Кейт Ивен - Кварталы Нелюдей

— Она — не ты, Кейн, — Тигр опустил взгляд к моим рукам, которые сжимал в своих, и потом с горькой полуулыбкой снова посмотрел мне в глаза. — Жаль, что мы тогда на первом свидании поругались с тобой. У нас наверняка что-нибудь получилось.

Моё лицо перекосилось от изумления до такой степени, что Ник рассмеялся и порывисто прижал меня к себе. Я не стала ему мешать, не могла, не хотела, но…

— Дураком я, наверное, выглядел тогда, на маскараде, когда не узнал тебя? — прошептал рыжеволосый парень над моим ухом.

А я перерывала душу, выворачивала её наизнанку, пытаясь найти этот странный огонёк тревоги…

— Нет, вовсе нет, — рассеяно ответила я. — Просто странно было, как ты ко мне относился… непривычно, то есть… Как будто…

— Я всегда мог и могу к тебе так относиться, — шёпотом возразил Тигр. — Будешь ли ты Лэй или Вэмпи Второй из Круга Поединков — неважно.

Он мягко поцеловал меня в висок и наверняка ощутил ненормальную частоту моего пульса.

И огонёк тревоги перерос в пожар.

— Совсем неважно? — я не нашла ничего лучше этих слов.

Ну и дура. Такой романтический момент…

— Совсем. Я люблю тебя такой, какая ты есть, Кейрини Лэй Браун. Маскарад и наши с тобой прогулки по кладбищу очень ясно дали мне это понять, — с каким-то оттенком горечи прошептал Никита.

«Я люблю тебя такой, какая ты есть, Кейрини Лэй Браун»…

Эти слова оглушили меня как набат.

Такая, какая я есть…

Меня принимал Итим… такой, какая я есть.

… Итим…

Сердце в груди ёкнуло, дёрнулось, и свежая рана вновь открылась, начала кровоточить.

И призрак тщательно смытого с кожи «Dark dream» защекотал ноздри, как ещё недавно — аромат роз. А потом заполнил рану на сердце, перемешался с кровью и стал жечь калёным железом, чтобы никогда, никогда не зажило…

Я поняла, что не могу вдохнуть. Что запах этой проклятой «Тёмной мечты» заполнил мои лёгкие и не хотел выходить наружу вместе с выдохом. Он хотел делать мне больно.

— … Ни слова больше об этом, — сглотнув, приглушённо, с хрипотцой от боли в горле, прошептала я и отползла от Тигра.

— Что случилось, Кейн? — в его голосе тихой струной зазвучала тревога.

— Ни слова больше ни о какой любви! — бессилие оплетало меня своим саваном. Бессилие что-либо делать или чувствовать, бессилие думать или желать.

— Но…

— Без но!!! — грубо оборвала я Никиту, вставая на ноги.

В левой половине груди странно покалывало.

— Ты не любишь меня, — прошептала я, тяжело опираясь о стол и невидяще глядя себе под ноги. — Если хочешь лгать насчёт этого себе — пожалуйста! Но не мне! Не надо этого… — воздух входил в лёгкие с неохотой, сердце, ощущая впивающиеся в него иглы, то и дело неприятно замирало. — Не надо этого… больше… не надо… Только не так.

Мне казалось, что сердце вот-вот остановится, что ему надоест вот так постоянно дёргаться и оно замрёт. Навсегда. Пальцы, лёгшие на грудь, подёргивались от ужаса. Одна только мысль, что вот этот вот живой моторчик, пульсирующий и перекачивающий кровь по моим жилам, сейчас остановится, приводило меня в состояние полустраха-полуступора.

— Что я сделал не так? — рыжеволосый парень тоже поднялся на ноги и сделал шаг в мою сторону. — Почему ты вдруг так изменилась в лице?

И дьявол с богом мне свидетели, что я не пережила бы каких бы то ни было разборов отношений. Выяснений, кто прав, а кто нет да что и почему… Только не сегодня, пожалуйста…

Когда я нашла и потеряла Итима… Нет, не надо.

Игла так круто вошла в моё сердце, что дыхание пересеклось.

— … Проваливай, Никита Сандерс, — бессильно прошептала я, стискивая футболку у себя на груди и тяжело склоняясь над кухонным столом. — Ради всего святого, проваливай и никогда больше не говори мне ни о какой любви.

Тигр развернулся и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. А я далеко не последний раз за всю свою жизнь подумала: а првильно ли я поступаю?

Пронзительнейший визг будильника разбил мои сны. Просто расколол на куски и бросил куда-то вниз, в ничто. А меня — грубо вырвал в реальность своим мерзким, сводящим с ума звоном. Казалось, будильник просто прыгает на месте, и все пружинки и шестерёнки его механизма бьются о стенки. А он прыгает всё чаще и злостней…

В первый момент мне захотелось вопить от негодования, да и для того, чтобы заглушить эти пронзительные трели. И если б я открыла рот, то обязательно заглушила их.

А заодно разбудила половину Роман-Сити.

Но вместо распевания утренне-петушиных сонат я, не особо задумываясь, схватила подпрыгивающий на тумбочке будильник и отправила его в распахнутое окно. Звон стих, но сон, мой невообразимо приятный сон был утерян навсегда. А самое обидное, ни в тапочке, ни в углу его не найдёшь.

Не такая эта вещь, что где-то валяется.

Рядом со мной, как ни в чём ни бывало, посапывала Ким. Удивительно, что брюзжание моего старого «петуха-металлиста», её не разбудило. Кажется, эта проклятая звоноконструкция теряет свою прежнюю хватку.

А ты же швыряла его о стену всего-ничего: в течение восьми лет!

По-правде говоря, десять минут я, усердно тря глаза и пытаясь не уснуть, вспоминала, с каких чертей Жаниль вообще пребывает у меня под боком. Потом ещё пять ушло на то, чтобы догадаться, в связи с чем я выставила летучий будильник на девять утра.

Напрасная трата времени. У меня б спросила.

Но я до всего дошла самостоятельно и, вспомнив, что меня сегодня забирают новые… хм, «родители», вылезла из-под одеяла.

Всё пережитое легло на меня тяжёлым камнем. Чуть согнуло плечи, чуть омрачило солнечный свет… Но не было больше ни боли, ни отчаянья

— одна тоска. После сегодняшней истерики Даладье уже не казались мне крупномасштабным Армагеддоном. Кажется, я просто смирилась. А следовательно, приезд Крепкого Орешка под кодовым прозвищем Уиллис можно отменять…

В конце-то концов, ты всегда можешь вернуться обратно в приют! Стоит только грохнуть старинную вазу династии Дзынь о голову любимого чухуа-хуа миссис Даладье. Кроме того Никита…

… Ник…

Сердце болезненно ёкнуло. Так, что пресеклось дыхание.

… Итим…

Уронив голову, я сделала шумный вдох ртом, и исподлобья посмотрела в окно, такое яркое от солнечного света.

Итим и Никита. Одного, кажется, я люблю, другой, кажется, любит меня.

Сердце скрутилось, словно чьи-то грубые руки выжали его, как половую тряпку.

Один для меня недоступен, а второй нужен только как друг.

Взгляд переместился с оконной рамы на туалетный столик. Там сидела Скарлетт. Подарок Винсента Кровавого, Графа из Братства Чёрной Розы, любовника Ирбины, Герцогини и Принцесы в одном лице.

Не отвлекайся. Ты чего-то там о Тигре и Князе…

Я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра. Хорошо? Я буду думать только о Даладье и тогда, возможно, больно не будет.