Марина Волкова - Ожерелье вечности

Наступившее утро застало Маню сидящей на обочине рядом с Николаем. Голова его лежала на коленях её, она гладила его лицо и волосы, зовя его по имени на разные лады, но тщетно, — Николай так и не приходил в себя.

Как страшно оказаться у черты,

Пред неизвестностью исхода.

Бессильно плачешь — молишь ты,

Страшась незримого ухода.

И горечь сожаленья и бессилья

Отравит окончательно момент,

И сколько не прикладывай усилья,

Песчинка ты среди комет…

Послышался топот копыт и скрип колёс экипажа. Возница почтовой кареты, увидев печальную эту картину, поспешил Мане на помощь. Они вдвоём занесли Николая в экипаж, предварительно проверив его состояние. Кости были целы. Они решили, что, скорее всего, ушиблена голова, поэтому он и не приходит в сознание. Возница рассказал, Мане, что Светляк не нанёс ночью вреда людям, только спалил сеновал.

Обмыв водой лицо Николая, Маня обнаружила выше лба запёкшуюся рану, перевязала её. Они вместе с почтарём уложили тюки в экипаже так, чтобы Николай не смог никуда скатиться и отправились в путь, не желая, чтобы вечер застал их в дороге. Николаю нужен был врач или знахарь. Лошади с натугой тянули экипаж в гору, поэтому ехать быстро не получалось. В состоянии Николая ничего не изменилось, Маня боялась за его жизнь, часто наклонялась к нему, слушая дыхание. Отчаяние и голод лишили её сил, она сама уже еле дышала к вечеру. Наконец дорога пошла под уклон. Маня опять начала молитву, когда экипаж вдруг остановился. Возница, открыв дверь, спросил:

— Живы? Сейчас помощь приведу, подожди.

Вернулся он не один, с человеком лет пятидесяти, одетым в монашеское одеяние, по виду отшельником. Они осторожно вынесли Николая из экипажа, причём отшельник успел осмотреть рану, озабоченно вздохнув. Расспросив, как было дело, он сказал, что Светляк тоже был у него, но намоленное место его дома не пришлось Витюше по вкусу, он не смог проникнуть даже в дом, чем был крайне раздражён и со злости спалил стоящий поодаль нужник.

— Так что удобства у меня теперь буквально на дворе, — пошутил монах, — кстати, меня зовут отец Леон, а как тебя, малыш?

— Миня, а мой товарищ — Ник. Он немой, теперь вот ещё и раненый, — взволнованно ответила Маня и с тревогой посмотрела на отшельника, не заподозрил ли он чего.

— Сходи в дом, с кровати возьми покрывало и неси сюда, — распорядился отец Леон.

Маня, обернувшись, увидела вырубленную в скале дверь с окошечком и поспешила туда. Внутри было довольно просторно, в глубине стоял грубо сколоченный топчан, широкие лавки заменяли собой всю мебель.

Осторожно переложив Николая на покрывало, мужчины понесли его в дом, уложили на топчан и пошли распрягать коней.

Маня с тревогой увидела, что у Николая появился жар, он весь горел. Она попыталась его попоить, но из этого ничего почти не получилось. От слабости и страха за него невольно навернулись слёзы, которые сразу же заметил отец Леон, пытавшийся собрать на стол скудный ужин.

— Не переживай, малыш. Всё в руках божьих. Поможем твоему товарищу. Иди, подкрепись, да и примемся за лечение.

Вошедший возница сказал, что Николая везти дальше опасно — может помереть в пути, не дождавшись помощи, поэтому его лучше оставить здесь, может, отлежится, а он утром отправится дальше. На том и порешили.

После ужина возница растянулся на лавке и захрапел, а отец Леон, хорошенько вымыв руки, святой водой стал протирать всё тело Николая. Маня с большим трудом скрывала своё смущение при этом, низко наклоняя голову, когда стыд окрашивал ярким румянцем её щёки. Наконец, томительная для неё процедура была закончена. Потом, пытаясь уснуть, Маня долго ворочалась, вспоминая всё происшедшее, опять и опять задавая себе вопрос, — что же дальше? Как помочь Николаю? За эти несколько дней он стал ей небезразличен, более того, вид его обнажённого тела всколыхнул в ней до сих пор неиспытанные чувства — восхищение перед его мужественностью и желание обнять- приголубить- пожалеть…

III.

