Татьяна Нартова - Путь к океану

— Лида! — ко мне бросилась Руалла, закрывая лицо рукавом, — Ты жива!

— Где остальные? — кидаясь в спасительные объятия подруги, прокаркала я. Горло разрывалось на пару с легкими, дышать было совершенно нечем.

— Во дворе. Давай, шевелись.

— Что произошло?

— Не знаю. Мы пытались потушить пламя, пока оно все не поглотило, но тщетно. О! Светлейший, это просто проклятие какое-то!

Мы буквально вывалились наружу, закопченные, как две селедки, мокрые, в прожженной кое-где одежде. Первое, что я увидела, была толпа из лекверов и людей-слуг. Глаза сами отыскали Виканта именно в тот момент, когда он обнаружил меня.

— Викант, — слезы полились, уже не сдерживаемые никакими преградами, — Что происходит?

— Ты хочешь знать, что происходит?! — а я-то искренне надеялась, что больше никогда не увижу Гервена в таком состоянии. Он прижимал к себе хмурую Велеру, пытающуюся вырваться. Для чего, я поняла не сразу. Но когда поняла, немедленно спряталась за спину гвардейца. Темноволосая девушка хотела добраться до моего горла, — А сама объяснить не хочешь, откуда здесь живой и здоровый Сотворитель взялся?

Взгляд заметался от одного леквера к другому. Друзья же смотрели только на меня, тогда как Мэрке целилась кончиком меча в яремную ямку Дэрлиану. Отлично, дожили! Осталось только поубивать друг друга после всего, что мы прошли. Именно об этом я и доложила остальным.

— Отпустите его, — Викант неожиданно уселся прямо на выгоревшую траву. Позади нас что-то бухнуло, спины обдало жаром и мелкими камешками. Одна из стен замка не выдержала, рухнув вовнутрь. Кто-то из слуг пронзительно закричал и заплакал. А меня окончательно парализовало. Все, теперь я точно останусь одна, как перст. Причем средний оттопыренный.

— Не важно, — только и произнес хозяин Карес-дер-Квирен, — Уже все неважно, я заслужил. И не надо так сочувственно на меня смотреть! Элаймус рассказал мне, что видел Сотворителя, выходящего вместе с Азули из того домика у моря. И сказал, что если я хочу остаться с Лидой, мне не стоит ей об этом говорить. Сам мерзавец и меня сделал таким же. Так что это не Лида должна вам давать объяснения.

— Викант, — я опустилась перед парнем на колени, — Ты не прав.

— В чем? — горькая усмешка, голова опушена, руки по инерции трут лоб, — Я был неправ, когда поддался уговорам Элаймуса. Когда лез к тебе со своей любовью, когда притащил сюда.

— Вот в этом ты как раз не ошибся.

Гвардеец непонимающе вскинул глаза, но я уже свернулась в комочек, зарываясь лицом в его волосы. Черт с вами со всеми, лекверы, люди, боги! Я просто не могу сейчас двигаться, выбирая между дорогами. Лучше пока останусь на перепутье, чтобы не сделать никому еще больнее.

— Что?

— Ты не виноват ни в чем. Полная тебе амнистия от меня, и не смей больше никогда называть себя мерзавцем или обманщиком. Это не так…

— Может, выслушаете теперь меня, — отодвигая руку элемы с мечом, подал голос Дэрлиан, — Я пришел сюда не только для того, чтобы вернуть себе Лиду. Вы все мне стали дороги, когда моя сущность была в образе Шерненса. Гервен по-прежнему мой друг, как и Викант, и все остальные. И сейчас не время для препирательств. Пока вы здесь отдыхали, я прятался в Ревет-Завер. Знаете, какая новость сейчас у всех на устах?

— Дэрлиан, не заставляй нас нервничать лишний раз, — не выдержала Велера, — Мы, вообще-то, не записывались в ряды охотников за сплетнями!

— Завтра официальное возведение Элаймуса Элистара на пост Сотворителя.

— Что?!

— Но как?

— Получается… О!

Нет, если я переживу эту ночь, значит, я бессмертная, точно. Бывший повелитель лекверов скривился, окончательно добивая всех одной единственной фразой:

— Вас всех приказано убить… И это, судя по всему, лишь первая попытка.

Я бессмысленно взирала на далекий берег реки, заросший курчавыми кустами с крупными ярко-рыжими цветами, видными даже отсюда. Водоем был глубокий, но спокойный, так что как только мы подъехали к нему, немедленно было принято решение искупаться. Конечно, это не купание в настоящей ванне, но, въевшуюся за три дня путешествия, пыль мы все же смыли. Все это время я пребывала в каком-то странном состоянии, больше похожим на анабиоз. Ни лишних мыслей, ни каких-либо чувств, словно на меня надели слишком узкий костюм, и теперь я боялась пошевелиться, чтобы он не разошелся по швам. Причем, за полной моральной неподвижностью пришла и физическая. Движения стали медлительными, ноги и руки тяжелыми, а шея поворачивалась только в тех случаях, когда глаза уже не способны были больше скоситься в сторону. Больше всего мне хотелось сейчас оказаться в тесной, темной пещере, в которую не проникал бы ни один звук. Друзья всячески старались меня расшевелить, втянуть с головой в деятельность. Что ж, я не противилась, привычно помогая ставить палатки, разжигать костер или готовить. Гервен действовал другими методами, стараясь меня поддеть или разозлить. Не злобно, скорее шутливо, а иногда снисходительно. Однако, ни его подколки, ни постоянные разговоры о ничего не значащих для меня мелочах, не могли вернуть меня к полноценной жизни. Будто мое сердце вырвали, а кровь заморозили прямо в сосудах, оставив замерзать оставшуюся плоть.

Меньше всего меня старался трогать Викант, и я была ему за это безмерно благодарна. Кажется, даже угроза скорой смерти не могла заставить меня снова смотреть на него. Чувство вины, смешанное с растерянностью сплавлялось в моих снах в жуткие картины, от которых поутру хотелось долгими часами кричать. Нет, теперь у меня не было не только кожи, я лишилась и последних мышц, и теперь во все стороны торчали нервы, пульсирующие болью. Самым страшным испытанием в эти дни стал взгляд Дэрлиана. К счастью, он большую часть времени был вне поля моего зрения. Стоило же ему появиться передо мной, как в груди начиналось невообразимое жжение, руки сами тянулись к тяжелым или режущим предметам, готовые нанести удар. Мне хотелось порвать его, растоптать, превратить его в кровавое месиво… или броситься на шею и врасти, подобно древесному корню в чернозем. От этих противоречивых желаний на глазах невольно выступали слезы. Будто во мне жило два человека с одним лицом: той, прошлой Лидой, обожавшей смеяться, Лидой из моего мира и угрюмой эивиной Мениас, которую снова обманули и заставили страдать. Первая рвалась к любимому, по-христиански прощая ему все грехи, а вторая неслась от Дэрлиана в противоположную сторону, пытаясь забыть его.

— Лида, можно с тобой поговорить, или ты все еще пребываешь отдельно от своего мозга? — Гервен. Я невольно улыбнулась, но не оттого, что мне стало легче или приятнее от его голоса. Скорее это была улыбка удивления. Так причудливо переплелись наши жизни, что из злейшего врага зеленоглазый леквер стал для меня (во всяком случае, на данный момент) лучшим другом. Он единственный не раздражал, не лил на оголенные нервы кислоту.