Елена Шихматова - Венец Бога Справедливости

— А вы? — задала она встречный вопрос, и, не смотря на то, что ей было тяжело, в упор посмотрела на него. Зору не отвернул взгляд в сторону, но заставил её вновь опустить голову.

— А что я? Я, так сказать, волею чуда перенесся во времени, и для меня с того дня прошло пять лет, я не три с лишним тысячи, так что по возрасту я тебе в прапраправнуки гожусь — не знаю даже сколько раз этих "пра". Здорово, правда? Кстати, говорят, и Беатрис в этом времени, так что вся семья в сборе.

— Она к вам не вернется.

— Ты так думаешь?

— Уверена!

Зору уже, было, занес на ней руку, но потом отпустил.

— Значит, говоришь, не вернется? Посмотрим! Если я чуть постарел после всего, что случилось, но это нам е помеха, она и так в дочки мен годилась. Но всё равно любила.

— Она вас никогда не любила!

— Да, что ты! Она тебе говорила или сама догадалась?

— И то, и другое.

Зору побледнел, он знал, что Беатрис испытывала к нему весьма странные чувства, и то была скорее смесь ненависти с презрением и страхом, чем любовь, но слышать тому подтверждение он не хотел, не мог.

— Хватит об этом! Мне пора.

— Вы постарели не от расстройств, отец, а от вполне естественных процессов старения.

Зору, уже собравшийся уходить, резко развернулся к ней, метнув на неё взгляд, переполненный злости и страха.

— Что? — прошипел он. — Откуда тебе знать?

— Я это чувствую.

— Чувствуешь! — Зору резко и неожиданно шагнул к ней и схватил за горло обеими руками. — Как вы мне надоели все, чувствующие!

О ком речь? Руфина вконец ничего не понимала.

— Посмотрим еще — станешь ли ты Богиней — для начала, знаешь ли, кое-что выпить надо, жгучее такое, терпкое.

Зору резко откинул от себя Руфина — она бессильно упала на пол — он встал и вышел. Вначале она молчала, не было слов, не только вслух, но и про себя, и лишь минут пять спустя она заплакала, не от того, что отец минуту назад душил её, а из-за того, что ей стало по-настоящему страшно, жутко: кто она такая, чтобы называть драконов, живших много меньше неё, матерью и отцом? Кто она такая, чтобы любить двадцатичетырехлетнего юношу? Тогда, в Ридане, она лишь бессознательно боялась этого, решив расстаться с ним, а теперь все страхи стали понятными. Он спешит сюда, чтобы спасти её, и она совершенно ничего не может сделать, чтобы остановить его, сказать, что она старуха в маске юности, не достойна этого, и он должен думать о ком угодно, только не о ней!..

По сравнению с Зору Руфине было много легче: она могла хотя бы поплакать, а ему всё приходилось держать в себе, единственное, что было возможно, это выместить на ком-нибудь свое зло, например на ученике или лучше сразу на том, кто обманул его.

Яромир мгновенно вскочил, когда Зору вошел в его учебную комнату, темную, поскольку стены так и остались камнями, ничем не обделанными для превращения их в часть жилища. Юный эльф затрясся как осиновый лист, если раньше образ учителя восхищал его, то последнее время что-то нет. Более того, Яромир начинал тяготиться долей, которую выбрал сам. И это ко всем кошмарам, где Фёдор Кулаев оживал и обещал отомстить и мстил за себя, под утро эльф успокаивал себя тем, что это просто с непривычки, но уж больно вписывалось это в общую картину растущего недовольства.

— Ну, что, выучил прием? — в едва сдерживаемом тоне спросил Зору — Яромир побледнел, он уже зол, а что будет дальше?

— Нет, учитель.

— Что?! — взревел дракон (злоба вылилась чересчур быстро, смекнул Яромир, значит, дело очень плохое) — Сколько это может продолжаться?! Сколько можно терпеть твое отлынивание от работы?

— Нет, учитель, я с утра…

Мощным силовым потоком Зору схватил и сдавил ему горло, приподняв над каменным полом. Юноша тщетно попытался отнять от себя невидимую руку.

— Как ты смеешь перечить мне?! Ты забыл своё место? Забыл, какое великое одолжение я тебе сделал, взяв к себе в ученики? Ты, Яромир, нагло отлыниваешь от работы, тогда как сам клялся, что будешь стараться изо всех сил. Твои слова?

— Мои, — с трудом прохрипел Яромир.

— Тогда потрудись выполнять их!

Дракон зло резко откинул ученика и, как минуту назад, поспешно вышел из комнаты. Яромир, всё еще не понимая, чем вызван гнев учителя, беспомощно лежал на полу. Понятно, что не только его неусердием, он был чем-то разозлен до того, как вошел сюда, и эльфу было страшно обидно, что виновным в том, Зору посчитал все-таки его, выместив на нем свое негодование.

Лёгкая вспышка ярости отнюдь не удовлетворила Зору, он жаждал не вспышки, а беспрерывного потока, возможность которого ему вскоре представилась.

Сейчас храм Зору представлял собой жалкие остатки былого величия. Всего несколько подземных галерей осталось от некогда запутанной огромной их сети; снаружи не было ничего, кроме руин, поросших прочным слоем растительности, к счастью луговой, поэтому леса здесь не образовалось. А внутрь вело только два тоннеля.

Дракон нервно расхаживал у небольшого люка в ожидании своего таинственного друга. Вот, наконец, дверца люка открылась с внутренней стороны, и в проходе показался Син Балскове. Заметив недовольный взгляд старого хозяина подземного дома, Син, удивился, и едва спрыгнул вниз, спросил об этом, но довольно прохладно, так, будто это его мало волновало.

— В чём дело?

— В чём дело?! И ты еще спрашиваешь: "в чем дело"?!

— Да, я спрашиваю: в чем дело, — непоколебимым голосом ответил Син.

Зору задыхался в приступе ярости. Син, напротив, сложив на груди руки, спокойно и внимательно ждал рациональных, взвешенных объяснений.

— Я тебе сейчас скажу, я тебе сейчас всё скажу! Ты что мне обещал? Что? Что я буду бессмертным, только в каком виде, господин Балскове, вы мне не сказали, теперь можете не утруждаться, я сам могу ответить за вас: в виде нетленного праха, если меня забальзамируют, если нет, то в виде бессмертных молекул, в кои превратиться при разложении мое тело!

— Что на тебя напало, Зору, ты ведешь себя, как какой-то паяц, — все тем же спокойным голосом спросил Балскове, Зору буквально лихорадило, такое отношение бесило еще больше.

— Ты спросил: что на меня напало, а я скажу тебе: прозрение на меня напало, понимаешь, прозрение.

— Насколько я вижу, оно не сочетается со здравым смыслом.

— Да что ты! Я бы посмотрел на тебя, если бы ты после всех увещеваний продолжал стареть, а это, знаешь ли, уверенная такая поступь к вечному пребыванию в Первоедином!

— Ты забываешь, Зору, что всё есть развитие, изменение и рано или поздно, ты вновь возродился бы, но в каком-нибудь другом облике.

— Да, одураченной макаки! Ты обманул меня, Син, обманул! Ты обещал мне вечную жизнь, только взял её себе. Что ты скрыл от меня? Почему я продолжаю стареть, а эта проклятая Паллида продолжает жечь меня изнутри. Где обещанное исцеление?