Татьяна Патрикова - Драконьи грезы разужного цвета

Меч лекаря отлетел куда-то в сторону, но его он сейчас интересовал меньше всего на свете, потому что он видел лишь голубые глаза над собой, полные застывших на ресницах искорок.

— Шельм?

— Не хочу, чтобы ты сравнивал меня с ним, слышишь? Не хочу! — в бирюзовых глубинах мелькнула ярость, но слезы на ресницах никуда не делись.

— С кем? — лекарь недоуменно выгнул брови, и в самом деле не понимая.

— С тем, другим. Я так не хотел быть похожим на него. Не зависеть от тебя, не привязывать тебя к себе, не привязываться… Так хотел, — зашептал он с отчаянием в голосе, и добавил еще тише, зажмурившись: — Но… но не могу. Я теперь даже спать не могу без тебя. Масочник, а сны больше не контролирую. Какую ночь брожу, как лунатик, и выть на луну хочется. Не могу!

Он склонился к нему, скорчился весь, словно малый ребенок, и уткнулся лбом в грудь, дыша прерывисто и часто. Такой потерянный, такой юный и…

— Глупый, — обнимая его за плечи, улыбнулся звездному небу лекарь. — Я никогда не спал с ним в одной постели. Даже в походах. Даже в лютый мороз. В лучшем случае, он позволял себе погреться у моего всегда теплого драконьего бока, да и то, куда чаще предпочитал мерзнуть. Он был драконоборцем, я — драконом. Мы никогда не были так близки, как с тобой. Только тебя я укладывал с собой и подпускал так близко, — последнюю фразу он добавил после короткой паузы и едва слышно.

Шут вжался в него сильней и лишь этим обозначил, что услышал и понял его, точнее, принял. Ставрас лежал, смотрел на изредка подмигивающие звезды и расчесывал голубые волосы пальцами, путая их еще больше, чем было до того. Но им обоим это было глубоко безразлично.

— Тебе долго собираться? — спросил Ригулти, устав любоваться небом.

Шельм отрицательно покачал головой.

— Все в кулон запихну.

— Хорошо. Тогда подъем, — объявил Ставрас и резко сел, усаживая за собой и Шельма. Глаза у того показались ему такими огромными, что перехватило дыхание, он замер, забыв, что собирался делать. Нос к носу, глаза в глаза, слишком близко, слишком прямо, все слишком.

А потом мальчишка сам потянулся к его губам. Это было уже совсем не к месту и не ко времени, но Ставрас, пусть в тысячу раз старше и опытнее, все же позволил ему дотянуться. Не смог отказать, впрочем, как всегда.

— Хватит.

— Ставрас?

— Мне кажется, ты будешь жалеть потом, — отстраняя его от себя, проронил лекарь. — Пойдем, тебе еще собирать вещи, — добавил он, как мог мягко и зачем-то, в непонятном ему самому порыве, мазнул губами по щеке и посмотрел уже строже.

Шельм все понял правильно и поднялся, позволяя встать на ноги и Ставрасу, на котором все это время сидел. Добрел до того места, где бросил меч, поднял его, спрятал в ножны за спиной и, не оборачиваясь, замер, ожидая, когда лекарь сам подойдет. Тот шагнул к нему, покосился на дворцовую стражу, сбежавшуюся посмотреть на их поединок, но уже спешно расходившуюся, и положил руку шуту на плечо, не сильно сжимая. Шельм словно бы очнулся, повернулся в его сторону и воровато улыбнулся.

— Ну, что, милый, будем теперь жить как муж и жена?

— Не паясничай! — отвесив ему звучный подзатыльник, отрезал лекарь и пошел в сторону дворца, зная, что потирающий макушку возмущенный шут идет вслед за ним.

И на что же это он только что подписался-то, а?

18.

— Шельм, что ты делаешь? — от неожиданности получилось хрипло, лекарь и сам не понял, что его так напрягло в действиях шута.

— Обнимаю тебя во сне, — отозвался тот.

— А губы твои что делают?

— Целуют.

— Шельм!

— Ставрас, — приподнявшись на локте и заглянув ему в глаза, благо оба прекрасно видели в темноте, протянул шут, — по-моему, ты стал подозрительно нервным.

— Я стал? — возмутился лекарь. — Станешь тут! Вот зачем ты поцеловал меня в плечо?

— Захотелось.

— Почему?

— Просто так.

— Раньше тебе этого совсем не хотелось, насколько я помню.

— А вот теперь хочется, — усмехнулся Шельм и начал медленно склоняться к его лицу с какими-то подозрительными, по мнению лекаря, намерениями.

— Так, хватит, — отрезал Ставрас, упираясь руками ему в плечи и отстраняя от себя. — Ты ведь понимаешь, что это не шутки?

— Что именно, дорогой? — протянул Шельм своим извечным шутовским тоном.

— Все это, — откликнулся лекарь. — Ты что, хочешь, чтобы я к тебе тут приставать начал, как раньше?

— А почему бы нет?

— Но раньше тебе это не нравилось, и ты возмущался!

— То было раньше, — фыркнул шут и высвободился из захвата его рук, садясь на кровати. — Ну, вот почему ты такой? — тоном капризной барышни поинтересовался он.

— Какой? — насторожился Ставрас.

— Вредный, противный и недогадливый.

— Ладно, про вредность и противность я понял. А недогадливый-то почему?

— Потому что, — бросил шут, и в голосе его лекарю послышалась обида, но проанализировать он не успел, потому что в этот момент Шельм неожиданно подался вперед, навалился на него всем телом и впился в губы поцелуем. Не таким, как были до него. А требовательным и жадным, словно желая разжечь что-то внутри. Не получилось. Лекарь резко перевернулся, вжимая его в постель, и перехватил руки, заводя их за голову.

— Шельм, — произнес он мягко, но смущенный и покрасневший шут, который не так себе представлял его реакцию на свой порыв, прекрасно различил в его голосе нотки усталости и смирения. — Не делай так больше. Ты путаешь отголоски эмоций от запечатления с чем-то большим. Но, поверь мне, это не оно.

— Откуда ты знаешь? — Глаза шута сузились, он уже понял, что Ставрас будет упираться до последнего, так как, искренне верит, что прав. А вот он сам верил совсем в другое. То восторженное, нежное чувство, что неожиданно проклюнулось в его душе теплым огненным лепестком, казалось, было невозможно спутать ни с чем на свете.

— Просто знаю, и все, — отрезал лекарь.

— Твое "просто" меня не удовлетворит, знаешь ли, — ухмыльнулся ему в лицо Шельм и приподнял голову, снова потянувшись к его губам.

Лекарь резко отстранился, отпустил его руки и скатился с него, откидываясь на подушки. Что-то было не так, совсем не так. Он даже предположить не мог, что это может зайти так далеко. И что теперь?

— И что теперь? — вопросил Шельм задумчиво, повернувшись на бок и подперев голову ладонью. Ставрасу просто невыносимо хотелось прикоснуться и просто почувствовать тепло его кожи, хотя куда больше хотелось поцелуев, настоящих, а не простого соприкосновения губ.

— Тебе лишь кажется, что ты чувствуешь это ко мне.

— Интересно, а Августа ты так же в этом убеждал?

— Да что же ты к нему прицепился?! — возмутился Ставрас, поворачивая к нему голову. — Я вообще ни в чем его не убеждал. Просто оставил самого разбираться со своим семейством и страной.