Дмитрий Денисов - Изначальное желание

— Да, справные, — досадно кивнул он. Но в глубине его глаз я все же уловил тлевшую симпатию к противоположному полу. — Да только на втором плане они должны быть.

— Ха, это ты так думаешь, — воскликнул я с некоторым возмущением. — А себя молодым вспомни?

— Так я и работал без устали, — с гордостью выпалил Пудила. — Другое дело — девки сами ко мне бегали.

Я окинул его пронзительным взглядом и, сдерживая смех, произнес:

— Да, видать воистину твой молот могуч и тверд. Раз девки бегали-то.

Он, разумеется, не разгадал подвоха. Гордо выпрямился и прогудел:

— Говорю ж — пудовый. Оттого я и Пудила.

Я посмотрел на него, засмеялся и первым запрыгнул на скамью. Пудила завистливо почмокал, и с кряхтением взобрался следом, словно огромный неповоротливый медведь. Доски седалища жалобно взмолились под его внушительным весом, когда он опустился на место. Он повертелся, устраиваясь поудобнее, и бросил на меня восхищенный взгляд.

— Ты где ж так прыгать-то научился?

— Жизнь всему учит, — загадочно подмигнул я. — По крайней мере, тех, кто жаждет этого.

— Как-то больно ловко у тебя выходит, — в его глазах отражалось легкое недоверие. — Как будто ты пухом набит.

Я оправил собравшийся сзади плащ, вытянул ноги в надорванных сапогах, и блаженно произнес:

— Да, стараюсь. Я ж много странствую. И не всегда по людным местам. Иногда и чащами хожу, где овраги перепрыгивать приходится, иногда через горы иду. Или сквозь болота. Везде сила и сноровка требуются. А также ловкость и легкость.

— Ух ты! — восхищенно воскликнул он, вскидывая вожжи. Глухой щелчок заставил Гриворыла тронуться вперед. — А ну расскажи про земли неведомые?

— Охотно.

Так мы и ехали: болтали, смеялись, делились воспоминаниями, советами и жизненными уроками. А дорога, как символ жизненного пути, на время сблизила меня с этим простым и немудреным кузнецом. Мне было приятно общаться с ним, пусть он и не понимал многого, о чем говорил я. Но он нисколько не обижался на меня. И даже на мои острые и меткие шутки, отпущенные в его сторону. Он лишь басисто смеялся вместе со мной, и в свою очередь пытался шутить в ответ. Хоть у него и не очень-то получалось, но я тоже смеялся над собой, лишь бы не обидеть моего нового спутника. Через некоторое время Пудила достал шмат перченого сала, краюху ржаного хлеба, и мы неказисто, но сытно перекусили. Запили квасом, и дорога стала еще веселее.

Но какой бы веселой она не была, любой дороге суждено кончаться. Наша не стала исключением. Пусть она и тянется в бескрайнюю даль, но дорога и путь — разные понятия. И я с легким разочарованием ощущал запах окончания нашей поездки.

Все чаще стали встречаться придорожные таверны и постоялые дворы. Все больше попадалось указателей. А вскоре вдали появились могучие зубчатые стены и высокие башни стольного города. Они величественно приветствовали нас, издалека взирая на всякого извечным каменным взглядом. И чувствовалось в нем вековое спокойствие и уверенность былых эпох. Пускай они в глубоком прошлом. Это еще ярче свидетельствует о богатой и насыщенной истории королевства и его главного города. Это еще сильнее подчеркивает истинную суть. Ведь нынешнее, всегда есть отголосок прошлого. Всегда… Даже мы, со своими мыслями, устремлениями и желаниями. Мы, настоящие — это тот образ и те желания, к которым мы стремились в прошлом. Пусть оно и прошло безвозвратно, но, тем самым, оно ввергло нас в вечность. И дает новый шанс повторить подвиг, или исправить ошибку, ели мы таковую совершили. Главное — не забывать прошлого. Но и не переставать думать о будущем. Вот она, казалось бы простая, но с тем же и необычайно сложная формула настоящего.

Я затих и благоговейно смотрел вперед. Пахло историей. И будущими подвигами. Я улыбнулся. Мне в одинаковой степени приятно думать и о прошлом, и о будущем. И я думал.

Рядом о чем-то думал Пудила. Уж о чем именно — сказать затрудняюсь. Но он что-то бубнил под нос, оглядывался на свою железную гору, и загибал мозолистые пальцы. Глаза его внимательно и напряженно сияли. Временами он чесал голову, хмыкал, и начинал загибать по-новому. Ни о чем не думал один лишь Гриворыл, хотя, как знать. Он уверенной трусцой бодро бежал вперед, не обращая на нас никакого внимания. Эту дорогу он хорошо знал. Ощущалась его незримая радость и легкое волнение. Наверняка он жаждал завершения долгого перехода на постоялом дворе, где его ждало много корма и свежее питье.

Стены надвигались грозной тяжелой массой. По мере приближения я все выше задирал голову. И замирал. Едва не к самому небу взлетали высокие круглые башни с узкими крестообразными бойницами. Они словно олицетворяли всю высоту того замысла, что воздвиг их на когда-то пустынном месте. Они сурово и испытующе смотрели с той высоты на всех путников, что сновали у их подножия. Лишь птицы могли соперничать с ними, или иные крылатые существа. Невольно вспомнились легенды и пророчества об ангелах и демонах — воителях небес и подземных миров.

Повсюду торжественно вились королевские штандарты — золотой грифон на алом фоне. Каменные грифоны украшали башни, кованые грифоны мерцали на массивных воротах. Древний мифический орел с львиным торсом приветствовал всех въезжающих в главный город королевства.

Тракт заметно оживился. Из города и в город спешило много повозок, карет, двуколых колесниц, конных разъездов, одиноких всадников и просто пеших людей. Везли дрова, сено, овес, бочки с вином и медом, шкуры, меха, полотно, корзины с рыбой, копченые окорока и много чего другого. Мелькали чумазые углежоги и смолокуры, важные стеклодувы, веселые бондари, искусанные пчелами бортники, могучие кузнецы, пестро одетые хамовники, портные, кожевники, гончары и прочие ремесленники. Я с интересом наблюдал за ними, приглядывался, прислушивался и принюхивался. Да, недаром говорят, мол, у каждого дела свой особый запах. Но гораздо интереснее все-таки желания тех, кто занимается своим любимым делом. Ведь именно они толкают человека сделать свой выбор и чем-то заняться в этой жизни.

Под ногами сновало много бродячих собак. Они стайками окружали тех, кто вез съестные продукты, и вымаливали жалобными глазами милосердия. Иной раз срабатывало. Им швыряли то протухшие рыбьи хвосты и головы, то кости, то черствую краюху. Они накидывались на лакомства, с презрительным яростным рычанием отгоняли друг друга, вырывали особо крупные куски. Иной раз бешено дрались в клубах едкой пыли. А после снова дружно виляли хвостами, завидев новые садки с рыбой. Взирая на них с высоты телеги, я с радостью осознавал свое нечеловеческое происхождение. Так как ничем они не отличались от многих людей — жадных, слабых и постоянно ждущих подачек от того, кто много выше их.