Райдо Витич - Обитель Варн

окружающая вас природа обретут иное значение, раскроются в полной мере, с иной,

неведомой вам сейчас стороны. Вы прозреете, все органы чувств обострятся. Вы

сможете переноситься на любое расстояние. Сумеете познать суть вещей. Поймете, о

чем говорит ветер с листвой. Научитесь передавать свои мысли и слушать чужие. Вы

сможете без усилий воздействовать на любого человека, на любое существо… к

своей выгоде. От вашего голоса и взгляда будут млеть первые красавицы самых

благородных семейств, самых знатных салонов в любой части этого мира. Однако

есть одно `но', что подтолкнуло меня на сотрудничество с вами, Бэфросиаст.

Придет время, и этот мир станет для вас тесен.

Голос Роберта завораживал Бэф, мутил сознание и манил в неведомую, волшебную

страну, в которую уже верилось, которая уже грезилась юному графу. Он плыл к ее

берегам не чувствуя, что граф приблизился к нему почти вплотную, навис,

вглядываясь в расширенные зрачки:

— Ты займешь мое место, и я смогу уйти. Ты достоин стать вожаком больше, чем

Юзифас. Бойся его, он мстителен и тщеславен, впрочем, тебе он не страшен. Я буду

с тобой, пока ты не наберешь силы и достаточных знаний. Обучу всему что знаю,

сам отведу домой. Ты не будешь столь уязвим, как юные Варн, потому что сразу

родишься вожаком. Забудь все, забудь, оставь воспоминания на долгие годы, что

ждут тебя впереди: путешествия, исследования, свободная жизнь воистину

свободного существа. Расслабься, закрой глаза. Это не больно, ты просто заснешь

человеком, а проснешься Варн. Легким, как пух, быстрым как молния, сильным, как

тайфун и холодным, как воды Ледовитого океана. Твое сердце покроется льдом и

замрет. Но это совсем не больно.

— Он превратил меня в Варн. Я спал неделю, а когда проснулся, мир вокруг

изменился. Юзифас увидел меня, понял, что произошло, и попытался убить, пока я

не окреп, но я без труда его победил. Он ушел ни с чем, пообещав отомстить и мне,

и Роберту. Мы посмеялись. Впервые я не чувствовал боли, страха, неуверенности. Я

словно был везде и нигде, видел совершенно четко и ясно на все триста шестьдесят

градусов. Руководил своими мыслями, телом, окружающими предметами. Летал по

ночам и наслаждался полетом. Мог не спать, не есть — забыть о том, и не

чувствовал дискомфорта. Отец, единственный, кто не заметил перемен во мне, он

вообще ничего не заметил. Я сам пришел к нему в лабораторию, чтоб сказать все,

что о нем думаю. Меня уже ничего не сдерживало, я помнил о долге, уважении к

родителям, но не понимал смысла в том. Отец был возмущен и попытался поставить

меня на место обычной оплеухой. Зря. Его нектар был противен и скуден, но я не

побрезговал им. Слуги и гости разбежались, как только обнаружилось тело хозяина

замка. В замке стало пусто и тесно. Я попытался возродить маму, но ее тело уже

истлело. Единственное, что меня еще держало в замке, это надежда увидеть Софи.

Роберт мне уже многое рассказал, многому обучил, и я понимал, что надежда тщетна,

но человеческое упрямство еще не выветрилось из меня. Я ждал, искал и нашел.

Ничего в том существе, что встретил, не напоминало о хрупкой, милой Софи. Она

превратилась в злобное, тупое животное. Мне пришлось убить ее, как и

предсказывал Роберт. Это было единственно верным шагом. Лучше умереть, чем жить

в таком низком, отвратительном состоянии. Тогда я и поклялся, что найду Юзифаса,

и отомщу за то, что он погубил юную красавицу, невинную девочку… Потом наш

замок забрали за долги, и Роберт привел меня сюда. Я часто бывал в родных краях,

бродил по залам, в которых вырос. Долгое время замок пустовал, о нем шла дурная

слава, и люди боялись его занимать. Но пришло время, его реконструировали,

превратили в музей.

— Скучаешь?

— Нет, — засмеялся Бэф. — Я так понимаю, ужинать мы сегодня не будем,

насытимся мемуарами?

— Нет! — взлетела Лесс, — Хочу есть!

И полетела к окну, слыша за спиной беззаботный смех Бэфросиаста:

`Обожаю, когда ты смеешься'.

`Только не улетай далеко, а то смех сменится рычанием'.

Лесс беспечно рассмеялась и направилась к лабиринтам городских улиц.

Охота была удачна. Сородичи задиристы и насмешливы.

Обычный день канул в бездну времени столь же неприметным, как и множество других

дней.

Лесс вылизала ноготки, сыто щурясь на вожака, прижалась к его груди, уткнувшись

носом в шею, и засопела. Покой, рожденный близостью Бэф, моментально сморил ее.

— Игнат, ну, Игнат… — подгоняла телефонные гудки Алиса, зорко поглядывая

вокруг. Свободная минутка, что выдалась на ее счастье, имела относительное

значение: в любой момент мог нарисоваться Тропич и дернуть курсантку на

очередное занятие.

Нет, она не против, но ей очень, очень хотелось услышать голос Игната. За два

месяца в учебке она так ни разу и не смогла дозвониться до него, и сильно

скучала. Эту вполне понятную тоску не выветривали даже жесткие системы

прохождения тоннелей, стрельбы и увечья от занятий по овладению приемов ближнего

и дальнего боя. Сержант крепко взялся за нее и прессовал сильней Стокмана, но с

умом и для ума. За то Алиса на него зла и не держала, слушала и безропотно

выполняла его порой глупейшие приказы. Она научилась владеть собой, сдерживать

эмоции, но чувства к капитану, как назло, не поддавались контролю.

— Черт! — увидев Тропич, скорчила несчастную рожицу девушка и пригнулась,

почти сровнявшись в своей зеленой форме с кустами за столовой. Но смысл —

сержант по зоркости глаз и нюху любому ирокезу фору даст, да еще и лекцию

прочтет. Наставник!

Тропич остановился спиной к кустарнику и девушке и обычным ровным голосом робота

— переводчика приказал:

— Курсант Лиса, ко мне.

Алиса вздохнула, мысленно послав сержанта вслед за телефонными гудками, и сложив

трубку, сунула ее в карман, шагнула к Тропич.

— Курсант Лиса прибыла по вашему приказу, — вытянулась перед служакой,

скопировав его невозмутимо-равнодушное выражение лица.

— Время?

— 9.14, - хорошо запомнила, который час высветился на дисплее телефона.

— Что у вас назначено на это время?

— Стрельба.

— Начало занятий?

— 9.15.

— Почему вы еще здесь?

— Оправлялась.

— В следующий раз придумайте более правдоподобную ложь. До ангара бегом ма-арш!

— Есть! — чтоб тебя!

Сталеску развернулась и трусцой направилась к тиру. Тропич понес свое

невозмутимое лицо за девушкой, шаг в шаг с ней переставляя свои крепкие ноги.

Бум-бум — забились ботинки о посыпанную гравием дорожку — еще один раунд

учебного процесса, еще один круг адских тренировок.