Лилия Батршина - Поплачь о нем, пока он живой

— Скачи отсюда, пока не поздно, дуреха!

Вместо этого девушка, как будто выведенная из ступора его криком, подскочила к нему и одним махом отрезала запутавшиеся поводья кинжалом, схватила Смолку за их остаток, свистнула Грому и отвела обоих от схватки. "Смотри за ней", — сказала она коню, а сама бросилась на выручку Бьёрну.

— Эй, вы! — ещё издали крикнула она, сжимая в руке кинжал. — А про меня не забыли?

Один из страховидлов отделился от драки и двинулся на нее. Любава не стала его ждать, бросилась вперед сама, привычно перехватив по-боевому кинжал… Мелькнули рыжие волосы, плащ; с молниеносной быстротой ускользнув от смертельного удара, Любава оказалась за спиной у противника и, прыгнув на него, вонзила кинжал по самую рукоятку ему в горло. Страховидл захрипел, забулькал, упал на колени. Как в каком-то кровавом забытьи и азарте, девушка подхватила оброненный противником меч, выдернула окровавленный кинжал и кинулась к Бьёрну.

Он бросил на нее мимолетный взгляд, покачал головой, мол, куда лезешь?.. И неожиданно шагнул вперед, мечом вспоров противнику живот. Третий оставшийся в живых вдруг страшно заревел и со всей дури (именно дури, не силы) отбил меч Бьёрна, едва не выбив у него из руки, и ударил не ожидавшего парня в челюсть. Бьёрн снова потерял равновесие и, хорошо приложившись затылком о дерево, оказавшееся за спиной, безвольно сполз по его стволу, выпустив меч. Страховидл ощерил гнилые зубы в гадкой ухмылке и занес над Бьёрном свой меч.

— Только попробуй, — услышал он за собой и в ту же секунду почувствовал уперевшийся в его шею кончик меча. Любава, чуть наклонившись, забрала у него оружие; в этот момент страховидл резко развернулся, видимо, намереваясь выбить меч Любавы, но напоролся животом на её кинжал и осел вниз.

Девушка выдернула кинжал, бросила и его, и меч и подбежала к Бьёрну. Присела рядом с ним на корточки, испуганно прислушалась к дыханию. "Живой", — с облегчением выдохнула она и осторожно погладила его по щеке. Прижалась к груди, поддавшись мгновенному, неожиданно нахлынувшему страху и ужасу перед тем, что произошло, — ведь она впервые в жизни убила…

Бьёрн неожиданно пошевелился, приходя в себя, и, открыв глаза, потянулся рукой к затылку.

— Вот леший…

Девушка подняла голову, улыбнулась.

— Покажи-ка мне, может, перевязать надо, — проговорила она.

— Ты мне улыбаешься? — криво усмехнулся Бьёрн. — Да ещё рядом сидишь! Вот это новости… А это… подумаешь, ударился… Не впервой…

— Так саданулся, что сознание потерял, — Любава приподняла одну бровь. Покачала головой. — Покажись лучше, мало ли.

Бьёрн, видимо, был ещё не в состоянии сопротивляться, и Любава смогла забраться ему за спину, чтобы посмотреть место удара. Но едва она тронула его волосы, как Бьёрн дернулся, и Любава, улыбнувшись, начала тихонько дуть, чтобы уменьшить боль, и одновременно разобрала волосы. Под ними виднелась едва заметная ссадина без крови.

— Шишка будет, — вынесла она вердикт.

— Ох, ну уж это я переживу как-нибудь! — заверил он её и, найдя взглядом лошадь, сказал: — Ну ты и предательница, Смолка…

Правой рукой он старался не двигать.

Лошадь скромно потупила глазки и отошла в сторону.

Бьёрн взялся за челюсть, покачал головой и осторожно поднялся, опираясь рукой о дерево.

— Вот леший… — ругнулся он в очередной раз.

Любава, некоторое время наблюдавшая за тем, как он баюкает свою руку, стараясь её не тревожить, наконец решилась предложить помощь: сняла с шеи свой длинный и широкий белый платок и протянула Бьёрну.

— Может, перевязать ее? — робко предложила она и жестом показала, как именно. — Вот так, чтобы она на груди висела и не двигалась. А?

Она и сама не знала, почему её вдруг стало так волновать состояние Бьёрна, почему ей стало хотеться ему помогать, а главное — почему вдруг, в один миг у нее пропало желание с ним спорить. Нет, конечно, если он сам начнет её оскорблять, она себя в обиду не даст и последнее слово за собой оставит в любом случае, но вот самой его провоцировать да подначивать ей как-то резко расхотелось. Оттого ли, что он неожиданно предстал перед ней человеком, обычным человеком со своими болями и слабостями? Оттого ли, что свадьба уже свершилась и далее лаяться с ним не было никакого смысла? Оттого ли, что в сегодняшнем разговоре у него то и дело проскальзывал намек на откровенность, который Любава мгновенно почувствовала своим каким-то десятым женским чутьем? Любава не знала. Но ей вдруг почему-то показалось, что Бьёрн совсем не такой, каким хочет выглядеть, что в глубине души он таит какую-то особую, страшную боль, которая и делает его таким бесчувственным и едким…

Любава стояла, протягивая платок и ожидая, что на это скажет Бьёрн.

Он внимательно посмотрел ей в глаза, готовя очередную колкость, но почему-то остановился. Ощеренный дикий зверь, где-то внутри рычавший: "Не доверяй! Вообще никому, кроме себя!", вдруг пригладил вздыбленную шерсть и, вопреки всему, доверчиво вильнул хвостом и прижал уши. Бьёрн только молча кивнул головой, соглашаясь с девушкой. Любава подошла к нему и как можно более осторожно перевязала больную руку, стараясь не причинить боли, подняла её и завязала концы платка у него на шее.

— Не болит? — спросила девушка, чуть улыбнувшись.

— Переживу, спасибо, — Бьёрн не стал улыбаться в ответ, может, просто не умел? Поднял свой меч, осмотрел лезвие, обтер его об одежду одного из мертвецов и, убрав в ножны, пошел к испуганно попятившейся Смолке.

— Не бойся ты, дуреха, — отмахнулся он, поймал конец обрезанного повода и обернулся к Любаве. — Уходить надо, мало ли что ещё откуда вылезет…

— Откуда они здесь? — удивленно спросила Любава скорее не Бьёрна, а просто куда-то в воздух, подходя к коню и затягивая ослабевшую подпругу. — Они же разбойники вроде, страховидлы эти, на дорогах засады, я слышала, ставят, батюшка все сокрушался, что они торговому люду жизни спокойной не дают… Но здесь-то они откуда? Дорога-то далеко как, мы с тобой скакали сколько!

— Тот вариант, что у них тут логово, тебя не устроит? — Бьёрн вскочил в седло и, выбрав направление, где бурелома было поменьше, направился туда.

— Устроит, — Любава тоже села в седло, подоткнув платье за пояс. — Устроит, но не обрадует. И куда мы теперь?

— Куда-нибудь подальше отсюда, а там нужно отдохнуть, — бросил через плечо Бьёрн.

Они ехали медленно, осторожно, едва-едва нащупывая впотьмах путь. Любава все время сжимала рукоять кинжала: слова Бьёрна о "ком-нибудь ещё" неприятно похолодили ей спину. Отъехав достаточно далеко и попав при этом на какую-то небольшую полянку, Бьёрн остановил лошадь, и Любава так же остановилась вслед за ним.