Элисон Бэрд - Империя звёзд

— Свидетельские показания слепца и дурачка, — вздохнул Мандрагор. — Но им поверят.

И они были в чем-то правдивы. Дамион Атариэль действительно трансформировался во что-то более мощное, в такое, чему не страшно никакое оружие.

«Этот зимбурийский жрец не убил человека — он породил бога. Если с Дамионом трудно было сладить, когда он был человеком, насколько же он теперь сильнее, когда стал божеством! Он будет жить вечно в воображении толпы.

И еще воздвигнется его святилище в сердце Эйлии и будет жить, пока она не умрет. Возлюбленный идеал, ставший еще совершеннее в воспоминаниях, — это гарантия, что никогда она не полюбит никого из живущих…»

Вдруг эта мука стала невыносимой. Он сквозь Эфир попробовал дотянуться до Аны по тонкой нити, что связывала их, той нити, что всегда так его злила. Но сейчас там никого не было, нить была обрезана — на этот раз на том конце. Наконец-то Ана предоставила Мандрагора его собственной судьбе. Как она его и предупреждала, он оказался там, где прощения уже нет. Эйлия давала ему шанс избежать войны, и он оказался недостойным этого шанса. Примирения не будет уже никогда. Простить его, замешанного в гибели ее возлюбленного Дамиона? Она бы скорее его уничтожила — и сейчас она уже может это сделать. Он сам показал ей всю полноту ее силы, даже научил принимать облик дракона. И его жалость к ней — роковая его ошибка! — позволила ей выжить здесь, в его замке, и ускользнуть от него. Единственный его шанс от нее избавиться, шанс, который она ему дала, был упущен. Когда снова встретятся он и Трина Лиа, это будут две одинаковых силы, и встретятся они на дуэли, после которой выживет только один.

Ничего не видя, Мандрагор сбежал с лестницы во внутренний двор, споткнулся и растянулся на земле. Поглядел вверх, увидел созвездие Червя с его красным злобным глазом. Выхода не было. Эйлия снова под защитой своих опекунов. Снова Камень Звезд в ее руках. Если бы только существовала действительно какая-то сила, темная первобытная сила, к которой можно воззвать, добавить ее к своей…

— Зову на помощь, — шепнул он очерченному звездами контуру.

И тут же пожалел об этих словах: они будто повисли в воздухе темным дымом, отравляя воздух и обвиняя Мандрагора. Эти слова были признанием слабости, и хуже того — веры. Веры в Валдура — не давно умершего архона, а бога валеев! Неужто он до этого дошел?

Мандрагор обернулся драконом, отбросив слабость, и несколькими взмахами крыльев улетел из замка в ночь.

Его разбудил неумолимый жар солнц. Он потянулся, понял, что лежит на чем-то твердом: на камне. Вернулся, значит, в человеческий облик.

И рядом послышался чей-то голос:

— Достойный сосуд.

Он открыл глаза, заморгал, увидев человека и по грубым чертам морщинистого старого лица понял, что тот не меньше чем на половину гоблин. Мандрагор сел и увидел, что он голый. Мантия лежала на земле в нескольких шагах от него: наверное, он содрал ее с себя, когда возвращался в человеческий вид. Почему он ничего не помнит?

Он огляделся — и не мог понять, как сюда попал. Повсюду развалины, остатки какого-то древнего города еще долоанейских времен. Развалины полузасыпаны, в нескольких лигах от них дымится вулкан — виновник гибели города.

А старик все смотрел на него, улыбаясь и кивая.

— Да, подходящий экипаж для воли моего Господина. Ты знаешь, что теперь принадлежишь ему.

Мандрагор встал. Человеческие понятия стыда и скромности были от него достаточно далеки, но что-то в ликующем взгляде старика вызвало у него желание набросить мантию. Морщинистый гоблин хихикнул:

— Э нет, поздно! Что отдал, обратно не заберешь. Ты заключил сделку и должен ее выполнить.

— Не знаю, что ты лепечешь, старик, — оборвал его принц. Но по коже пробежал холодок, хотя было тепло.

Старик махнул клешнеподобной рукой в сторону большого прямоугольного камня, на котором лежал Мандрагор.

— Ты же знаешь, что это такое? Это высокий алтарь старого храма, святилища Валдура. Его почитали здесь, его и Элнемору, еще до того, как явился твой драконий род. Давным-давно на этом камне ему приносили жертвы. И ты сейчас принес в жертву себя, но жертву живую.

— Перестань молоть ерунду, — коротко бросил Мандрагор. — Мне совершенно неизвестно, что это за камень.

«Но как я оказался здесь?» — подумал он тревожно.

— Ты боишься, — заметил старик с осуждением. — Этого не нужно. С твоей жертвой к тебе пришла великая честь и великая сила.

Мандрагор остановился.

— Сила? — переспросил он, прищурившись.

— Разумеется! — Старик показал в небо. — Даже сейчас целые армии моругеев и огнедраконов ждут твоего приказа. Ты поведешь нас к победе!

— Он правду говорит, — произнес другой голос.

Мандрагор повернулся. В развалинах стояли два эфирных образа, которых Наугра призывал в тронном зале Халазара, — Элазар и Эломбар. В бесполезном предостерегающем жесте Мандрагор взметнул руки.

— Не подходить! — крикнул он. — Наугра, это ты? Пришел угрожать мне?

— Глупец, мы пришли к тебе на помощь. Ты — наш принц, наш избранный воитель. Твои родители были самыми сильными немереями за всю историю вселенной. В тебе — кровь архонов и лоананов. Ты — средоточие величайшего плана Господина, а твои родители были бессознательными орудиями волн его. И ты победишь Трину Лиа!

— Нет, — ответил он хрипло. — Я не стану. Не буду больше пешкой в ваших интригах!

— Тогда тебя убьют — Трина Лиа и ее присные. Ты думаешь, они оставят тебе жизнь — предателю-немерею и драконову отродью? Их воины Йомар и Лорелин публично поклялись сразить тебя мечом из железа и клинком из адамантина, а голову твою повесить в твоем храме. Лоананы и херувимы готовы идти на тебя войной, и их поддерживают почти все прочие миры. Можешь подыхать, как загнанный в угол зверь, а можешь драться и победить. Выжить. Выбирать тебе. Мы тебе поможем — но ты должен объявить себя аватарой.

Мандрагор поднял голову.

— Хорошо. Я буду драться — но только за себя, понятно? И никогда — за Валдура!

Загадочная улыбка тронула губы Эломбара.

— Это то же самое, — сказал он.

А старик рядом ликующе захихикал.

Мандрагор отвернулся.

— Я согласен на ваши условия.

— Решено, — сказало видение, и в ушах Мандрагора слово это прозвучало похоронным звоном.

Уже не первую неделю шел в Мирамаре дождь, хотя и не время для него было. Немереи говорили, что так скорбь Эйлии влияет на климат. Верующие считали, что это богиня-мать горюет вместе с нею. От Аны ничего не было слышно — похоже, она скрылась куда-то со своими немереями, но старый мохарский шаман держал связь с чародеями Арайнии, сообщая обо всем, что происходило в Зимбуре.

— Многие говорят, что им являлся Дамион в разрушенном храме, — говорил Вакунга. — Они ждут, что явится небесная богиня оплакать земного бога, и тогда расцветет пустыня и исполнятся пророчества.