Элисон Бэрд - Империя звёзд

А самой ужасной тайной она не делилась ни с кем.

Она готова была влюбиться в Мандрагора. Злая ирония этой истории: принц, знай он об этом, мог бы не травить ее зельем. Если бы он не поработил ее таким образом, она бы вскоре отдала ему себя добровольно.

Отец ее заверил, что ее миссия не оказалась полным провалом. Почти все другие расы Небесной Империи теперь встали на ее сторону — такое впечатление оказала на них ее отчаянная попытка, готовность рисковать собой, чтобы предотвратить войну. А то, что ее дипломатическую попытку встретили враждой и вероломством, отвратило народы от Мандрагора и его союзников. Так что чего-то все-таки она достигла, по это мало утешало, потому что война становилась неизбежной.

Но этого было мало, чтобы успокоить чувство вины. «Я что-то в нем увидела — может быть, эхо благородства его отца, или это было его собственное — что-то глубоко похороненное хорошее. Он автор стихов Барда из Блиссона — может ли написать такие слова тот, в ком ничего хорошего не осталось? Это лишь промелькнуло и исчезло, но именно оно вызвало у меня желание ему помочь».

Даже для ее ушей это звучало жалкими оправданиями. Может быть, легче было заставить себя в это поверить, чем напасть на него — и уничтожить.

«И я выбрала этот путь из слабости?»

Она забыла советы Аны и предупреждения своих опекунов и бросилась очертя голову договариваться с хитроумным врагом. И все это было из ложной скромности, которая (Эйлия теперь сама это с отвращением поняла) была всего лишь скрытой надменностью. «Я не так уж важна, как они все думают», — говорила она себе, но при этом свое суждение ставила выше чужих. Она убедила себя, что недостойна своего положения и назначенной ей миссии, и уверила себя, что знает лучше их, что надо делать. Стоило ей только полностью поверить Аурону, Талире и Ане, и она бы никогда не оказалась на Неморе.

Тусклыми глазами она смотрела, как идет к ней по дорожке отец. Тирон казался необычно бледным, осунувшимся. Подойдя, он взял ее за руку.

— Эйлия, милая, лоананы привезли с Меры Йомара и Лорелин, целых и невредимых. Они хотели бы говорить с тобой, — добавил он негромко.

«Только Йо и Лори?»

Сердце сжалось мучительной болью, но Эйлия не могла ни двинуться, ни сказать хоть слово — она только смотрела, как идут к ней Йомар и Лорелин, медленно, и лица у них такие же изможденные, как у отца. Они остановились, молча глядя на нее, и она смотрела на них и тоже молчала. Слова были бы лишними. И все же Йомар прокашлялся и заговорил. Впервые она услышала, как дрожит его низкий голос:

— Эйлия… Дамион… он…

Печаль повисла в воздухе густым удушающим туманом. Он снова попытался начать:

— Дамион… Дамион…

— Я знаю, — сказала она.

— Я их всех убью! — кричала Лорелин. Они с Йомаром стояли вдвоем среди удлиняющихся теней сада. — Всех этих гадов, моругеев, валеев, всех их за это убью!

Йомар смотрел на дикий блеск в когда-то ясных и чистых глазах Лорелин и тревожился. В этот миг она выглядела какой-то внушающей страх незнакомкой, а не женщиной, которую он любил.

— Нет, Лори! — Он шагнул к ней, схватил за руки. Она стряхнула его пальцы. — Ты — паладин. Если ты убьешь из мести, тебе придется совершить покаяние, помнишь?

— А мне плевать! — выкрикнула она.

Он снова поймал ее за руки, и она опять задергалась, но вдруг обмякла и зарыдала на его груди — не как девушка, а как плачет мужчина — мучительными всхлипами, сотрясающими все тело.

— Послушай, — заговорил он, когда чуть миновала острота ее скорби. — Халазар уже свой долг уплатил. Вы с него получили, ты и Марьяна.

Лорелин подняла на него красные глаза.

— Мандрагор до сих пор жив. Так что помоги мне, чтобы и он заплатил свой долг. Ты теперь можешь сражаться с ним, Но, у тебя Меч Звезд. А я привезла с собой меч Дамиона — адамантиновый меч, принадлежавший королю Андариону. Он уже дважды нанес рану Мандрагору — и снова сумеет, Но, и третий удар может сделать то, что не удалось первым двум!

Йомар крепко обнял ее.

— Клянусь, Лори! Когда на Мере все будет закончено, мы с тобой вместе отправимся за ним. И вывесим его голову над дверями его же храма, пусть его подданные там поклоняются ему!

Синие глаза Лорелин встретились с его глазами, свирепыми, как пламя.

— Согласна!

С высокой ветки в кроне дерева, оба в облике птиц, Талира и Аурон смотрели, как двое молодых людей идут в сторону дворца. Потом огненная птица мысленно обратилась к Аурону:

Опасность еще не миновала, и нанесенный вред, боюсь, не удастся исправить. Мандрагор научил Эйлию пользоваться силами лоанана — силами, для которых она еще не готова, которыми она боялась пользоваться, пока была в здравом рассудке.

Аурон в образе герсинии с глазами, видящими в ночи, неловко переступил с ноги на ногу.

Но сейчас она опять в своем уме. У него больше нет на нее влияния.

Это без разницы, Аурон. Она отведала вкус этих сил и помнит, каково это — ими владеть. Кто знает, не будет ли у нее соблазна снова принять образ дракона, править стихиями, раз она теперь это умеет? Так пал сам Мандрагор, не забывай. Ана была права. Силы Эйлии всегда были опасны для нее самой, и она не может разучиться тому, чему научилась. Что будет с нею, с нами со всеми?

Аурон не ответил, и они остались сидеть молча в густеющих сумерках.

Мандрагор расхаживал вдоль парапета замка лоанеев, и плащ развевался за ним облачной тенью. Снова судьба вмешалась в решающий момент — или он сам ошибся? Был так же слеп, как Халазар?

Он слышал, что тело бывшего бога-царя повесила разъяренная толпа — на той же виселице, где раньше был Гемала. На зимбурийских базарах ходила популярная острота: «Вознесся Халазар превыше других мужей!»

— Ты знаешь, что там говорят? — докладывал один из уцелевших гоблинов, сбежавших с Меры. — Говорят, что Дамион был воистину ангелом, как верили мохарцы. Теперь жертв не будет вообще, храм оставлен, и говорят, что Заим так и планировал с самого начала! То есть он послал одного из своих слуг-ангелов на алтарь, божественной заменой человеческой жертвы, каковых больше теперь на алтаре никогда не будет. Сам Заим все отрицает, но люди цепляются за эту легенду и еще больше любят Йомара за это. Тело Дамиона никогда не достанут: слишком там глубокий колодец. Вот и рождаются слухи, что он просто исчез, ушел в высшую плоскость. Это говорит даже Фарола, слепой жрец, который его убил.

— Убийца Дамиона сказал бы что угодно, лишь бы отвести от себя гнев толпы.

— Это не так, потому что он не изменил своих слов даже под пыткой. Фарола заявил, что после нанесения смертельного удара он услышал шум, как от сильного ветра, и тело исчезло с алтаря. И в этот момент что-то слегка за дело его по лицу, так что он взметнул руки вверх, а потом ощутил это еще раз — вроде как веер из перьев, но схватить его он не смог, так как длилось это всего мгновение. Что это было, он не знает. Люди, конечно, говорят, что это были ангельские крылья, что Дамион принял свою истинную форму и улетел на небо. А полоумный послушник твердит только, что его ослепил сильный свет, от чего он закрыл глаза и забился в угол.