а ее ребенок умер. Я ревновала отца к ней и занималась колдовством, чтобы ее убить. А сюда она меня привела, чтобы спасти от гнева короля и моего отца.

— Это все? Или еще что-то сказать хотела? — тихо спросил он.

— Все.

— Ну и как, на душе полегчало?

— Ну да… наверное… — растерянно проговорила она.

— Вот и славно. Ты большое дело сделала. Ты не только на исповеди покаялась, ты даже мне не побоялась признаться. Скрываемый грех он власть над тобой имеет, да и другие к себе как магнитом притягивает. А признался и все… нет над тобой его власти.

— Вы ненавидите меня теперь?

— Ну что ты, деточка… Ненависть вообще мерзкое чувство и лучше чтоб его никогда в душе не было, это — раз. А два это то, что тебя можно было бы осуждать, если б ты и дальше все скрывала, а раз ты раскаялась, и даже сама без принуждения призналась во всем, то тут тебя даже осудить и то не за что, не то что ненавидеть.

— Так это меня сейчас никто не принуждал, а дома меня ведь практически за руку поймали за этим… Меня же спасло только то, что матушка вступилась и увезла меня… — Катерина вновь расплакалась, — а ведь если б не поймали, может, я бы и не созналась вообще никому и никогда… Ведь это я сейчас понимаю, на что свою душу этим обрекла бы, а тогда мне даже такие мысли в голову не приходили.

— Вот видишь, как хорошо, что ты теперь все это понимаешь… Прекращай плакать, — монах подошел и ласково обнял ее, — Очистилась от скверны и вперед теперь иди, не надо назад оглядываться. Назад оглянуться не помешает лишь для того, чтоб на будущее выводы сделать и греховных дел не совершать более.

— Вы не прогоните меня теперь?

— Глупенькая, как же я могу тебя прогнать? Неужели ты думаешь, что мне приятнее было бы и дальше жить рядом с лгуньей, а теперь, когда она раскаялась в этом, я предпочту ее выгнать? К тому же тебя ко мне отец-настоятель определил. Он, как я понимаю, с самого начала все про тебя знал. А его слову здесь никто не перечит. Так что не бойся. Никто тебя не прогонит и не обидит. Вон иди яблочко съешь, я тебе принес.

— Спасибо… только не заслужила я совсем никаких угощений, — Кэти потупила голову.

— Заслужила, дитятко, еще как заслужила… — отец Стефан ласково погладил ее по голове, — Иди, скушай яблочко, порадуй старика.

— Вы такой добрый отец Стефан, — Кэти впервые за весь разговор осмелилась заглянуть ему в глаза, — Спасибо Вам. Я с удовольствием его съем.

— Кушай на здоровье, деточка, — улыбнулся он ей и вышел из сторожки.

Отец-настоятель стоял у окна своей кельи и размышлял. Он был очень рад, что Алине удалось сделать то, чего он безрезультатно пытался достичь все это время. Катарина искренне раскаялась. Огорчало его лишь то, что целью своей теперь девочка, очевидно, поставила не заслужить любовь Бога, а добиться расположения Алины. Все это грозило большими проблемами как одной, так и другой.

В это время в дверь его кельи постучали

— Отче, можно? — отец-настоятель узнал голос Алины.

— Входи, моя радость.

— Никак, Отче, Вы о нас с Катариной размышляли? — спросила, та входя.

— От тебя ничто нельзя скрыть, девочка моя любимая, — улыбнулся он, ласково беря ее за плечи, — Конечно о вас.

— Она не видит Бога, Отче, и мешаю ей я… Но если я брошу ее, она даже пытаться увидеть его не будет… Замкнутый круг какой-то и выхода нет.

— Выход есть всегда… а в данном случае даже не один. Первый и самый простой: оставляешь ее здесь у матушки Калерии. Я могу сказать, что это я не отпустил ее. Она поплачет, помается, но привыкнет, а дальше посмотрим, может через пару лет, и заберешь ее. Второй. Жестко контролируешь сама, причем именно жестко. Ее жизнь при тебе должна стать более суровой, чем в монастыре. Ты должна стать не другом, а суровой надсмотрщицей, контролирующей каждую ее мысль, каждый ее вздох и строго взыскивающей за любую провинность. Ты должна показать, что не ты решаешь, за что взыскивать, а за что нет, ты лишь исполняешь волю Его, ты всего-навсего проводник.

— Мать Калерия в ином обличии, — грустно вздохнула Алина.

— Мать Калерия не просто так сурова была, она знала, к чему потакание страстям приводит, и боялась всегда этого… правда и в этом меру надо знать, а то недолго, как и она в другой грех впасть, но то не о тебе сказ. Осуждать ее никогда не надо было, тогда б и сущность ее прикидывать на себя б не пришлось, — усмехнулся он ей в ответ.

— Когда, то было-то… к тому же смысла не вижу так Кэти контролировать.

— С демонами не шутят, Алина. А в данной ситуации один твой неосторожный шаг, и ты станешь ее кумиром, уже не заслоняя Господа, а полностью затмив его. Хочешь?

— В любом из этих двух вариантов, любовь Господа ей не разглядеть. Лишь страх перед ним. В ее случае и это, конечно, не самый худший вариант, но я хочу найти другой.