Элисон Бэрд - Империя звёзд

— Я думаю, что он был незаконнорожденным, как почти все сироты монастыря, — сказал он как-то Ане с невеселой улыбкой.

Ана посмотрела с интересом:

— Ну, я бы так не сказала. Твоя мать действительно не придавала значения таким мелочам, живя в диких и свободных горах, но твой отец весьма уважал условности. Не может быть, чтобы он не настоял на какой-то церемонии.

Сейчас он, шагая по широким прямым улицам города, глазел вокруг. Город казался и незнакомым, и привычным, архитектура его представляла собой смешение меранского и элейского стилей: приземистые арки и толстые колонны напоминали о большей силе притяжения на Мере, создавая контраст более обычным для Арайнии шпилям и островерхим крышам. На многих крышах сидели крылатые фигуры — быть может, ангелы и крылатые победы, столь обычные в меранских городах, но скорее — изображения волшебников древних. Как будто мелькала перед глазами какая-то возможная история Меры, в которой элейская культура не исчезла, но передала свою любовь к миру и красоте другим народам. Дамиону вспомнились элейские руины Тринисии и Маурайнии, заброшенные и заросшие, и с грустью подумалось, что и эта цивилизация тоже обречена.

Тем временем Эйлия удалилась в сады Халмириона. Обычно она старалась уйти в самые глухие уголки, где деревья росли тесно, где ручьи бежали, как хотели, а звери королевской охоты бродили свободно. Мать ее тоже любила эти уголки сада. Говорили, что звери подходили к ней и играли у ее ног, когда она здесь гуляла. Но сегодня в дикие рощи парка Эйлия не пошла, ей нужно было спокойствие. Она выбрала аллею с удобными скамейками, сверкающими на солнце прудами и гладким бархатом лужаек, со стройными кипарисами и скульптурными гротами. Она шла одна, если не считать фейрийской собаки, подарка Йомара, и еще Безни бежал за ней. Уставая, Эйлия присаживалась на бортик фонтана, где водяная дуга струилась, журча, из пасти бронзового льва. Так все красиво и так мирно, думала Эйлия, поглаживая спутанный мех собаки-имитатора. Трудно было представить себе, что армия вторжения с Меры положит конец всему этому — навсегда уничтожит спокойствие и гармонию.

В лицо Эйлии дунул свежий ароматный ветерок. Была весна, королевские сады полны цветов — магнолия, гардения, жасмин. Аромат плыл, как ладан от курильниц, наполняя сумерки чудесными запахами. Вечнозеленые кусты были подстрижены причудливыми формами — свернувшиеся змеи, птицы, кубы, шары, пирамиды. Эоловы арфы, спрятанные в зарослях, издавали странные мелодии, и они сливались с мелодичным плеском бесчисленных фонтанов и водяных часов, колеса которых отсчитывали минуту за минутой.

Спустилась ночь, прогулочная дорожка осветилась живым сиянием Арайнии: мелкими светлячками, золотыми роями вертящимися в воздухе, как ожившие искры кузнечного горна, ночными сверкающими птицами с призрачно сияющими зеленью перьями. Свет звезд и небесной арки становился ярче, серебрил деревья. Наконец поднялась в своем сапфировом великолепии Мирия. Ее свет поначалу играл отражением спрятанного солнца, потом стал обычным синим и полился вниз, преображая Арайнию.

— А, вот ты где.

Она обернулась и увидела невдалеке Дамиона.

Он подошел и сел рядом. Ему подумалось, что она здесь хорошо смотрится: принцесса мирного царства. И к тому же она красива — царственное облачение она сменила на светло-зеленое платье, вышитое цветами. Волосы все еще лежали короной, но в них были вплетены цветы. Дамион поймал себя на том, что думает об Эйлии, вспоминает ее на балу, как она плыла по залу в фиолетовом платье, и волосы уложены под сверкающей тиарой. Он тогда уставился на нее, разинув рот, как дурак, а потом в смущении отвернулся. Но она в ту ночь была совсем другой — царственно-холодной, изящной, даже прекрасной. Он всегда думал о ней с нежностью — как о младшей сестренке, которой у него никогда не было, а вот теперь она стала взрослой женщиной, и более того — принцессой. Там, на балу, он испытывал что-то вроде благоговения, нечто такое, что не позволяло вот так просто подойти и заговорить. Он печально улыбнулся, вспомнив эту реакцию. Что она могла о нем подумать?

Она улыбнулась ему своей быстрой милой улыбкой, и он улыбнулся в ответ, обрадовавшись: это была та Эйлия, которую он знал, а не ледяная богиня из бального зала или монархиня на троне.

— Привет, Дамион! А тебе к лицу это облачение. Синий цвет тебя красит, — добавила она с легким ехидством.

— А ты как, Эйлия? — спросил он. — На заседании совета ты была бледновата. Я даже подумал, не захворала ли ты.

Большие серо-сиреневые глаза Эйлии казались еще больше от залегших под ними теней.

— Ой, Дамион, я, кажется, с ума сойду. — Но говорила она вполне жизнерадостно. — Посольство из Внутренней Элдимии просило меня устроить на их земле дождь — а то у них уже которую неделю засуха. Я сказала, что не умею, а они ответили, что богиня совершит такое чудо, только они меня просят замолвить за них словечко. А если дождя не будет, я могу сказать, что богиня решила не удовлетворять их просьбу. А тут еще и Халазар — если даже рассказать народу, никто бы не обеспокоился. Они верят в меня, верят, что я все за них сделаю правильно. Хотела бы я тоже в это верить. И еще я хотела бы сделать хоть что-нибудь, чтобы заслужить ту любовь, которую они ко мне питают.

— Любовь — не награда за заслугу, Эйлия. Любовь — это дар.

Ока бросила на него быстрый взгляд и отвернулась снова. Он смотрел на нее с нежностью. Многим девушкам такой его взгляд окончательно вскружил бы голову, но не Эйлии.

— Я просто любовалась звездами. Мера восходит — вон, видишь?

Они посмотрели на серебристо-голубую звезду, поднимающуюся над кронами, — это была планета Мера, везущая своих пассажиров-людей по кругу нового беспокойного года.

— Трудно поверить, что все, что мы знали, осталось там, в этой световой точечке, — заметила Эйлия.

— А я как раз подумал, до чего она мирно выглядит. Даже представить трудно, что там вообще велись войны.

Эйлия встала, и они оба пошли по лужайкам. Луна светила так ярко, что свет казался какой-то стихией, через которую шли они вдвоем, ощутимой стихией, подобной воде. Где-то в садах пронзительно кричал павлин. А потом тихий и далекий голос завел песню, тонкую трель, которая поднималась и опускалась, поднималась и опускалась, доносясь откуда-то с темной ветки дерева.

— Кто это? — спросил Дамион. — Я часто слышал эту мелодию, но понятия не имею, что за птица поет.

— Аранийская птица, — ответила Эйлия. — Она называется аттажен.

— По сравнению с ней соловей — ворона. Они живут в неволе?

— Нет. Их пытались приручить, но неудачно. В клетке аттажен не поет.

Она вздохнула, озадачив Дамиона: сказано было почти с тоской, будто образ птицы в клетке пробудил у нее какие-то не слишком приятные мысли.