Анна Гурова - Земля оборотней

Тем не менее — сейчас она стоит рядом с наглым карьяла и держит его за руку. А у него такой самоуверенный вид, как будто он высокородный тун, а не жалкая бескрылая деревенщина. Где он этому научился? Тоже работа Ильмы? И на этом он играет, хитрец!

Лоухи видела, что некоторые туны в зале заколебались. Они привыкли: если кто-то показывает силу — значит, это неспроста.

Ильма молча смотрела в глаза матери — ждала ответа. «Даже руки не дрожат, — отметила Лоухи. — Знает ведь, что я не отдам приказ принести в жертву ее „жениха“, которому она сама только что ответила согласием. Сделать так — безмерно унизить ее, а вместе с ней — и себя».

— Что ж, Ильмаринен, — хладнокровно сказала Хозяйка Похъёлы. — Дочь согласна, это хорошо. Но у нас — да и у вас, насколько я знаю, — о согласии на брак в первую очередь просят родителей. А я согласия пока не дала. Родство твое мне известно, но о твоей личной доблести я ничего не знаю. Согласия на брак не будет, пока жених не пройдет испытания — и не принесет мне свадебный выкуп!

Голос Лоухи окреп. Призрак Вяйно растаял, оставив только одно обстоятельство, имеющее значение. Кровь богов. Мать Калма желала ее получить!

— А уж если ты не выполнишь моих заданий, — продолжала Лоухи, — или выкуп покажется мне недостаточным, то не обессудь, хе-хе… Значит, ты мало что не справился — ты оскорбил Калму своими нелепыми притязаниями. И потому — как ты там сказал? — тебе придется устранить ущерб иным способом!

По залу пронесся одобрительный шум.

— Ильмаринен согласен пройти любые испытания! — зазвенел голос Ильмы. — Позволь, я назначу первое испытание, мать!

— Конечно, не позволю, — Лоухи подошла к ней вплотную. — Неужели ты считаешь меня такой дурой? Ах, Ильма! Я сама придумаю ему испытание — да такое, что он пожалеет, что родился на свет. Если он хочет медленной смерти, он ее получит…

Но Лоухи не успела ничего придумать. Ильмо снова заговорил:

— Мой выкуп и есть мое испытание. Я принесу тебе сампо — мельницу желаний, которую вы двадцать лет назад привезли в Похъёлу. И очищу Луотолу от проклятия.

В полной тишине Лоухи отшатнулась от него, хватаясь за нож. Первым побуждением ее было перерезать ему горло. Никогда еще слово «сампо» не звучало открыто в землях Похъёлы. Только ближние родичи знали о его существовании, и уже много лет никто не видел волшебной мельницы.

А Ильмо, пользуясь ее молчанием, говорил дальше. Он обращался только к ней, пытаясь убедить ее, что сампо опасно, что его надо вернуть, — а туны в зале прислушивались к каждому его слову. Некоторые из них понимали язык карьяла, а остальным звонким голосом переводила Ильма.

— Заполучив сампо, вы совершили святотатство, — говорил Ильмо. — Вы уже уничтожили собственное гнездо, а теперь разрушаете мир…

— Лоухи, как же так? — раздались голоса. — Оказывается, всё это в самом деле устроила ты?

Лоухи молча слушала, подавляя бешенство. Поздно затыкать рот карьяла — слово произнесено и услышано. Теперь как бы не пришлось оправдываться перед всем кланом за разрушение Луотолы! Много месяцев Лоухи размышляла, как поступить с сампо, и тут пришел этот мальчишка и своей наглостью спутал ей все планы. Нужно было срочно принимать решение…

— Ты действительно знаешь, как очистить Луотолу? — спросил Ильмо на языке карьяла пожилой тун.

— Да, мне подсказали боги, — твердо сказал Ильмо. — Воля богов привела меня в ваши земли, ибо Луотола угрожает всему миру, а не только вам! Я послан осушить этот отравленный источник, выдернуть ядовитую иглу и отнести ее туда, где она никому не навредит! Вернуть похищенное богам!

— Ты закончил? — ледяным голосом спросила его Лоухи.

Ильмо кивнул.

— А теперь послушайте правду! Родичи, туны клана Ловьятар, к вам обращаюсь! — зазвучал под резными сводами ее скрипучий голос. — Помните ли вы тот поход, из которого я привезла сампо? Многие его помнят, а иные в нем участвовали сами. Помните ли вы пророчество Филина о том, что сампо, источник нашего блага, будет похищено человеком из рода Калева? Сама Калма назвала мне имя вора, — Лоухи снова обернулась и выбросила перед собой руку: — Вот он, Ильмаринен из рода Калева! Тот, кто отнимет у нас сампо и вместе с ним — силу и власть. Вот он, кого я искала много лет, чтобы пророчество не сбылось и народ Ловьятар мог жить в мире и достатке. Ради этой цели — вашего блага, сестры и братья! — я отправила на его поиски моего сына Рауни. И вот этот карьяла, который сейчас говорит о всеобщем благе и восстановлении целостности, — его убил собственными руками! Застрелил исподтишка и надругался над трупом! Отрубленная голова Рауни и поныне торчит на шесте посреди его гнездовья, а тело выброшено в лес на поживу зверям! А потом, вместо того чтобы сидеть тихо в своей лесной норе, он набрался такой наглости, что явился сюда и требует, чтобы мы отдали ему сампо — сами! Неслыханное дело! А вы, вместо того чтобы растерзать убийцу и наглеца на месте, хотите отдать ему наше великое сокровище добровольно? Разве вы не понимаете, что он не сказал ни слова правды? Какое имеет значение, какие слова он плетет? Смотрите в корень — не слова, но намерения! Слов прозвучало много! Намерение же одно — забрать сампо себе!

— Вовсе не себе! — начал Ильмо, но его уже никто не слушал.

Вокруг снова поднялся крик. Туны рода Ловьятар вскочили с мест, расшумелись…

Ильмо поймал взгляд стоящей рядом с ним Ильмы и по ее глазам понял, что если до того все шло хорошо — то теперь положение изменилось…

— Сампо принадлежит роду Ловьятар! — гремел голос Лоухи. — Мы вернем его сами. Для этого я и собрала вас всех здесь! Мы напоим Калму его кровью и кровью его приспешников — и сампо вернется к нам, и мы станем еще могущественнее, чем прежде!

Шум в зале поднялся такой, что нельзя было разобрать больше ни слова…

— Эй, Ильмо, — крикнул ему в ухо Аке, — сдается мне, что нас сейчас разорвут в клочья!

— Если у тебя в запасе есть что-то еще, не тяни, — сказала Ильма с отчаянием в голосе, видя, что мать указывает рукой в их сторону и что-то кричит.

— Да, — сказал Ильмо.

Время вдруг замедлилось. Он видел искаженное лицо Лоухи и ее горящие торжеством глаза… Видел латных тунов, которые приближаются к нему, собираясь волочь на жертвенник… Видел, как клубится тьма в глазах Калмы…

Пожалуй, ждать было уже нечего.

— Ахти, — сказал он, — давай. Разорви материнский оберег.

Ахти кивнул и вытащил из-за пазухи прошитую полоску ткани. Затрещало крепкое полотно… На мгновение мелькнула замысловато вышитая полоска, густо затканная рунной вязью, — а потом раздался такой треск, словно сама ткань мира порвалась надвое. Ильмо почудилось, будто вся Похъёла, словно осенний лист, оторвалась от питающего древа и полетела куда-то, увлекаемая ветром…