Татьяна Нартова - Путь к океану

Я слушала мужчину вполуха, переворачивая страницу за страницей. Это была не бумага, а уже знакомая мне полупрозрачная не то ткань, не то кожа. И на каждой стороне листа размешались трехмерные картинки. Красота необыкновенная! Можно было часами любоваться просто тем, как выглядит статичный кадр в подобном исполнении, но меня просто притягивали герои съемки. Точнее, один. Боги, ни за что бы не поверила, что у этого строгого парня раньше были ямочки и кудряшки. Со временем светло-каштановые волосы превратились в почти черные, ложась сплошным водопадом, лицо вытянулось, похудело, стало резче. Но какой же он все-таки… был. На меня смотрели совершенно бессмысленные глаза карапуза, еще только начавшего ползать, а я видела насмешливые карие тысячелетнего мужчины. И при этом они были такими же живыми, сияющими, как на этих снимках. Пальцы скользили по детским щекам, по лбу, а перед глазами плыло его лицо в тот весенний день. Еще немного, и весь план полетит к чертям.

— Правда, очаровательный малыш? А вот это его мать, — Карнет ткнул в нижнюю фотографию. Я перевела взгляд, и едва удержалась, чтобы не ругнуться от удивления. Женщина, смотревшая на меня, была совершенно седой, точнее, ее шевелюра была такой же, как у меня. Правда, более ничем она на меня не походила. Совершенно. И только глаза у нее были такие же, как у сына — пронзительные, достающие до самых глубин души и при этом не злые, не продырявливающие, как у того же Гервена.

— Спасибо вам, — еще раз поблагодарила я леквера, отодвигая альбом, — Вы не будете против, если в своей книге я использую эти материалы?

— Как вам будет угодно, — в тон мне отозвался Гиаловист, бросая взгляд на небольшие часики в виде ракушки, — О, если вы хотите успеть до казни, нам надо поторопиться. К сожалению, мне сейчас некогда уделить вам достаточно внимания, но мои ребята тоже неплохо ориентируются в местных закоулках, так что они смогут вас доставить до камеры Верхеты.

— Конечно-конечно! — в который раз улыбнулась я. Тут же на пороге, как по волшебству появились двое рослых конвоиров, очень похожих на тех, что когда-то вели меня на суд. Меня даже передернуло. Только вот сейчас никак нельзя было распускаться, так что я еще раз поклонилась и поплелась вслед за парнями. За то время, пока меня здесь не было, здание суда (являющееся одновременно и главной тюрьмой) совершенно не изменилось. Все те же статуи, цветы, витражи и прочие не совсем уместные для исправительного учреждения вещи. Но хоть теперь я могла все это рассмотреть без навязчивого ощущения своей никчемности и страха. Теперь башни, вытянувшиеся вверх, колонны, сама улитка стен казались не давящими, а просто красивыми, изящными, необычными. Я лишний раз уверилась в том, что мнение об обстановке зависит не только от самой обстановки, но и от внутренних переживаний человека.

Вот меня подвели к небольшой трехступенчатой лесенке, и сердце неожиданно ушло в пятки. Насколько я помнила, за ней должен последовать небольшой коридорчик, в который выходили сразу три двери. Одна из них вела в мою камеру, и от осознания этого по телу прошел электрический разряд. Судорожно сглотнув, я преодолела препятствие, стараясь смотреть под ноги. Вспомнились жуткие туфли на шпильке и бесконечный спуск в зал заседаний.

— Эивина! — окликнул меня один из охранников, — Куда вы? Нам сюда.

Опа! По привычке ноги унесли меня к самому дальнему входу, тогда как оба леквера остались стоять у ближайшего. Ну, хотя бы Верхета сидит не там, где я раньше, и то утешает. Пришлось глупо хихикнуть и развести руками. Громадная дверь со скрипом отворилась, явив мне просторную комнату без каких-либо излишеств. Просто голые стены, даже не оштукатуренные с охапкой подгнившего сена в углу и небольшим ведерком для отправления естественных нужд. А я-то в свое время наивно полагала, что лекверы — самые гостеприимные тюремщики из когда-либо существовавших.

— Э, скажите офицер, — пришлось потянуть одного из парней за рукав, — а почему в камере у осужденной такие жуткие условия? Насколько мне известно, есть более приличные камеры даже с ковром?

— Есть, есть, — чересчур громко подтвердил тот, — Но разве эта дрянь заслуживает большего? Она убила нашего Сотворителя, и, по хорошему, не должна была прожить ни на час больше, чем он. Так что пусть скажет спасибо, что ей всего лишь отрубят голову. В давние времена ее бы сварили заживо, или ободрали всю кожу, или…

— Хорошо, я поняла, можете не продолжать, — к горлу поступила тошнота. Все-таки какие же милые существа эти лекверы! Интересно, а что ждет того, кто пошлет их ненаглядного Сотворителя куда подальше? Его просто изобьют плетьми или применят более суровые методы наказания? Додумать мне не дали. В углу кто-то завозился и из-под кучи тряпок и высохшей травы выглянули светлые глаза Верхеты.

— Ребята, можете быть свободны, — попыталась как можно спокойнее произнести я. Охранники недовольно переглянулись, но, тем не менее, вышли, прикрыв за собой дверь, — Алиса, ты меня узнала?

— Еще бы тебя не узнать! — хрипло рассмеялась андерета, — Только я не пойму, какого черта ты тут делаешь? Не то соскучилась по мне? Или решила самолично убедиться, что я сегодня сдохну? Угадала?

— Нет, — опершись о стену, ответила я, — меня Эл прислал.

— Кто? Элаймус? Ты что, его видела?

— Не только видела, но еще и разговаривала. У него с моим женихом договор теперь. Мы помогаем ему спасти тебя, а ты помогаешь мне вернуть его внука. Он сказал, что ты единственная из всех знаешь, как вынуть сущность из жемчужины. Надеюсь, Элистар мне не солгал?

— Нет. Это правда. Я только не пойму, на что вы рассчитываете. Здесь везде, на каждом шагу, охрана, на площади у эшафота вообще будет выстроено три ряда оцепления. Думаешь, что бы защитить от меня лекверов? Нет, чтобы они меня не порвали на кусочки, прежде чем к ним на поругание полетит моя голова. Вероятнее всего ее приколотят к воротам Дома Сотворителя, так сказать, в уплату за его кончину. А я ведь его не убивала…

— Я знаю, это Азули, — совсем тихо, но Верхета меня точно услышит.

— Все из-за Эла, точнее из-за ее ненависти к нему.

— Но он же ее предал.

— Он? А ты думаешь, у него был выбор? Ее бы убрали после того, как отобрали бы у него страну. Так заведено: новый глава лекверов убирает всех друзей, близких, иногда даже слуг прежнего. Дед Дэрлиана в свое время отступил от этого правила и согласился принять тех, кто присягнул ему на верность. Нас же с сестрой оставили лишь из-за ее дара и для того, чтобы контролировать всех остальных узнающих. К тому же Каэрал знал о том, как ненавидит Всевидящая его предшественника. Останься она человеком…

— А право выбора? — не удержалась я, — Кто спрашивал саму Азули, чего она хочет. Возможно, ей больше по душе была бы смерть, чем вечная жизнь в виде гибрида человека и леквера.