Дмитрий Денисов - Изначальное желание

Он мечтательным взором окинул свои творения.

— Хотелось бы.

— Тут годы работы…

— Ну, не годы. У меня ж сыновья в подмастерьях. Так мы заказ графа за три месяца сладили.

— Хорошо, — я поуспокоился, и тоже смотрел на доспехи. — А сколько у тебя, Пудила, ушло золота, дабы эти три месяца прожить?

Он задумался, нахмурил брови и поглядел на лошадку.

— Эй, Гриворыл, ты не помнишь, сколько раз мы за покупками в город ездим?

Гриворыл раздраженно заржал — мол, отстань с глупыми расспросами. Пудила долго соображал, бубня под нос и загибая мозолистые пальцы.

— Ну, наверное с тридцать гульденов будет.

— Выходит, ты заработал всего двадцать? — не поверил я.

— Э… ну… погоди. Так я еще тигли новые брал, ремешки у кожевенника, проволоку золотую… чего еще? Долголобу наконец-то гульден отдал за крышу… сынкам медяки на пряники… жене серебряк на холстину… сам пиво пил…

Я жестом прервал его размышления.

— Ты просто скажи — у тебя осталось чего?

Пудила изумленно взглянул на меня, и раболепно произнес:

— Нет.

Я приглядывался к далекой деревеньке, венчавшей вершину холма. Высокая мельница возвышалась одиноким перстом, медленно вращая широкими лопастями. Едва различимый скрип растворялся в скрипе нашей повозки. Приятный ветерок дул в лицо, навевая свежие мысли.

— Выходит, ты живешь, дабы граф твой щеголял в дорогих злаченых доспехах? Ты тратишь пятьдесят гульденов за три месяца, чтобы эти три месяца жить работать в поте лица на своего графа. А после он платит тебе те же пятьдесят гульденов за твою работу. В итоге у тебя ничего не остается, кроме мозолей да разбитых пальцев, а он получает дорогую вещь, цена которой не меньше тысячи?

Пудила смотрел на меня, как на привидение. Я покивал и продолжал:

— Вот потому-то он богат, твой граф. Потому-то у него горы золота, и всего, чего он хочет. А ты беден. Ты работаешь лишь ради того, чтобы жить. Он же живет, дабы желать. И такие как ты исполняют его желания.

— Мудрено толкуешь, Роберт, мудрено, — пристыжено загудел он. — Не думал я о таком.

— И лучше не думай, — с досадой махнул я рукой. — Лучше не думай! Не то… а, чего тебе объяснишь?!

— Чего? — встрепенулся он.

— Да ничего…

— Нет, скажи!

— Так я и сказал.

— Чего?!

— А того! — подобрался я, словно тетива арбалета. — Труд свой ценить надо. И если ты, Пудила, не сделаешь этого, то за тебя это сделают другие. Не удивлюсь, если твой граф продаст тот доспех тысячи за полторы, а то и две.

— Да кому ж он продаст-то? — не понимал кузнец.

Из моей груди вырвался усталый вздох.

— Поверь, он отчитываться перед тобой не станет.

— Так как он продаст? — ворчал Пудила, бросая на меня колкие взгляды. — Тут же герб его родовой?

— Хоть это радует, — облегченно отметил я, проводя рукой по золоченому гербу. — Но тем самым он еще дороже. Тут уже честь родовая, а она бесценна.

— Так вот! — обрадовался он.

— Но твой труд все равно многократно дороже, — настойчиво повторил я, и снова взглянул на герб. — А не будь герба, так и вовсе ничто его не остановит, если ему выгодную сумму предложат.

— Пусть так, — согласно молвил он. — Да только мне много золота без надобности. Зачем мне тыща? Куда мне ее девать? Я все равно до конца дней молотом стучать буду. А самая лучшая награда — твоя похвала. Ты от души нахваливаешь мой труд. И мне это приятно. И граф доволен останется. И все остальные. Главное — я людям благо несу. Радую их своим трудом.

— Так не благодарны они! — раздосадовано воскликнул я. — О твоем имени никто не вспомнит, когда эту вещь будут одевать!

Кузнец смущенно опустил глаза, задумался и тихо произнес:

— Ну и пусть. Бог отблагодарит.

Некоторое время мы молчали. Я смотрел вдаль, Пудила насвистывал под нос, а Гриворыл тряс хвостом и трусил. Да, я давно это понял. Я давно понял, почему такие люди верят в Бога. Для них Бог — это все, выходящее за рамки понимания. Когда мышление не может найти выход, то они и прибегают к подобному образу. К тому, кто решит все их проблемы. Бог отблагодарит, Бог рассудит, Бог покарает, Бог воздаст, Бог простит, Бог знает и прочее. Такими словами они оправдывают свое нежелание мыслить глубже. И дают понять проницательным, что далее мысль их не идет. Бог, и все тут! Но только не всегда он выполняет то, о чем просят люди. А люди даже не хотят задумываться — почему. И продолжают действовать старыми методами. Хотя и не подозревают, как близко стоят они от порога этой разгадки. Нужно лишь шагнуть… ведь Творец истинно существует.

Телега наскочила на кочку, и меня ощутимо встряхнуло, прервав размышления.

— Значит, Пудила, ты в Бога веришь?

— Ну да. Все мы верим, — отозвался он.

— А откуда знаешь, что он есть?

— Все знают… да и священники постоянно о нем толкуют.

— И ты им веришь?

— Ну да.

— А знаешь ли ты, каким богам поклонялись твои далекие предки?

— Вроде… солнцу… а что?

— Да нет, ничего, — отрешенно ответил я. — Ничего…

Такие темы я просто не хотел затрагивать с ним. И так все понятно — туманный расплывчатый образ всемогущего владыки, который способен на все. Да, на все…

— А здесь чего, — снова обернулся я, всматриваясь в груду начищенного железа. — Хм, да это же бахтерец.

— Ага, — гордо поддакнул он. — Бахтерец.

— Сам плел?

— Я пластинки отковывал, а плели сынки, — сказал Пудила, достав флягу. Сделал пару глотков, протянул мне. Я тоже отпил. Колодезная вода прогнала жажду и влила новые свежие силы. Я утер губы рукавом, вернул флягу кузнецу. Он продолжал:

— Долголоб еще подмог малость — от нечего делать кусочек сплел. Так гордился потом…

— Интересные пластинки, — я провел пальцами по мелким частицам доспеха. — Обычно они прямые — а твои фигурные.

— Да, повозился — будь здоров, — Пудила развернулся и бросил довольный взгляд на свою работу. От него пахло двойной гордостью: за себя, и за своих детей. — Точилом форму придавали. Представь, каждую так обтачивали. День и ночь возились — уж так им это по нраву пришлось. Три недели точили, пока все не выточили. А после еще неделю отлеживались — руки ныли. Так потом еще каждое кольцо склепывали… Но постарались на славу, молодцы. Зато красиво.

— Да, красиво, — согласился я, водя рукой по мелким пластинкам, бегущим сверху внахлест.

— В южных странах они внахлест снизу делают, — вспомнив, пояснил я.

— Слыхали, — кивнул он. — И видали. Это, наверное, чтобы ножом снизу не пырнули. Да только разницы особой нет. Если пластинки плотно прилегают, да еще нахлест тройной, то никаким ножом ты его не пробьешь. Это надо тонкий узкий нож, да еще поковыряться. В бою, разумеется, никто ждать не станет, пока до его сердца доковыряются. Вон туда еще глянь. Там пара колонтарей и юшман. Знаешь, что это?