Эдуард Катлас - Право на поражение

Но здесь все было проще — кружащийся с ним в танце воин даже не замечал его псевдо-ошибок. Противник видел лишь внешнюю сторону боя, наиболее очевидные движения, и даже не пытался разглядеть в этой дымке что-то действительно важное. Скорее всего — неплохой боец от природы, но которому не хватало опыта, да и реакции тоже.

Ким легко ушел от пары выпадов, тем более, что противник не старался быстро вывести бой на обострение. Каждый раз Молния оказывался чуть левее, со стороны щита, заставляя противника разворачиваться вслед за ним, а заодно и опускать щит пониже, чтобы видеть движения вора. Это было как раз то, что было нужно. В третий раз Ким вновь уклонился, после чего резким броском змеи сократил дистанцию, придерживал меч противника кинжалом в правой руке и воткнув спиногрыз в левый глаз врага.

Он понял, что острие немного не дошло до места, на которое нацеливался Ким — оно чуть расширялось и в какой-то момент лезвие становилось шире, чем глазница его жертвы. Поэтому, раньше, чем его противник начал падать, Ким чуть отклонился назад, и навалился на спиногрыз всем своим весом. Что-то хрустнуло, и кончик лезвия достиг нужной вору точки где-то у затылка жертвы. Ким выпустил оружие из рук, позволяя противнику упасть.

Трибуны, с запозданием, взревели. Только тогда, когда труп его врага уже валялся на земле. Люди просто не могли воспринять той скорости, с которой все произошло, и кричали и аплодировали скорее воспоминаниям, отпечатку боя, который запечатлелся у них в голове.

Ким, стараясь оставаться спокойным, сделал то, что сделал бы любой другой воин на его месте — начал вытаскивать свое оружие из тела врага. А так как оружие слегка застряло, ему пришлось немного пошатать кинжал, прежде чем его вытащить. Кинжал поддался и выскользнул из глазницы. А труп, валяющийся на арене, в тот же момент стал неподвластным чарам некроманта — верхний позвонок был разрушен.

Под аплодисменты зрителей Ким ушел с арены, не глядя на трибуны. Остальные бои он смотреть не стал, для него было достаточно крови и одного человека на сегодня.

Не стал на них смотреть и Виктор.

Для мага было достаточно знать, что никому из его друзей не пришлось встретиться друг с другом на арене. Оставалось совсем немного, и они были как никогда близки к замку Затворника.

Надежно укрытый аурами множества людей, а еще лучше спрятанный слабостью следящих за трибунами некромантов, Виктор ушел с трибун. У него были и свои дела, и они не позволяли отлагательств. Все нити должны были сплестись в узор одновременно.

Виктор никогда не был любителем светских бесед. Тем более, светских бесед с демонами, умершими тысячелетия назад, с теми, кого даже после смерти приходилось опасаться, и выдавливать как можно дальше от обычного мира.

Но вот — он сидел в шикарном кресле-качалке, с наброшенной поверх шкурой какого-то древнего животного, убить которого было вызовом даже для демона. Настоящей охотой, ради которой демон готов был рисковать, тратить время и усилия.

Чтобы потом, вот так, можно было небрежно бросить шкуру на кресло гостя, показывая тем самым ему благорасположение.

Сам демон сидел прямо на пшенице, почесывался, и ерзал. Было видно, что сидеть ему не вполне удобно, но, одновременно было видно, что ему это нравится. Нравится чувствовать легкое неудобство, даже самому создавать его себе. Наверное, это обостряло его вкус к жизни. Самой главной вещи, которой всегда так не хватало демону.

— Я ухожу все дальше, — спокойно сообщил демон. — И как раз сейчас я достиг той грани, когда то, что осталось в этом мире от меня, может с тобой общаться. Понимать, и надеяться быть понятым. Мне это важно. Мне важно, чтобы ты понял, что происходит, и насколько это влияет не только на ваше королевство, ваш мир, но даже на настроение древних богов.

Виктор откинулся на спинку кресла, почти полностью исчезнув в светло-сером мехе, и сказал:

— Ну, так говори, древний. Кто я такой, чтобы отказываться от понимания.

— Этот некромант. Тут все намного сложнее, чем ты думаешь. Звезды тысячелетиями выстраивались так, чтобы он появился в этом мире. Целые миры вскипали и уничтожались, чтобы предотвратить этот приход. Он лишь кукла в чужой игре, и, хотя об этом догадывается, уже давно ничего не может сделать. С тропы, к которой тебя готовили тысячелетиями, скрещивая одних и разлучая других, невозможно сойти.

— Я тоже? Тоже кукла?

— Конечно. Мы стоим на развилке путей, по которым может пойти эта вселенная. Все-все звезды, что ты видишь на небе. Не сейчас, но за сотни тысяч лет, она будет меняться. И как это будет происходить, зависит от этого некроманта. И от тебя.

— Его нельзя убить?

— Это тебе лучше знать. Можно или нельзя — это не те понятия, которыми я умею мыслить. Мне можно все. Запретов нет. Можно или нельзя тебе — это твой вопрос. Зато я знаю другое — и окончательно умерший — он сыграет свою роль до конца. Потому что все уже давно предопределено.

— Все?

Да, тут ты прав, убийца моей тени. Я скажу иначе — все пути предопределены давным-давно, еще до рождения твоего, до рождения некроманта. И лишь немногим позже, чем я осознал себя. Только пути. Но в какое-то мгновение, кто-то сильно скучающий решил, что надо оставить кое-что на волю таким существам, как ты. Как некромант. Сделать ставки и ждать, кто победит. Я не знаю ставок, но они даже больше, чем судьба вашей крохотной вселенной.

— Этот кто-то имеет имя?

— Конечно, — демон расхохотался, так, что откуда-то из пшеничной бесконечности вернулось эхо, которого просто не могло существовать. — Конечно, только я не знаю этого имени. Ты не знаешь пути богов. Ты не знаешь пути даже такой мелочевки, как я. Разница между тобой и мной ничтожна, по сравнению с той пропастью, что лежит между мной и богами. Я — букашка, которая считает, что ей все дозволено, и что она всесильна. Всего-то. За это я в свое время и поплатился изгнанием из этого мира.

— Но кто? Кто тебя изгнал?

— Я же говорю, ты не поймешь. Не пытайся. Если хочешь услышать ответ, то наиболее правдивым будет такой — я сам себя изгнал.

— Хорошо, — кивнул маг, качнувшись в кресле. — Я понял, как важно то, что сейчас происходит. Это все? Ты просто говоришь мне, что все, что я делаю, будет иметь последствия на тысячелетия вперед? Мне надо поблагодарить тебя и проснуться?

— Ты же знаешь, что ты не проснешься. Ты только что заснул.

— Только что?

— Мгновение или полмгновения назад. Ты даже еще не заснул как следует. Я ждал тебя, именно этого момента, когда я уйду далеко, а ты будешь только-только засыпать. Но еще не уснешь окончательно. В твою голову крайне трудно пробраться, вы вообще странная раса. У нас с тобой раз-другой на посидеть вот так, поговорить. Так что — не спеши.