Утро было ясным и холодным. Роса маленькими бриллиантами вспыхивала в лучах Светила на листьях и траве. Маня с удовольствием вдыхала чистый горный воздух и смотрела на окружающие горы, поражаясь необычному цвету их — разным оттенкам лилового, оттенённым то снеговыми шапками на вершинах, то лёгкой дымкой в ущельях. Отойдя подальше от пещеры, по ручью, она нашла удобную заводь, быстренько разделась и помылась. Самая большая проблема была с волосами, — их пришлось сушить, на что ушло часа полтора. Поэтому, когда она вернулась в пещеру, ощущая себя приятно свежей, ни почтаря, ни отца Леона не было. Она с тревогой поспешила к Николаю и притронулась к его лбу, проверяя, ушёл ли жар. Глаза его были закрыты, но ресницы трепетали, как будто он спал и видел сны. Маня успокоилась, — рана была чистой, температуры высокой не было, плохо только, что он до сих пор не пришёл в себя. Она с нежностью провела рукой по волосам Николая, распутывая пряди и убирая их со лба.

— Маня… — произнёс вдруг Николай.

Она быстро прикрыла ему рот, но было уже поздно — отец Леон, незаметно возникший за её спиной, сказал:

— Ты позже всё мне расскажешь, девочка, когда захочешь. А теперь посмотрим нашего болезного. Ну, что тут у нас?

Николай открыл глаза и Маня даже охнула от радости.

— Где я? Что случилось? — слабым голосом спросил Николай, переводя взгляд с Мани на монаха.

— Потом, всё потом. А сейчас скажи, как ты себя чувствуешь? — Маня всё беспокоилась.

— Голова болит и слабость. Хочется пить.

Протягивая руку к ковшу с водой, Николай заметил, что лежит под одеялом совершенно обнажённый и смущённо прикрыл ноги. Вода освежила его, в голове прояснилось, и он с интересом слушал рассказ Мани о происшедшем.

Отец Леон в это время собрал нехитрую еду — горячий травяной чай и лепёшки с сыром. Все с удовольствием приступили к завтраку. Специально для Николая Маня стала произносить слова на своём языке, попутно объясняя их значение, и он послушно повторял и запоминал их. Отец Леон разрешил ему одеться, но вставать с постели было ещё рановато, — Николая шатало из стороны в сторону от слабости, когда он попытался выйти из пещеры и осмотреться.

Когда он уснул, Маня подробно рассказала всё отцу Леону, на что он ей посоветовал не беспокоиться, ставить на ноги Николая, а там, что Бог пошлёт.

А вот вопрос Мани о причине преследования их Витюшей отец Леон пока отмёл, сказал, что только Николай знает причину. И когда слабый ещё Николай проснулся на закате, Маня и отец Леон приступили к расспросам.

Как оказалось, отец Леон верно предположил о наличии причины возникновения здесь персонажа из прошлого Николая, ведь обычный человек не может прожить жизнь свою, не задев чьих бы то ни было интересов. Так случилось и с Николаем. Витюша был его однокурсником в славные студенческие годы, ничем особым не отличался, кроме патологического стремления доказать всем вокруг свою исключительность и совершенство. Папа у него был большой начальник, внушая сыну и добиваясь от него успехов ли в учёбе, в спорте ли или в увлечениях, терпеть не мог посредственности и ждал от сына только самых высоких результатов. Бедный ребёнок был вынужден соответствовать ожиданиям отца: экстерном закончил школу в 14 лет, имел звание мастера спорта по шахматам, поступил в самый престижный ВУЗ в столице, был гордостью курса по учёбе и участию в общественных мероприятиях, хватаясь за любое дело, где можно было доказать своё превосходство. Гордыня ослепила его, сделала своим рабом. Николай же никогда не придавал значения внешней канве событий, не гонялся за престижем, довольствовался немногим, в явлениях ухватывал суть или природу явления, не размениваясь на детали. Он никому ничего не доказывал, ни себе, ни людям, был самодостаточен. И вот надо же было схлестнуться двум таким противоположностям!