Карен Миллер - Утраченная невинность

Эшер отбросил испачканную кровью тряпку и, шатаясь, поднялся на ноги. Но стоять самостоятельно не мог — заклинание еще пожирало его силы, и он, сделав пару неверных шагов, прислонился к стене Палаты. Сердце бешено колотилось, отдаваясь в голове ударами молота.

— У меня не было выбора. Не могу же я торчать здесь всю ночь. В Башне еще полно работы.

— Она не может подождать?

— Нет.

Гар принялся прибирать тряпки, тазик, чашку, бутылку со снадобьем, отнес все в шкаф и захлопнул дверцы.

— Знаю, насколько это тяжело, — негромко произнес он. — Но чего ты хочешь от меня? Я читаю книги Дурма. Я ищу средство, которое мне поможет.

— Читай быстрее.

— Не могу! Книги старые, Эшер, написаны они на древнем диалекте и полны неясных, зашифрованных мест! Если я переведу неправильно, если буду торопиться, то могу совершить ошибку, которая погубит тебя или меня, а может, и всех жителей Лура. Ты этого хочешь?

— Я хочу покончить с этим! — с отчаянием произнес Эшер. — Я хочу, чтобы жизнь моя шла, как прежде!

Гар повернулся к нему.

— «Прежде»? Прежде чего? «Прежде» больше нет! Есть только сейчас — с этой минуты и до следующей, и остается только надеяться, что за этот краткий отрезок времени небо не упадет нам на головы.

Эшер застонал. Чувство было такое, что кости сделаны из мела и от малейшего толчка рассыплются на кусочки. Уже много дней назад он понял, что близок к нервному и физическому истощению.

— Когда ты говорил про месяц, я думал, не так уж это и много, у меня хватит сил. Но теперь я уже не уверен. Сейчас мне каждый день кажется вечностью.

— Знаю. Прости меня, — попросил Гар. Он был подавлен чувством вины. — Слушай. Я скоро должен обнародовать новое расписание погоды. В него можно внести некоторые изменения. Растянуть промежутки между заклинаниями, чтобы у тебя было больше времени на восстановление сил.

— И у твоих дверей выстроится очередь из недовольных фермеров и прочих жалобщиков.

Гар нахмурился.

— Слово Заклинателя Погоды — закон. Если частотность выпадения дождей и снега не повредит урожаю, я могу…

— Попробуй, пожалуйста, — устало произнес Эшер. Стыдно было просить, но он чувствовал, что магия разрушает его, что тело и душа словно покрываются трещинами.

Мягкий шорох снегопадов и дождей над рельефной картой постепенно затихал. Набрав в легкие побольше воздуха и резко выдохнув, он оттолкнулся от стены и заставил себя стоять прямо.

— Ну, вот, теперь все в порядке. Тебе пора идти. Я немного выжду и пойду следом.

Гар покачал головой.

— Не в том ты состоянии, чтобы идти одному. Рисковать нельзя — вдруг заснешь, оставшись один? Уйдем вместе. Уже достаточно поздно, вряд ли нас заметят.

В другое время Эшер поспорил бы, но сейчас сил у него не было.

— Отлично, — вяло согласился он. — Ты — король. — Он даже позволили поддержать себя на ступеньках лестницы, и Гар крепко обнял его за плечи одной рукой.

В полном молчании они добрались до Башни. Гар сразу направился в свои апартаменты, наверх, а Эшер нехотя потащился к своему рабочему кабинету. Боль и тошнота почти прошли, теперь чувствовались только усталость и головокружение. Он часок поработает, и зануда Дарран не будет так придираться.

Через щель под дверью запертого кабинета пробивалась полоска света. Он распахнул ее и увидел Дафну.

— Ты что здесь делаешь?

— Из-за тебя и твоей проклятой погоды я спать не могу, — сказала она виновато и вместе с тем вызывающе. — Кроме того, работы полно. Я подумала, что ты будешь не против.

Он вошел в кабинет и закрыл дверь. Стащил куртку и бросил на вешалку.

— Нет. Я не против.

— Вот и хорошо. — Она улыбнулась, но улыбка померкла, когда Дафна внимательнее пригляделась к нему. — Эшер… У тебя на рубашке кровь.

Он глянул на грудь. Проклятие, так и есть.

— Ерунда.

— Ерунда? — Она вышла из-за стола. — С каких это пор кровь стала ерундой?

Барла, помилуй. Он слишком устал для этого.

— Даф, не суетись. Я оказался слишком близко к Гару, когда он был занят заклинанием погоды, вот и все. Я же говорил тебе, что это дело кровавое.

— Его кровавое дело. Так почему же ты выглядишь, как покойник?

— Со мной все прекрасно, — настаивал он.

Дафна шагнула ближе.

— Нет, не прекрасно. Что-то ты от меня утаиваешь.

Смотрела она так пронзительно, что взгляд ее ранил, словно кинжал.

— Прекрати, Дафна, — прошептал он. — Пожалуйста. Как ты не поймешь? Я же обещал.

Какое-то время она молча смотрела на него. Думала. Потом подошла вплотную и коснулась пальцами его рубахи, испачканной потемневшей кровью.

— Тебе надо в постель. Ты действительно ужасно выглядишь.

Эшер почувствовал страшную слабость, дремавшая боль вернулась со страшной силой.

— Нельзя. Послезавтра слушания по делу Глоспоттла, а я совсем не готов. Мне надо прочесть кучу бумаг и выписать для себя кое-что.

— Значит, я останусь и помогу, — сказала она и ободряюще улыбнулась. — Одна голова хорошо, а две — лучше.

Предложение было соблазнительным, но Эшер подумал о том, что уже поздно и сил для обороны у него почти не осталось. Если она снова начнет настаивать на том, чтобы он полностью ей доверился, то последние бастионы могут рухнуть. Тем более что он чувствует себя ужасно одиноким.

— Даф…

Она положила ладонь ему на грудь.

— Позволь мне остаться. Пожалуйста.

Он не должен… не должен соглашаться…

— Ладно, — сдался Эшер. — Но только ненадолго.

По предложению Дафны они собрали все необходимые бумаги и документы и перебрались наверх, в библиотеку, потому что там были диваны, на которых можно устроиться со всеми удобствами. Половину бумаг взяла себе Дафна, половину — Эшер, и они уселись работать.

Время шло. Он скоро забыл про «часок» и «только ненадолго». Не имело значения, что он устал, и глаза ломило от чтения. В камине весело потрескивали сосновые поленья, по библиотеке волнами расползался терпкий аромат смолы, и было так уютно, так приятно сидеть с ней в одной комнате и молча работать.

Дафна, сидевшая поджав ноги на соседнем диване, обтянутом темно-красной кожей, вздохнула, отметила ногтем место в книге, до которого дочитала, и сделает какие-то пометки на одном из листов, лежавших возле нее. Лицо ее было сосредоточенным; от усердия она высунула кончик языка, а на нос умудрилась посадить чернильное пятно. Он наблюдал за ней, и сердце сладко сжималось.

Она почувствовала его взгляд и подняла глаза.

— Что?

Эшер не решился поведать о своих чувствах и вместо этого произнес:

— Просто задумался. Кажется, я не справлюсь.

— С чем? Со слушаниями в Палате Правосудия? — Она снова склонилась над листами с пометками. — Конечно, справишься.